предстояло немало остановок: нужно было во-время оповещать села и узнавать
вести от капитана Козмуцэ Негри, шедшего по шляху из Липши к Сучаве, и от
гетмана Шаха, который поднимался из Нижней Молдовы к Фэлчиу, Текучу и
месту слияния Тротуша с Серетом.
Шестнадцатого ноября гонцы Шаха сообщили, что крепость Бендеры на
Днестре оставлена немногочисленным турецким отрядом, охранявшим ее. Не
надеясь на свои силы, турки предпочли убраться подальше; нагромоздили свой
скарб на возы и перешли в пределы Буджака под покровительство хана Демира.
С этой стороны беспокойства не будет: Демир Гирей слово свое не нарушит.
Сотни Оплетина быстро движутся по дорогам Галаца и Браилы и к валашским
переходам, перерезая тропы Кашина. Везде уже пронеслась весть о прибытии
Иона Никоарэ Водэ. Жители, видя, что не терпят они никакого урона, мирно
сидят у своих очагов. По списку, составленному Козмуцэ, начали задерживать
кое-кого из бояр Нижней Молдовы, теперь переправляют их к Шаху, следующему
с основной частью своего войска.
Около Потырникен, древнего рубежа Ясского края, Никоарэ получил весть
и от капитана Козмуцэ: по словам рэзешей из северных селений, турки в
Хотинской крепости проведали о вступлении войск в молдавские пределы, и,
как водится у турок, баш-булук-баш запер тяжелыми засовами железные ворота
крепости и ждет. Вдоль всего Липшевского шляха поднимаются молодые селяне
и просятся на государеву службу.
Всюду пронеслась весть о призыве государя Никоарэ изловить и передать
в руки новой власти вероломных бояр, продавших Иона Водэ. А те, кто не
виновен в грабежах и притеснениях, на кого народ не жалуется, пусть ничего
не страшатся. И пусть еще селяне ловят и передают в руки государевых
ратников турецких сборщиков, разъезжающих по всему краю за данью, всякими
поборами и дарами.
Пусть выбирают в селениях старост из людей, побывавших с Ионом Водэ в
Нижней Молдове в лето тысяча пятьсот семьдесят четвертое.
Желающие вступить в войско его светлости Никоарэ пусть добудут себе
доброго коня, зимнюю одежду да захватят харч на десять дней. Иначе капитан
Козмуцэ не примет их. И да будет всем известно, что это не войско
грабителей: воспрещено мирных людей обижать, грабить и убивать. Кто желает
вступить в войско его светлости Никоарэ, непременно дает клятву, что будет
соблюдать эти заветы.
Пришли вести и от есаула Елисея Покотило относительно поимки
предателей бояр и успокоения жителей.
Как-то раз Доминте Гырбову по своей воле дерзнул выступить в сельской
церкви с разъяснительным словом и робко высказал свое суждение о звезде с
огненным опахалом и скудном разуме тех, кто полагает, что начинается
светопреставление. Нет, мир как стоял, так и стоять будет. Приходит лишь
конец притеснителям; вот только справят в церквах поминальные службы по
усопшему Иону Водэ, - в Яссах откроется суд его светлости Никоарэ. Такого
же мнения, оказывается, держался и батяня его Некита, великий мудрец.
В тот же воскресный день Елисей Покотило переходил со своими сотнями
Серет возле Скеи, спеша к Тазлэу. Алекса Тотырнак с сотней сабель
направлялся берегом Серета к Бакэу - запереть ойтузский горный перевал.
Младыш Александру заявил есаулу Елисею, что ему надобно отлучиться на
один день, побывать по важному делу в некоем селении у берегов Молдовы.
- А до моего возвращения, есаул, пусть люди отдохнут на привале.
Елисей спокойно и мягко ответил:
- Не можем мы, твоя милость Александру, ослушаться его светлости.
Через пять дней должны мы быть в Яссах. Часть людей с лучшими сотниками
останется в окрестностях следить за порядком. А мы с двумя сотнями вступим
в Яссы, чтобы утвердить новые порядки по воле государя.
Александру возбужденно отвечал:
- Не может того быть, чтоб я не поехал, есаул, куда мне надо.
- Без позволения?
