Пиченика. А пока сезон кораллов был в разгаре. В последние недели
покупательницы приходили толпами, низальщицы не справлялись с
работой, даже если нанизывали и разбирали кораллы ночи напролет.
Дивными вечерами, когда заходящее солнце посылало через
зарешеченные окна свое прощальное приветствие, а коралловые горсти
всевозможных форм и расцветок, оживленные щемящим и одновременно
успокаивающим блеском, начинали светиться, как будто каждый
отдельный камешек нес в своей нежной полости толику света, тогда
приходили крестьяне, веселые и подвыпившие, в тяжелых, подбитых
гвоздями сапогах, которые скрежетали по каменному полу двора,
приходили, чтобы забрать своих жен, синие и рыжеватые носовые платки
мужчин были полны серебряных и медных монет. Они здоровались с
Ниссеном Пичеником, обнимая и целуя его, смеясь и плача, словно
опять, спустя десятилетия, обрели в нем друга, которого так долго не
видели и в котором так давно нуждались. Крестьяне благоволили к
Пиченику, они даже любили его, тихого долговязого рыжего еврея с
невинными, порой мечтательными фарфорово-голубыми глазками, в
которых жила честность, добросовестность торговца, ум знатока и
одновременно сумасбродство человека, никогда не покидавшего
местечка Прогроды. Договориться с крестьянами было нелегко. Ведь те,
хотя и знали Пиченика как одного из немногих честных торговцев в
округе, все-таки никогда не забывали о том, что он еврей. Ко всему
прочему, торг доставлял им некоторое удовольствие. Перво-наперво
крестьяне устраивались на стульях, диване и двух широких деревянных
супружеских кроватях, обложенных высокими подушками. Некоторые
располагались на кроватях, софе и даже на полу прямо в сапогах, на
подошвах которых красовалась серебристо-серая грязь. Из глубоких
карманов своих холщовых штанов или же из запасов на подоконнике они
брали табак, отрывали белые поля от старых газет, кругом разбросанных
по комнате, и скручивали папиросы, так как даже у самых состоятельных
папиросная бумага считалась роскошью. Квартиру торговца заволакивал
плотный голубой дым дешевого табака и грубой бумаги, золотистый,
пронизанный солнцем голубой дым, который медленно, маленькими
облачками тянулся через квадраты открытых зарешеченных окон на
улицу. В двух медных самоварах - даже в них отражалось заходящее
солнце - кипела горячая вода, и за столом посередине комнаты не менее
пятидесяти дешевых стаканов из зеленого стекла с двойным дном,
наполненных дымящимся золотисто-коричневым чаем или шнапсом,
переходили из рук в руки. Уже давно, еще до обеда, крестьянки за
несколько часов выторговали себе коралловые цепочки. Но теперь их
мужьям украшение казалось слишком дорогим, и торг начинался
сначала. Это была ожесточенная схватка, которую приходилось
выдерживать бедному еврею, одному против могущественного
большинства жадных и недоверчивых, здоровенных и иногда в большом
подпитии мужиков. Из-под черной шелковой ермолки, которую Ниссен
Пиченик обыкновенно носил дома, в рыжую козлиную бородку стекали
по веснушчатым с редкой щетиной щекам капли пота, так что волоски
склеивались и вечером после боя он должен был расчесывать их
железной расческой. Но в конце концов Ниссен брал верх над всеми
покупателями, несмотря на свою доброту. Ведь из всего многообразия
мира он знал только кораллы и крестьян своей родины - и ему было
известно, как нанизывать и отбирать одни и как убеждать других.
Слишком настойчивым он жаловал так называемый »довесокј, а именно:
после того как покупатели выкладывали не сразу Ниссеном названную,
но втайне желаемую сумму, он давал им с собой забавную коралловую
ниточку из дешевых камней, которая предназначалась детям, чтобы
носить ее на ручках или шейках, - верное средство от злых взглядов
завистливых соседей и страшных ведьм. При этом торговец должен был
все внимание обращать на руки клиентов и постоянно отмечать высоту и
объем коралловых горок. Ах, то была нелегкая борьба!
