Сенатор обрел дар речи.
- Паркер, - взвизгнул он, - ты свихнулся! Всякое мне приходилось
выслушивать, но подобную белиберду я слышу впервые в жизни.
- Если ты мне не веришь, пойди и спроси у Пса.
- Какого еще пса? При чем тут пес, дьявол тебя побери?
- Того, что сидит перед Белым домом. И ждет, когда его пустят к
Президенту.
- Паркер, - рявкнул он, - не смей мне больше звонить. У меня и без
твоих бредней голова раскалывается. Не знаю, что у тебя на уме, но больше
мне не звони. Если это шутка...
- Это не шутка, - сказал я.
- До свидания, Паркер, - сказал сенатор.
- До свиданья, господин сенатор, - отозвался я.
Я повесил трубку и, не выходя из будки, попытался собраться с
мыслями.
Я понял, что надеяться больше не на что. С самого начала сенатор
был моей единственной надеждой. Из всех знакомых мне государственных
деятелей только он был наделен воображением, но, видно, недостаточным,
чтобы прислушаться к моим словам.
Я сделал все, что в моих силах, подумал я, но ничего не добился.
Быть может, если б я действовал по-другому, если б я прибегнул к какому-
нибудь иному способу, мне повезло бы больше. Но человек может сказать
такое о любом своем поступке. Наперед никогда не угадаешь. Дело сделано,
и никто не может знать заранее, чем все обернется.
Теперь уже ничто не остановит машину, пущенную в ход
пришельцами. И видимо, все произойдет гораздо быстрее, чем я
предполагал. Утро понедельника принесет с собой панику на Уолл-стрит, и
вслед за этим начнет разваливаться экономика. Первую трещину в нашей
финансовой системе даст торговля, а отсюда эта трещина быстро
расползется в разные стороны, и за одну неделю мир будет ввергнут в хаос.
А ведь скорей всего пришельцы уже знают о моем звонке сенатору,
подумал я, и спину мне обдало холодом. Быть того не может, чтобы они тем
или иным способом не контролировали системы связи. И несмотря на то,
что я, по их расчетам, должен сейчас обдумывать их предложение, они все
равно узнают, что я звонил сенатору.
Этого я не учел. Голова была забита другими мыслями. Впрочем,
если б я вспомнил об этом раньше, вероятно, я все равно позвонил бы ему.
А вероятнее всего, это вообще не имело для них особого значения.
Возможно, они предвидели, что, до того как я соглашусь на их
предложение, я еще немного побарахтаюсь. А может быть, этот звонок, еще
раз доказавший всю безнадежность моих попыток им помешать, по их
понятиям, еще крепче меня с ними свяжет, окончательно убедив меня в
том, что всякое сопротивление бесполезно.
Оставались ли еще какие-нибудь неиспользованные возможности?
Какой-нибудь иной подход к этим событиям, который дал бы лучшие
результаты? И вообще, способен ли человек сделать хоть что-нибудь?
Я мог, скажем, позвонить Президенту, вернее - мог попытаться
позвонить ему. Но я не строил на этот счет иллюзий. Я понимал, как мало
шансов на то, что мне удастся с ним переговорить. В особенности сейчас,
когда на плечи Президента легло тягчайшее бремя: за всю историю страны
ни один государственный деятель не сталкивался с подобными
трудностями.
Поговорите с Псом, сказал бы я ему, если б меня с ним соединили.
Поговорите с Псом, который ждет вас на улице.
Но это не пройдет. Хоть бейся головой об стену.
Я сложил оружие. Мне не везло с самого начала. И не было на
свете человека, которому бы в этом повезло. Я достал монету и опустил ее в
прорезь.
Набрал номер редакции и попросил к телефону Джой.
- Все в порядке? - спросила она.
- В полнейшем. Когда ты приедешь домой?
- Не знаю, - сердито ответила она. - Этот зараза Гэвин все время
находит для меня работу.
- А ты возьми да уйди.
- Ты же знаешь, что я не могу этого сделать.
- Ну ладно. Где бы тебе хотелось сегодня поужинать? Можешь
выбрать ресторан подороже. Я купаюсь в деньгах.
- Откуда у тебя деньги? Ведь твой чек у меня. Я его получила для
тебя.
