многослойный ковер из опавших листьев и мха поглощал все звуки.
Я вышел из рощицы и прокрался вдоль опушки на вершину холма.
Я нашел там пламенеющий куст сумаха и присел за ним на корточки, Куст
еще не расстался со своими глянцевитыми красными листьями, и я
оказался в идеальной засаде.
Склон подо мной спускался к крошечному ручейку - тоненькой
струйке воды, которая бежала в ложбине между холмами.
Роща, изогнувшись, отступала к дороге, и передо мной
расстилалась бурая от засохшего сорняка поверхность склона с кое-где
вкрапленными в нее пылающими факелами кустов сумаха.
Вдоль ручья шел какой-то мужчина; потом он повернул и стал
взбираться по склону, направляясь прямо ко мне, как будто он знал, что я
прячусь за кустом. Это был невзрачного вида сутуловатый субъект в низко
надвинутой на лоб старой фетровой шляпе и черном костюме, который
даже на расстоянии выглядел сильно поношенным.
Глядя себе под ноги, он шел прямо на меня. Словно хотел показать,
что не видит меня, знать не знает, что я где-то поблизости. Не спеша, он
неуклюжей походкой ковылял вверх до склону, не отрывая глаз от земли.
Я поднял винтовку и просунул ствол сквозь занавес из алых
листьев. Прижал приклад к плечу и взял на мушку опущенную голову
взбиравшегося на холм человека.
Он остановился. Словно знал, что на него нацелена винтовка;
остановился, вскинул голову и завертел ею по сторонам. Потом он
выпрямился, подобрался и, изменив направление, пошел по склону к
маленькому, заросшему травой болотцу.
Я опустил винтовку, и в этот миг моих ноздрей коснулась струя
отвратительного зловония.
Я принюхался, чтобы определить, что это за запах, и у меня не
осталось никаких сомнений. Где-то поблизости, на склоне холма находился
рассерженный скунс.
Я усмехнулся. Так ему и надо. подумал я. Так ему и надо, этому
проклятому кретину.
Теперь он уже двигался быстрее, пробираясь к болоту через
островок высокой, по пояс, травы, - и вдруг он исчез.
Я протер глаза и снова взглянул в ту сторону - его не было.
Он мог споткнуться и упасть в траву, рассудил я, однако меня не
оставляло ощущение, что я вижу такое не впервые. То же самое произошло
на моих глазах в подвале усадьбы "Белмонт". Этвуд сидел тогда передо
мной на стуле, и в мгновение ока стул опустел, а по полу покатились
кегельные шары.
Я не заметил, как это произошло, хотя смотрел на него в упор. Я
никак не мог пропустить это и тем не менее ничего не увидел. В какой-то
момент Этвуд еще присутствовал, а в следующий - вместо него появились
кегельные шары.
Именно это и произошло сейчас, при ярком свете
послеполуденного осеннего солнца. Только что по пояс в траве шел
человек, и вдруг его не стало. Он бесследно исчез.
Держа наготове винтовку, я осторожно встал во весь рост и окинул
взглядом склон холма.
Смотреть там было не на что, если не считать колыхавшейся
травы, и она колыхалась только в одном месте - там, где исчез этот
человек. Вся остальная растительность на склоне была недвижима.
Запах скунса все настойчивее лез мне в ноздри, волной поднимаясь
снизу до склону холма.
А там творилось нечто дьявольски странное.
Трава продолжала колыхаться, словно в том месте что-то бешено
металось по земле, но не было слышно ни звука. Стояла мертвая тишина.
Я двинулся вниз по склону, по-прежнему держа наготове винтовку.
И внезапно у меня в кармане что-то закопошилось, пытаясь
выбраться наружу. Как будто туда раньше забралась мышь или крыса и
сейчас рвалась на свободу.
Я инстинктивно схватился за карман, но эта штуковина уже
вылезла из него. Она оказалась маленьким черным шариком, вроде тех
мягких резиновых мячиков, которые дают играть малышам.
Он высунулся из кармана, увильнул от моих пальцев, упал на
землю и какими-то сумасшедшими зигзагами покатился к тому месту, где
колыхалась трава.
Я стоял как вкопанный, глядя ему вслед и пытаясь сообразить,- что
это такое. И вдруг я понял. Это были деньги. Та их часть, что лежала у
меня в кармане, часть тех денег, которые я получил в усадьбе "Белмонт".
