произошло? Почему именно со мной? Невозможно понять! Не должно это
было со мной случиться, не такой я человек. Мне грозило разорение, и
ничего я тут не мог поделать. В сущности, все это проще простого. Спрос на
сельскохозяйственный инвентарь резко упал, на то были веские
экономические причины. Крупным фирмам, у которых свои крупные
магазины и вдоволь денег на рекламу, такая передряга не страшна. У них
есть простор, они могут перестроиться, как-то извернуться, смягчить удар.
А таким, как я, тесно, у нас нет в запасе ни лишних возможностей, ни
лишних денег. Моему предприятию, как и многим другим, грозил крах.
Пойми, мне совершенно не на что было надеяться. Я вел дело по старинке,
по испытанным и проверенным канонам, как до меня мой дед и мой отец. А
каноны эти говорят: если ты больше ничего не можешь продать, значит-все,
крышка. Другие, может, исхитрились бы, нашли какой-то выход, а мне это
не под силу. Делец я толковый, но у меня нет воображения. Мне не хватает
новых идей. И вдруг, ни с того ни с сего, у меня начинают возникать новые
идеи. Но они не мои. Как будто мне их внушает кто-то другой.
- Понимаешь,- продолжал он,- иногда бывает и так, что новая идея
возникает мгновенно. Ни с того ни с сего. Словно бы на пустом месте. Ее
никак не свяжешь с тем, что ты делал раньше, или читал, или слышал -
ничего подобного! Но, наверно, если копнуть поглубже, можно докопаться
до ее корней и проследить, откуда что взялось, только мало кто из нас
обучен вот так докапываться. А главное, новая идея - это почти всегда
только зернышко, отправной пункт. Может, она и хорошая. и ценная, но ее
еще надо вынянчить. Надо ее развить. Обмозговать, повертеть и так и эдак,
оглядеть со всех сторон, помучиться с нею, все сообразить и взвесить - и
только тогда вылепишь из нее что-то полезное.
А с нынешними моими находками не так. Они выскакивают
неизвестно откуда совсем готовенькие. Мне нечего додумывать. Хлоп - и
все уже в голове, законченное, отшлифованное. заботиться больше не о
чем. Бери и пользуйся. Просыпаюсь утром - а к моим услугам новое
открытие, я знаю массу такого, о чем прежде и понятия не имел. Выйду
пройтись, возвращаюсь - а в голове еще открытие. Они рождаются
пачками. Сразу эдакий букет, будто кто посеял их у меня в мозгу, они
полежали там немножко, созрели - и вот прорастают.
- И все это разные механические поделки? - спросил я.
Шервуд посмотрел на меня с любопытством:
- Вот именно, поделки. А что ты про них знаешь?
- Ничего. Знаю только, что, когда с сельскохозяйственными
машинами стало худо, вы начали выпускать всякую техническую мелочь. А
что именно - не слыхал.
Но он мне этого не объяснил. Он продолжал рассуждать о своих
странных озарениях:
- Сначала я не понимал, что происходит. А потом открытия
посыпались, как из мешка, и стало ясно: что-то тут не так. Маловероятно,
чтобы я сам додумался хоть до одной такой новинки, а тут сразу целый
фонтан. Скорее всего я вообще никогда бы ничего не придумал, у меня от
природы нет воображения и никакой я не изобретатель. Ну, ладно,
допустим, идейки две-три я еще мог бы родить, да и то вряд ли. А уж на
большее меня нипочем бы не хватило. Словом, хочешь не хочешь, а
пришлось себе сознаться, что мне помогает кто-то извне.
- Как же так? Кто?
- Не знаю. И по сей день не знаю.
- А идеями этими вы все-таки пользуетесь,- заметил я.
- Я человек трезвый, практический. Кое-кто, наверно, даже скажет
- прожженный делец. Но подумай сам: предприятие лопнуло. И не просто
мое предприятие, пойми, а родовое, его основал мой дед и я получил его от
отца. Не просто мое дело, а дело, которое мне доверено. Это совсем не одно
и то же. Когда идет прахом то, что ты построил сам,- ладно, перетерпишь:
мол, на первых порах мне все-таки повезло, начну все сызнова, глядишь, и
еще раз повезет. А когда фирма перешла к тебе по наследству, тут совсем
другое. Во-первых, позор. А во-вторых, нет уверенности, что сумеешь все
поправить. Ведь не ты положил начало, первый успех не твой. Ты пришел
на готовенькое. И еще вопрос, способен ли ты сам добиться успеха,
восстановить то, что разрушено. В сущности, тебе всю жизнь внушалось
обратное.