- Джой, поверь, у меня денег навалом. Где ты хочешь поужинать?
- Давай останемся дома, - предложила она. - Приготовим себе что-
нибудь поесть. В ресторанах сейчас такая давка.
- Бифштексы? А еще что? Я пока выйду и все куплю.
Она сказала, что купить.
И я отправился за покупками.
33.
Я шел к машине, прижимая к себе огромный бумажный пакет с
продуктами, которые я купил, выполняя заказ Джой.
Я оставил машину на другом конце стоянки при магазине
самообслуживания, а пакет весил немало, да и продукты в нем были
уложены кое-как, а две консервные банки - одна с кукурузой, другая с
компотом из персиков - уже начали прорывать в днище дыру, норовя
выскочить наружу.
Я шел вдоль стоянки, стараясь шагать поосторожнее, чтобы
уберечь пакет от лишних толчков, и, судорожно обхватив его обеими
руками, честно пытался помешать ему развалиться окончательно.
До машины я добрался благополучно, хотя был уже на грани
катастрофы. Проделав акробатический этюд из репертуара "человека-
змеи", я открыл дверцу и швырнул мешок на сиденье. Тут он наконец
разорвался, вывалив на сиденье кучу всевозможных бакалейных товаров.
Мне пришлось основательно поработать обеими руками, чтобы
сдвинуть всю эту груду на другой конец сиденья и освободить себе место за
рулем.
Если б не возня с разорванным пакетом, я, наверное, заметил бы
это сразу, но я увидел это только тогда, когда уже сидел в машине и
протянул руку, чтобы вставить ключ в замок зажигания.
И тут это бросилось мне в глаза - сложенный пополам в виде
палатки листок бумаги, который стоял над приборным щитком, закрывая
собой часть ветрового стекла. А на листке большими печатными буквами
было написано одно-единственное слово: "ПОДЛЕЦ!"
Чтобы вставить ключ в замок, я подался вперед, да так и остался,
уставившись на эту бумажку с лаконичным посланием.
Мне не пришлось ломать голову над тем, кто мог ее здесь оставить.
У меня на этот счет не было никаких сомнений. Точно я это знал, точно я
видел собственными глазами, как он клал ее сюда - некий псевдочеловек,
некое скопление кегельных шаров, принявших человеческий облик и
сообщавших мне, что они знали о моем звонке сенатору, знали, что я
предам их при первом же удобном случае. Возможно, они не питали ко мне
злобы, и мой поступок не особенно их встревожил, но не исключено, что он
вызвал у них отвращение - а может, и разочарование.
Короче, какие-то соображения заставили их поставить меня в
известность, что они следят за мной и мне не удастся обвести их вокруг
пальца.
Я вставил ключ в замок и включил мотор. Потом протянул руку,
взял эту бумажку, скомкал ее и выбросил в окошко. Если они следили за
мной - а я полагал, что так оно и было, - этот жест дал им понять, что я о
них думаю.
Ребячество? Конечно. Ну и что? Плевать я на это хотел. Сейчас мне
было наплевать на все.
Проехав три квартала, я заметил позади себя машину. Это была
самая заурядная машина, черная, не из дорогих. Даже не знаю, почему я
обратил на нее внимание.
В ней не было ничего особенного. Машины такого цвета, такой
модели и степени изношенности видишь по сто раз на день.
Вероятно, я заметил ее, потому что заметил бы любую машину,
которая, идя сзади, замедлила бы ход одновременно с моей.
Я проехал еще два квартала - она шла за мной как привязанная. Я
сделал несколько поворотов - она не отставала.
Теперь уже было ясно, что это слежка, и довольно-таки грубая.
Я направил машину к окраине города, черная машина по-прежнему
двигалась за мной, отстав на полквартала. Беззастенчиво, даже не пытаясь
как-то скрыть, что она меня преследует. Возможно, умышленно действуя в
открытую - только для того, чтобы держать меня в постоянном напряжении.
И, продолжая путь, я спросил себя, стоит ли мне тратить усилия,
чтобы отделаться от этого преследователя. Я не видел в этом особого
смысла. Что с того, если даже я избавлюсь от него? Ведь я от этого мало
что выиграю. Они подслушали мой разговор с сенатором. Они наверняка
знали, где находится моя, с позволения - сказать, штаб-квартира. Для них
не проблема меня найти, если я им когда-нибудь понадоблюсь.