Теперь они вновь превратились в шар и мчались туда, где исчез
тот, другой оборотень, на время принявший человеческий облик.
Я издал вопль и, отбросив всякую осторожность, бегом бросился к
островку колыхавшейся травы.
Потому что там что-то происходило, и я должен был выяснить, что
именно.
Скунсом воняло нестерпимо, и я невольно начал уклоняться в
сторону и тут краем глаза увидел, что там делается.
Я остановился и стал смотреть, толком ничего не понимая.
Там, в траве, как одержимые, в самозабвенном экстазе скакали
кегельные шары. Они крутились волчком, катались взад и вперед,
подпрыгивали в воздух.
И с этого травянистого островка поднимался тошнотворный,
слезоточивый, сводящий скулы запах, оставленный растревоженным
скунсом.
Я не выдержал. Давясь и отплевываясь, я пустился наутек.
И на пути к машине я подумал - без особого, правда, душевного
подъема, - что наконец нашел трещину в, казалось бы, неуязвимой броне
кегельных шаров.
34.
Пес говорил, что они питают слабость к запахам. Завладев Землей,
они обменяют ее на партию каких-то запахов. Запахи - это их жизненный
стимул, единственный источник наслаждения. Они их ценят превыше всего.
И здесь, на Земле, у подножия разукрашенного осенью холма, на
заросшем травой болотце, они нашли запах, который их пленил. Ведь
только так можно было истолковать их исступленные прыжки. Запах,
который, видимо, обладал для них такой притягательной силой, что
заставил их отказаться от выполнения стоявшей перед ними задачи, какова
бы ни была ее цель.
Я сел в машину, дал задний ход, выехал на дорогу и поехал
обратно в сторону главного шоссе.
По-видимому, другие ароматы Земли не обладали для кегельных
шаров особой привлекательностью, подумал я, но вонь скунса свела их с
ума. И хотя лично мне это казалось бессмысленным, я вполне допускал, что
в этом мог быть определенный смысл для кегельного шара.
Должен быть какой-то способ, сказал я себе, который даст
возможность человеческому роду использовать эту новую информацию в
своих интересах, способ, с помощью которого мы сумеем извлечь выгоду из
этой любовной интрижки кегельных шаров со скунсами.
Я мысленно перенесся во вчерашний день, когда Гэвин поместил
на первой странице газеты статью Джой о ферме, где разводят скунсов. Но
в этом случае речь шла о других скунсах.
Мои мысли разбегались кружками и каждый раз ни с чем
возвращались к исходной точке. И, подводя итог этим бесплодным
размышлениям, я подумал, что можно прийти в бешенство, если эту
открытую мною слабость пришельцев не удастся обратить на пользу
человечеству.
Ибо, насколько я понимал, это был наш единственный шанс. Во
всем остальном они взяли нас за горло мертвой хваткой, поставив в
совершенно безвыходное положение.
Но если и была какая-то возможность извлечь из этого пользу, мне
она в голову не приходила. Если б нас было много, если б я не был так
одинок, меня, быть может, осенила бы какая-нибудь идея. Но со мной была
только Джой.
Я въехал в пригород; боюсь, я не уделял должного внимания своим
обязанностям водителя. Я остановился у светофора, задумался и не
заметил, как красный свет сместился зеленым.
До меня это дошло только тогда, когда мимо пролетело такси с
высунувшимся из окошка взбешенным шофером.
- Дубина! - крикнул он мне. Он прибавил еще кой-какие словечки,
вероятно, позабористей, чем "дубина", но я их не расслышал - сзади
раздраженно засигналили другие машины.
Я поскорей оттуда убрался.
Но зато теперь я кое-что знаю, подумал я. Есть одна возможность.
Быть может, это пустой номер, но, по крайней мере, хоть какая-то идея.
Всю дорогу до мотеля я рылся в памяти и в конце концов нашел это
- имя того шофера такси, что с таким воодушевлением расписывал охоту на
енотов.
Я въехал во двор мотеля, поставил машину перед блоком и остался
сидеть в ней, пытаясь как-то собраться с мыслями.
Спустя несколько минут я вылез из машины и отправился в
ресторан. Закрывшись в будке, я отыскал в телефонной книге имя Ларри
Хиггинса и набрал номер.