Но на исходе этого лета Ниссен Пиченик превратился в
рассеянного, чуть ли не беспечного человека, потерявшего интерес к
покупателям и магазину. Его достославная супруга, привыкнув за много
лет к молчаливости и странному поведению мужа, заметив его
рассеянность, стала его попрекать. То он слишком дешево продал связку
кораллов, то не заметил маленькую кражу, сегодня не подарил старому
клиенту »довесокј, вчера, напротив, пожаловал новому и ни на что не
притязающему покупателю довольно дорогую цепочку. Никогда в доме
Пиченика не было ссор. Но теперь покой покинул торговца кораллами, а
сам он почувствовал, как равнодушие, привычное равнодушие к жене
стремительно перерастает в отвращение. Он, не способный убить
собственной рукой даже мыши из тех легионов, что каждую ночь
попадались в его ловушки, - как это делали поголовно все в Прогродах, -
он же за чаевые отдавал попавшихся зверюшек для окончательного
уничтожения водоносу Саулу, да - именно он, миролюбивый Ниссен
Пиченик, в один из таких дней, когда жена осыпала его привычными
упреками, запустил ей в голову тяжелую связку кораллов, хлопнул
дверью, вышел из дому и направился к большому болоту, дальнему
родственнику великого океана.
Чуть ли не за два дня до отъезда матроса у торговца кораллами
внезапно появилось желание проводить юного Комровера до Одессы.
Желание, с которым не сравнится даже обыкновенная молния, рождается
вдруг и разит точно в тот уголок, откуда исходит, а именно в
человеческое сердце. Оно, так сказать, бьет в корень. Вот нечто похожее
было и у Ниссена Пиченика. И не далек путь от подобного желания до
его претворения.
Утром того дня, когда молодой матрос Комровер должен был
отправиться в путь, Ниссен Пиченик сказал жене:
- Мне нужно уехать на несколько дней.
Она еще лежала в кровати. Было восемь часов утра, торговец
кораллами только вернулся с утренней молитвы из синагоги.
Жена села. Спутанные редкие волосы, без парика, желтоватые
остатки сна в уголках глаз - она показалась торговцу чужой и даже
враждебной. Вид ее, ее удивление, ее испуг, похоже, окончательно
закрепили его решение, которое он сам еще считал отчаянным.
- Я еду в Одессу! - заявил Ниссен с откровенной неприязнью. -
Вернусь через неделю. Такова воля Божья.
- Сейчас? Сейчас? - пролепетала женщина в подушках. - Сейчас,
когда столько покупателей?
- Именно сейчас, - ответил торговец кораллами, - у меня важные
дела. Собери мои вещи!
И со злобным и язвительным наслаждением, которого он никогда
раньше не знал, Ниссен смотрел, как поднимается с постели его жена,
смотрел на ее уродливые пальцы, на ее толстые ноги, торчащие из-под
длинной рубашки, крапленной беспорядочными черными точками -
блошиными отметинами, и слышал давно знакомый вздох - избитую,
неизменную заутреню этой женщины, с которой его ничего не связывало,
кроме далекого воспоминания о нескольких ночных часах ласки и
постоянного страха перед разводом.
Но в душе Ниссена Пиченика торжествовал чужой и одновременно
хорошо знакомый голос: Пиченик отправляется к кораллам! Он едет к
кораллам! На родину кораллов едет Ниссен Пиченик!..
V
Итак, он вместе с матросом Комровером сел в поезд и отправился в
Одессу. Это было довольно накладное и длительное путешествие с
пересадкой в Киеве. Торговец кораллами впервые в жизни сидел в
поезде, но чувствовал себя не так, как многие другие, которые в первый
раз едут по железной дороге. Локомотивы, семафоры, гудки,
телеграфные столбы, рельсы, кондукторы и мелькающие пейзажи за
окном не занимали его. Ниссена интересовали вода и порт, навстречу
которым он двигался, а если он вообще обращал внимание на какие-то
особенности и сопутствующие железной дороге явления, то
исключительно с оглядкой на еще неизвестные ему особенности и
сопутствующие явления судоходства.
- И у вас есть гудки? И у вас так же, - спрашивал он матроса, - дают
три звонка перед отплытием корабля? Так же ли свистят и работают
корабли, как локомотивы? Нужно ли разворачивать корабль, чтобы ехать
в обратную сторону, или же он может просто поплыть назад?