Но если б мне удалось внушить им, будто я ни о чем не
догадываюсь, у меня, возможно, появилось бы некоторое преимущество.
Незатейливый дешевый способ - на всякий случай прикинуться дурачком.
Я выехал за городскую черту, пустил машину по одному из
ведущих на запад шоссе и слегка прибавил скорость. Я оторвался от своего
преследователя, но не намного.
Впереди дорога, извиваясь, поднималась по склону холма и круто
сворачивала на его вершине. Я вспомнил, что за поворотом вскоре
начинался проселок. Движение там было небольшое, и, если б мне повезло,
я, может быть, успел бы юркнуть на боковую дорогу и скрыться из виду до
того, как черная машина одолеет этот поворот.
Поднимаясь на холм, я снова выиграл какое-то расстояние и, когда
та машина скрылась за поворотом, включил полную скорость. Впереди
дорога была пуста, и, домчавшись до перекрестка, я с силой нажал на
тормоз и резко крутанул руль. Машина прижалась к земле, как животное,
готовящееся к прыжку. Задние колеса немного занесло, взвизгнули шины;
через секунду я уже был на проселочной дороге, выровнял машину и дал
газ.
Дорога шла по холмам - один крутой склон за другим, а между
ними лощины.
И, уже поднявшись на вершину третьего холма, я в зеркальце
заднего вида заметил на вершине второго черную машину.
Это было как гром с ясного неба. Не потому, что это имело какое-
то существенное значение - просто я был настолько убежден, что отделался
от нее, что это здорово ударило по моей самоуверенности.
И вывело из себя. Если эта ничтожная тварь...
Тут я заметил тропинку. Видно, то была старая, давно заброшенная
колея, проходившая через рощицу и сплошь заросшая сорняками, и,
охраняя ее, низко свисали ветви деревьев, словно эти ветви пытались
скрыть от людского глаза едва заметные следы проходившей здесь некогда
дороги.
Я резко довернул руль, и машина, содрогнувшись, перевалила
через неглубокую канавку. Ветви тут же заслонили ветровое стекло и
заскребли по металлической обшивке.
Я ехал вслепую, колеса то и дело подскакивали на старой, почти
стершейся колее. Наконец я затормозил и вылез из машины.
Позади ветви деревьев свисали почти до земли, и машина вряд ли
была видна с дороги.
Я улыбнулся, поздравив себя с этой мизерной победой.
Я был уверен, что на этот раз оставил преследователя с носом.
Я ждал. Черная машина взлетела на вершину холма и с ревом
ринулась по дороге вниз. В послеполуденной тишине ее мотор тарахтел на
всю округу. Еще немного, и не миновать ей капитального ремонта.
Она спустилась с холма; раздался резкий скрип тормозов. Они все
скрипели и скрипели, пока наконец машина не остановилась.
Меня опять уложили на обе лопатки, подумал я. Так или иначе, но
они усекли, что я здесь.
Судя по всему, они решили отбросить церемонии. Что ж, как
аукнется, так и откликнется.
Я открыл дверцу и достал с заднего сиденья винтовку. Взвесил на
руке, и ее тяжесть вселила в меня уверенность. С секунду я соображал,
насколько эффективна винтовка против подобных существ, потом
вспомнил, как рассыпался Этвуд, когда я полез в карман за пистолетом, и
как там, к северу от города, покатилась вниз по склону холма машина,
стоило мне открыть по ней огонь.
Сжимая в руке винтовку, я крадучись пошел вдоль колеи. Если мой
преследователь отправится меня искать - а он обязательно так и сделает, -
ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он нашел меня в том месте, где,
по его расчетам, я должен находиться.
Я двигался в притихшем, безмолвном мире, благоухавшем всеми
ароматами осени. Над тропинкой переплелись унизанные багровыми
листьями стебли ползучих растений, и нескончаемым дождем медленно и
плавно падали расцвеченные холодом листья, струясь сквозь лабиринт
ветвей. Я ступал почти бесшумно, только порой слегка похрустывали и
шуршали под подошвами сухие листья. Образовавшийся за долгие годы