Мне ответил женский голос, и я попросил позвать к телефону
Ларри. Потом я ждал, пока она ходила за ним.
- Хиггинс слушает.
- Быть может, вы помните меня, - сказал я, - а может, и нет. Я тот,
кого вы подвезли вчера вечером к "Уэллингтон Армз". Вы еще
рассказывали мне про охоту на енотов.
- Мистер, про охоту на енотов я рассказываю всем, кто не затыкает
уши. Что поделаешь, есть у меня такая страстишка.
- Но говорили не только вы. Мы оба обсуждали это. Я рассказал
вам, что иногда охочусь на уток и фазанов, и вы предложили мне как-
нибудь вместе поохотиться на енотов. Вы сказали...
- Погодите, - перебил он, - теперь я припоминаю. Конечно же, я вас
помню. Я посадил вас у бара. Но сегодня с охотой ничего не выйдет. Мне
сегодня в ночь работать. Вам повезло, что вы меня застали. Я уже уходил.
- Но я не...
- Можно же договориться на какой-нибудь другой день. Завтра
воскресенье. Как насчет завтрашнего вечера? Или во вторник. Во вторник
вечером я не работаю. Скажу вам, мистер, это куда веселее...
- Но я звоню по другому вопросу.
- Вы что, не хотите поохотиться? Уверяю вас, стоит вам только
попробовать...
- Как-нибудь вечерком мы это обязательно организуем, - сказал я. -
В один из ближайших вечеров. Я вам позвоню, и мы назначим день.
- О'кэй. Звоните в любое время.
Он уже собрался положить трубку, и я поспешно проговорил:
- Но у меня есть к вам еще одно дело. Вы тогда рассказали мне о
старике, который приручает скунсов.
- Ага, о том старикашке, что с большими вывихами. Даю вам
честное слово...
- Вы можете мне объяснить, как его найти?
- Как его найти?
- Да. Как мне до него добраться?
- Хотите его навестить, так, что ли?
- Да, я не прочь с ним повидаться. Хочу с ним потолковать.
- О чем?
- Да как вам сказать...
- Послушайте, дело вот в чем. Может, я тогда сболтнул лишнего.
Он добрый и безобидный старикан. Мне не хотелось бы, чтобы его
беспокоили. Ведь над такими, как он, народ любит потешиться.
- Вы говорили мне, - сказал я, - что он пытается написать книгу.
- Ну, говорил.
- И что ему это не по зубам. Вы же так сами сказали. Да еще
пожалели, что он никогда эту книгу не напишет, не справится. Так вот, я
писатель, и мне пришло в голову, что, может быть, если ему немного
помочь...
- Стало быть, вы собираетесь предложить ему помощь?
- За некоторое вознаграждение, - сказал я.
- Ему нечем вам платить.
- Ему и не придется. Я мог бы написать для него эту книгу, если у
него есть материал. А потом мы бы поделили гонорар.
Хиггинс призадумался.
- Ладно, пожалуй, это подойдет. Ведь при том, как он ее пишет, он
вообще не выручит за эту книгу ни цента. Ему и впрямь нелишне помочь.
- О'кэй, Так как же мне его найти?
- Я мог бы вас как-нибудь вечерком свозить к нему.
- Если можно, я бы хотел встретиться с ним сегодня. Завтра я
уезжаю.
- Ладно уж, будь по-вашему. Сдается мне, что худа от этого не
будет. У вас там есть карандаш и бумага?
Я ответил, что есть.
- Его имя - Чарли Манз, но соседи зовут его Пустомелей. Вы
выезжаете из города по двенадцатому шоссе и...
Я записал под его диктовку адрес. Поблагодарил его, когда он
кончил.
- Как-нибудь позвоните мне, - сказал он, - и мы сообразим насчет
охоты.
Я пообещал.
Я достал другую монету и позвонил в редакцию.
Джой еще была там.
- Ты купил продукты, Паркер?
Я сказал, что купил, но мне придется снова уехать.
- Я занесу все в блок, - добавил я. - Ты случайно не знаешь,
работает ли холодильник?
- Наверно, работает, - ответила она. И тут же спросила: - Куда это
ты собрался, Паркер? Голос у тебя взволнованный. Что случилось?
- Мне нужно встретиться с одним человеком по поводу скунсов.