Шервуд умолк; в тишине я услышал где- то позади негромкое
тиканье, но часов не видел и не поддался искушению обернуться. И
чувствовал, если поверну голову или хотя бы шелохнусь, что-то незримое в
комнате разобьется вдребезги. Будто в посудной лавке, где полным-полно
стекла и фарфора и все держится на честном слове: страшно вздохнуть, не
дай бог, стронется что-нибудь одно - и все рухнет.
- А ты бы как поступил на моем месте? - спросил Шервуд.
- Цеплялся бы за что попало,- сказал я.
- Вот я и уцепился. С отчаяния. Выхода-то не было. фабрика, дом,
Нэнси, честное имя - все поставлено на карту! И я ухватился за эти самые
идеи, записал их, собрал своих инженеров, конструкторов, чертежников - и
мы взялись за работу. Понятно, всю заслугу приписали мне. Тут я ничего не
мог поделать. Не мог я им объяснить, что не я все это выдумал. И, знаешь,
может, оно тебе и странно покажется, но это-то и есть самое тяжкое: что
поневоле пользуешься почетом и уважением за то, чего не делал.
- Значит, так,- сказал я.- Родовая фирма спасена и все прекрасно.
На вашем месте я не стал бы особенно терзаться и каяться.
- Но ведь этому нет конца,- сказал Шервуд.- Будь оно все позади, я
бы выкинул это из головы. Если б мне вдруг помогли избежать разорениях
- ну, ладно. Но конца-то не видно. Как будто я раздвоился, что ли: есть
обыкновенный, всем известный Джералд Шервуд, который сидит вот за
этим самым столом, а есть еще какой-то другой, и он думает за меня. Все
время на ум приходит что-то новое, иногда только диву даешься, до чего
здорово, а иногда кажется - ну чистейшая бессмыслица! Будто из другого
мира, серьезно тебе говорю, у нас такого быть не может. Вещи, которым
нет на Земле никакого подобия и соответствия, вещи ни с чем не
сообразные. Догадываешься, что в них скрыты какие-то возможности,
прямо на ощупь чуешь: есть в этом что-то очень важное, значительное,- а
как их применить, непонятно.
И тут не только идеи, изобретения, тут еще и знание. Вдруг
оказывается я знаю такое, о чем никогда и не подозревал. Какие- то
взрывы, откровения. Никогда этим не интересовался, даже не задумывался.
Или такое, что наверняка вообще никому на свете не известно. Как будто
кто-то взял самые разные факты и сведения, сгреб в одну кучу клочки,
обрывки - вперемешку, беж разбору - и запихал мне в башку.
Он потянулся за бутылкой, налил себе еще виски. Ткнул
горлышком в мою сторону, и я тоже подставил бокал. Шервуд налил мне до
краев.
- Пей,- сказал он. - Сам тянул меня за язык, так слушай. Завтра я,
верно, стану ломать голову - чего ради я тебе все это выложил. Ну да ладно.
- Если вы не хотите рассказывать... Если вам кажется, что я сую
нос, куда не просят...
Шервуд отмахнулся:
- Ладно, не нравится - не слушай. На, бери свои полторы тысячи.
Я покачал головой:
- Нет уж. Сперва объясните, откуда они взялись и почему вы мне
их даете.
- Деньги не мои. Я только посредник. Мне их поручили.
- Кто? Ваш двойник?
Шервуд кивнул:
- Правильно. Как ты догадался?
Я показал на телефон без диска. Шервуд поморщился.
- Ни разу не пользовался этой штукой. Вот ты, говоришь, нашел
такой же у себя в конторе, а я и не знал, что у кого-то еще такие есть. Я их
выпускаю сотнями...
- Вы?!
- Ну, ясно. Только не для себя. Для этого двойника. А впрочем
(Шервуд подался ко мне через стол, доверительно понизил голос)... я
начинаю подозревать, что никакой это не двойник.
- Тогда что же это?
Он снова медленно откинулся на спинку кресла.
- А черт его знает. Раньше я думал да гадал, ломал голову, покоя не
находил - и все равно понять ничего не мог. А теперь мне плевать. Может,
есть и еще такие, как я. Может, я не один... все-таки утешение.
- Ну а этот телефон?