- Я сам отвечу перед государем.
- Раз нам дано повеление, не смей его преступать!
Александру кинул на старика гневный взгляд. Дед Елисей понял, что в
этом гневе, как молния в грозовой туче, таится большая опасность. Он
промолчал.
- Все равно поеду! - крикнул Александру.
Есаул вздохнул. Он мог бы распорядиться задержать Александру, однако
не сделал этого. Как предупреждал его Никоарэ, в горячке желания и
запальчивости Младыш себя не помнил.
Александру дал знак двум ближним всадникам и бросил сквозь зубы:
- За мной!
Воины ждали распоряжения есаула.
- Езжайте, - тихо проговорил тот, а глазами добавил, чтобы поскорее
вернулись.
Они кивнули в знак того, что поняли, и заспешили вслед за своим
капитаном. Но безумец не обращал на них больше внимания. Он уже забыл о
них.
Долго скакали они за Александру; когда он придерживал коня, ехали и
они шагом, когда снова начиналась бурная скачка, - скакали и они.
Одним из двух всадников был Доминте Гырбову, который оказался таким
разговорчивым в церкви селения Скеи. Второй был хмурый и молчаливый
человек, некий Митря Богза, бывший чабан.
То погоняя, то придерживая коней, проводили они Младыша до поворота
дороги, где справа начинался старый лес. И тут вдруг капитан Александру
осадил скакуна, подняв его на дыбы, потом, точно саранча, скакнул через
шлях и помчался по лесной тропинке под закатными лучами солнца.
Богза остановился, за ним и Доминте.
- Куда это он мчится? - удивился чабан.
- Чорт его знает, - пробормотал младший Гырбову. Богза ухмыльнулся.
- Ну, уж мы не отважимся следовать за его милостью, а то как бы не
попасть в беду. Глядишь, опоздаем и отстанем от сотни.
- Поворотим-ка живо коней, - сказал Доминте, - и доложим есаулу. Не
то разгневается батяня Некита и кулаком поучит меня.
34. В СТОЛЬНОМ ГОРОДЕ МОЛДОВЫ
В четверг двадцать второго ноября, находясь вблизи Скулен на Пруте,
Подкова получил весть от гетмана Шаха, что Петру Хромого нет в Яссах. Вот
уже две недели, как он оставил стольный град и переправился через Дунай
возле Исакчеи, намереваясь одарить беев в дунайских крепостях, а затем
следовать далее, в Стамбул. Турецкая стража сопровождала его до брода
Облучицы, а оттуда не спеша идет обратно. В Яссы она еще не могла поспеть.
Хорошо бы незамедлительно захватить город.
В тот же день, двадцать второго ноября, Никоарэ Подкова к вечеру
перешел Прут, а в пятницу двадцать третьего ноября его передовой отряд
быстро поднялся в гору к Поприканам.
По татарскому шляху через Рэдукэнен спешил и гетман Шах, держа путь к
холму Чирик.
Из Поприкан Никоарэ во главе двенадцати сотен, отделившись от Петри
Гынжа, пошел в обход мимо Копоуского леса по долине Пэкурара, оставив две
сотни в Галате.
Продолжая кружный путь через Мирославу, он вышел в долину Бахлуя, а
затем к плотине пруда в Фрумоасе. Захватив все высоты и пути со стороны
Бучума, он оставил стражу в монастыре, находившемся около пруда, и обложил
господарский двор со стороны долины. Шах шел со стороны Чирика, дед Петря
- от горы Копоу. Войсковые телеги закрывали все входы в город.
Когда первая сотня подобралась в пешем строю со стороны пруда к малым
воротам господарского двора, около помещений господарских сейманов
[стража], со всех сторон поспешили к ней на помощь горожане с лестницами,
топорами и кирками. Подбадривая друг друга, они принялись рубить ворота
топорами и расширять кирками трещины в стенах.
На горе у больших ворот, выходивших к храму святого Николая, раздался
грохот. Подкова, наблюдая за всем с пустыря у Фрумоасы, догадался, что дед
Петря подошел к воротам крепости и начал обстреливать из пищалей башню над
входом в часовню, на которой обычно толпилась стража.