Конечно, как водится, в пути попадаются пассажиры, которым
хочется поболтать и с которыми надо обсудить тот или иной вопрос.
- Я торговец кораллами, - правдиво ответил Ниссен Пиченик, когда
его спросили о роде занятий.
- А что вам нужно в Одессе? - продолжал допытываться сосед, и
тогда торговец кораллами стал врать.
- У меня там большие дела, - заявил он.
- Это мне интересно, - неожиданно заговорил попутчик, до сих пор
молчавший, - и у меня в Одессе много дел, а товар, которым я торгую,
так сказать, сродни кораллам, хотя намного изящнее и дороже!
- Может быть, и дороже, - ответил Ниссен Пиченик, - но изящнее -
никогда.
- Держу пари, что изящнее! - вскричал тот.
- Я же говорю вам, это невозможно. Тут и спорить нечего!
- А вот и нет, - возликовал противник, - я торгую жемчугом!
- Жемчуг совсем не изящнее, - сказал Пиченик, - к тому же
приносит несчастье.
- Да, когда его теряешь, - возразил торговец жемчугом.
Все вокруг стали прислушиваться к столь необычному спору.
Наконец торговец жемчугом полез в карман и извлек оттуда мешочек,
полный сверкающих безукоризненных жемчужин. Он высыпал несколько
штук на ладонь и продемонстрировал их сидящим вокруг.
- Нужно открыть сотни раковин, прежде чем найдешь одну
жемчужину, - заявил он. - Ныряльщикам много платят. Из всех торговцев
мира мы, продавцы жемчуга, принадлежим к самым уважаемым. Да, мы,
так сказать, образуем совершенно особую расу. Посмотрите, к примеру,
на меня. Я купец первой гильдии, живу в Петербурге. У меня самые
знатные заказчики, например два великих князя, чьи имена фирма
держит в секрете, я объехал полмира, каждый год бываю в Париже,
Брюсселе, Амстердаме. Спросите где угодно о торговце жемчугом
Городоцком, любой ребенок расскажет вам обо мне.
- А я никогда не выезжал из нашего городка Прогроды, - признался
торговец кораллами, - и только крестьяне покупают мои кораллы. Однако
вы все со мной согласитесь, что простая крестьянка, убранная
несколькими нитями прекрасных кораллов, явит собой нечто большее,
чем великая княгиня. Впрочем, в кораллы одевается все, великое и
малое, малое они возвышают и украшают великое. Кораллы можно
носить утром, днем, вечером и ночью, на праздничных балах к примеру,
летом и зимой, в воскресенье и в будни, за работой и на отдыхе, в
радости и в печали. В мире существует множество оттенков красного,
мои дорогие попутчики, и сказано, что царская мантия нашего
иудейского царя Соломона отличалась совершенно необычным красным
цветом, потому как финикийцы, почитавшие его, преподнесли ему в дар
удивительного червя, который по природе своей выделял красный цвет
как мочу. И это был такой цвет, который в наши дни уже не встречается,
царский пурпур больше не тот, сразу же после смерти Соломона червь
вымер, целый вид. А посмотрите, у совсем красных кораллов этот цвет
встречается. Разве вы видели красный жемчуг?
Еще никогда торговец кораллами не держал столь длинную и
пылкую речь перед чужими людьми. Он сдвинул шапку со лба и вытер
пот. Он по очереди улыбался спутникам, и все платили ему
заслуженными аплодисментами.
- Правильно, он прав! - в один голос кричали они.
И даже торговец жемчугом вынужден был признать, что хотя на
деле Ниссен Пиченик и не прав, но в роли кораллового проповедника
совершенно великолепен.
В конце концов они добрались до Одессы, залитой солнцем гавани
с голубой водой и подвенечно-белыми судами. И как отчий дом ждет
сына, так уже ждал здесь крейсер матроса Комровера. Ниссен Пиченик
пожелал рассмотреть корабль поближе. И, подойдя с юношей к
часовому, сказал:
- Я его дядя и хотел бы посмотреть корабль.
Торговец кораллами сам подивился своей смелости. Ну конечно
же: ведь это был не прежний Ниссен Пиченик с материка, тот, кто сейчас
разговаривал с вооруженным матросом, не тот Ниссен Пиченик из
местечка Прогроды, а совершенно другой, что-то вроде человека, чьи