- Я сам его спроектировал. Или, может, не я, а тот двойник, если
только он человек. Этот телефон вдруг очутился у меня в голове, я и
выложил его на бумагу. И учти, я чертил, а сам понятия не имел, что это за
штука и для чего она. То есть, конечно, я сообразил, что это какое-то
подобие телефона. Но, хоть убей, не понимаю, каким образом он работает.
И никто на фабрике не понимает. Если верить законам физики и здравому
смыслу, то эта чертовщина просто не может работать.
- Но вы сами сказали, ваша фабрика выпускает еще уйму всяких
поделок, в которых вроде бы нет никакого толку.
- Сколько угодно,- подтвердил Шервуд.- Но там я не сам составлял
планы и чертежи, я их и не касался. А с этим так называемым телефоном
совсем другой коленкор. Я знал, что надо такие телефоны производить,
знал, сколько их понадобится и что с ними делать.
- Что же вы с ними делали?
- Переправлял их одной фирме в Нью- Джерси.
Что за чушь!
- Как же так? Значит, у вас в голове неведомо откуда берется
чертеж... что-то вам подсказывает - дескать, фабрикуй у себя эти телефоны,
а потом отсылай их куда-то в Нью- Джерси. И вы ничтоже сумняшеся
покорно все это выполняете?
- Какое там ничтоже сумняшеся. Не только сомневался, а
чувствовал себя дурак дураком. Но ты сообрази: этот мой двойник, мой
второй мозг, неведомый помощник из другого мира - зови, как хочешь,- ни
разу меня не подвел. Он спас меня от банкротства, давал дельные советы,
столько раз меня выручал. Кто же отвернется от своего доброго гения?
- Кажется, понимаю,- сказал я.
- Чего ж не понять. Игрок верит в свою удачу. Вкладчик, когда
покупает акции, полагается на чутье. Но и удача и чутье могут изменить, а
тут у меня штука верная и надежная.
Он протянул руку, взял телефон без диска, пытливо оглядел и опять
поставил на стол.
- Этот - один из первых, я давным- давно принес его домой, так он
и стоит. Все годы я ждал, но он ни разу не позвонил.
- Да ведь вам телефон ни к чему, вы и так обходитесь.
- Думаешь, причина в этом?
- Уверен.
- Пожалуй, так оно и есть. Но иногда не знаешь, что и думать.
- Ну, а эта фирма в Нью-джерси - они вам пишут?
Шервуд покачал головой.
- Ни строчки. Просто я отсылаю туда аппараты.
- И расписок не получаете?
- Никаких расписок. И никакой платы. Да я ее и не ждал. Когда
ведешь дело сам с собой...
- Сам с собой?! Так, по-вашему, фирмой в Нью-Джерси заправляет
тот двойник?
- Не знаю,- сказал Шервуд.- Ничего я не знаю, черт подери.
Столько лет это гвоздем торчит у меня в голове, и все время я пытался хоть
что-то понять, но так и не понял.
Лицо у него стало затравленное, и я от души его пожалел. Должно
быть, он это заметил. Он вдруг рассмеялся:
- Ты из-за меня не огорчайся. Вытерплю. Я что угодно вытерплю.
Не забывай, мне заплачено с лихвой. Расскажи-ка лучше о себе.
Занимаешься перепродажей недвижимости?
- Да, и еще страхованием.
- А заплатить по счету за телефон нечем.
- Можете меня не жалеть,- сказал я.- Уж как-нибудь да выкручусь.
- Чудно с вами, с молодежью. Почти никто не остался в Милвиле.
Видно, ничто вас тут не держит.
- Видно, что так,- согласился я.
- Нэнси только вчера вернулась из Европы. Я ей рад. Тоскливо
одному в пустом доме. В последние годы я ее почти и не видел. Училась в
колледже, потом ударилась во всякую общественную деятельность, потом
ездила по Европе. А сейчас вот хочет пожить дома. Надумала писать
книжку.
- Это у нее, наверно, хорошо получится,- сказал я. В школе у нее
всегда были лучшие отметки за сочинения.
- Она прямо помешалась на писательстве. Уже напечатала с
полдюжины статеек в этой, как ее... в периодике. Знаешь, все эти
журнальчики, которые выходят раз в три месяца и не платят авторам ни
гроша, а только присылают несколько штук номеров. Прежде я про такие и
не слыхивал. Статейки ее я прочитал, но это ведь не по моей части. Кто их
там знает, хорони они или плохи. Наверно, что-то в них есть, раз