Солнце стояло высоко в ясном небе, показывая лишь час пополудни. На
южной окраине города, в низине Карвасара, где был караван-сарай для
турецких купцов, поднялся великий шум; с колокольни церкви Святой Пятницы
ударили в набат, и большой колокол зловеще гудел; где-то в той же стороне
начался пожар, к небу поднимался столб густого дыма, легкое дуновение
теплого ветерка относило его к северной возвышенной части города. Этот
теплый ветерок, по мысли Никоарэ, предвещал, что хорошая погода
установилась надолго.
Справа вдоль стен монастыря Фрумоаса скакали запорожские всадники,
посланцы Шаха, с вестью о его приближении. Первый всадник вез
простоволосую бабенку, посадив ее на коня впереди себя - сия веселая
путеводительница направляла ратников по тропинкам, известным только
местным жителям.
В это время его высокопреосвященство митрополит Анастасий, запершись
с великой поспешностью и страхом в стенах монастыря святого Саввы,
дожидался от своих верных слуг вестей, чтобы решить, как ему надлежит
поступать. Один за другим прибегали к покоям настоятеля попы, иноки,
дьяконы и сопели у дверей, дожидаясь приема. А игумен Макарий все ходил в
соседней комнате и жалобно стонал, точно у него болели зубы.
- Преосвященнейший владыко! - тонким голосом возопил второй дьякон
митрополита Кристя Сырбу, преклоняя колени у порога. - Такого войска еще
не видел наш город. Улицы полны конными ратниками.
- Ваше высокопреосвященство, - оглушительно пробасил в испуге первый
дьякон Ананий Бырля, - одно нам спасение: идти на поклон, да как можно
скорее.
- Отчего же, Ананий? - улыбаясь, спросил его высокопреосвященство.
- Сперва воины капитана Петри уложили из пищалей много дарабанов
[пехотинцев] и немцев, так что двое воронами свалились с колокольни, а
потом внизу пошли на господарских ратников пешие воины Подковы; и как
обнажили они сабли, да как принялись рубить наших, те сразу закричали:
"Сдаемся! Припадаем к стопам его светлости Никоарэ. Пусть простит он нас и
отпустит куда глаза глядят, а не то пусть смилуется и принимает нас на
жалованье".
- Нечего сказать, хороши воины! - усмехнулся митрополит. - А
господарю Петру Хромому как раз тут и загорелось отправиться в туретчину,
оставив страну на произвол судьбы. Да падут же на его главу проклятия за
грабежи и пожары.
Преклонил колени перед его высокопреосвященством и благочинный храма
Святой Пятницы поп Кирикэ.
- Не стоит хулить понапрасну, владыко, - подал он голос, - вот уже
час, как глашатаи во всех частях города оповещают, что государь Ион
Никоарэ пришел в страну без злобы и никому-де не будет от его воинства ни
притеснения, ни увечий, ни ограбления. Да убоятся лишь басурмане в
Карвасаре - тех живо окоротят, и мигнуть не успеешь.
- Так оповещают глашатаи? - удивился отец митрополит.
- Так, высокопреосвященный владыко, вот тебе крест, как на духу
говорю. А еще кричат глашатаи, что государь идет с молдавским войском и с
помощью христианских братьев. И учинит он суд в стольном граде.
- Какой суд?
- Будет судить сильных мира сего, владыко.
- Дерзает сей князек судить их заместо Господа Бога?
- Дерзает, владыко, и ничего с ним не поделаешь. Весь город наш
заполнили ратники, и еще идут и идут войска со всех сторон. А по мосту
через Пэкурар и со стороны Сэрэрии и Чирика спешат телеги. Шум, гам,
грохот. Невдомек мне, владыко, отчего так радуется чернь.
- Пришло и ей время потешиться, - в третий раз улыбнулся митрополит.
Оба дьякона - один тщедушный и белокурый, другой толстый и
черноволосый - да седобородый поп Кирикэ, с глазами навыкате - поднялись
и, опустив головы, выслушали повеление митрополита.
- Повелеваю звонить в колокола во всех монастырях и церквах, -
постановил он. - И пусть архиерей Геронтий встретит победителя
хлебом-солью. Посмотрю, хорошо ли будет принято подношение, может, и сам
