камеры. И кажется, что-то подобное уже было... И кажется, я оттуда ушел...
И кажется, опять вляпался!
Камера была невелика. Из мебели имелись только низкая тахта, на
которой я сидел, да небольшой столик на манер журнального и стул возле
него. Журналы на столике отсутствовали. Наручники на моих кистях - тоже.
Левая рука, в которую сделали укол, слегка онемела. Впрочем, это могло
быть и от длительного лежания.
Куда же меня занесло на этот раз? Кто эти красавчики недюжинной
ловкости и девушка с очаровательной улыбкой?.. У полиции ко мне вроде бы
никаких претензий быть не должно. Пока, во всяком случае... Общественного
порядка я не нарушал, законы, насколько возможно, уважал, кредитка моя в
полном ажуре. Труп гранатометчика в Лонгвилле полиция со мной связать не
могла, остальное же произошло настолько недавно, что никакая полиция за
это время не успела бы раскрутиться. Даже если и донесли... А кто мог
донести-то? Лина, которая была моей сообщницей?.. Во мне проснулся страх:
я вспомнил новость, сказанную Арабеллой. И понял, что во всем происшедшем
перед арестом вполне мог быть вариант, и вариант совершенно элементарный.
Организация побега, фиксирование сцены убийства охранника на видеопленке -
и вот вам материал для шантажа!.. Не знаю, как кригеры, а ЮНДО вполне
могла организовать подобную пакость; ЮНДО, правда, ни к чему избирать
объектом провокации меня, для нее бы больше подошли, скажем, Санчес или
седой... А Лина? А Лина - нежелательный свидетель!.. Мне стало
по-настоящему страшно. Девчонка в явной опасности, а я сижу, неведомо у
кого в гостях. Еще одна ошибка классного диггера!.. А что, если все эти
опасения уже стали запоздалыми? Ведь я не знаю не только где я, но и
сколько прошло времени с последних событий. Час, сутки, неделя?.. Сколько
я провалялся без памяти на этой тахте?
Щелкнул замок. Дверь распахнулась. На пороге стоял Санчес с подносом
в руках.
- А вот и я! - сказал он и, поставив поднос на столик, уселся. - Ешь.
Я поскреб подбородок и обнаружил, что щетина на нем невелика. Не
более, чем суточная. Это было приятное открытие.
- Ешь, не стесняйся! - сказал Санчес.
На подносе стояли тарелка с бутербродами и чашка кофе. Есть не
хотелось, однако, я взял бутерброд в руки: неизвестно, когда появится
такая возможность.
- Как самочувствие? - спросил Санчес.
Я промолчал.
- Прыткий ты оказался! - сказал Санчес. - Впрочем, мы на тебя не в
претензии. С доктором все равно надо было кончать. Человек, работающий на
двух хозяев, надежностью не отличается. Никогда не знаешь, что от него
ждать.
Я жевал, глядя в стену.
- Чего молчишь? Бойкот решил мне объявить?.. Зря!.. А вообще, как
знаешь! Мне твои слова не нужны. Ты и так уже для нас все сделал.
Я перестал жевать.
- Что это я для вас сделал?
- Все, что надо!
Он закинул ногу на ногу и посмотрел на меня с издевательской
жалостью.
- Доктора ты убил?.. Убил! Я в этом уверен! Это раз. Шифровку своим
дал? Наверняка дал! Это два.
- Подумаешь!.. В особняке доктора прямых улик против меня нет. Что же
касается шифровки, то вообще не пойму, чем она может быть для вас
полезной.
Он рассмеялся.
- Никогда не думал, что у ЮНДО такие тупые сотрудники!.. А ты знаешь,
мы сами готовили тебе побег из "Сиреневой веточки", только Лина нас
опередила.
- Где она?
- А тебе какое дело? - ответил он вопросом на вопрос.
Я смотрел на него, стараясь сдержаться.
- Что, хороша девочка? - Санчес подмигнул. - Вот только не староват
ли ты для нее?
- Это уж мы как-нибудь сами разберемся, не спрашивая твоего братского
благословения.
- Ну-ну!.. Только для начала надо бы в живых остаться!
- Угрожаешь?
- Я?! Что ты! Ни в коем случае! Мы тебя теперь, наоборот, охранять
будем. Ведь ты наш свидетель. А вот ЮНДО ты, пожалуй, потребуешься как
виновник!
- Виновник чего?
- Виновник большого скандала!.. А как еще назвать нападение на
ресторан?.. Что? Неужели ты не представил "Сиреневую веточку" в роли
резиденции FMA в Тайгерленде?
Я закусил губу. Меня опять обвели вокруг пальца.
- Да-а, - сказал Санчес. - Не везет ЮНДО с агентами в нашем поселке!
Один дезу выдал, теперь второй тоже самое делает. Нельзя же быть таким
наивным! А может быть, Лина выполняла мое задание?
- Не верю тебе! - Я сжал кулаки: меня била дрожь. - С каким бы
удовольствием!..
- Руки коротки! - Он вытащил из кармана пистолет. - Я бы тебя тоже!..
Ты и твои друзья мне всю жизнь сломали. - В голосе его заклокотала еле
сдерживаемая ненависть. - Я был блестящий офицер, защитник родины. А вы из
меня сделали убийцу и провокатора... Я должен вот сидеть и ждать, чтобы вы
как можно больше невинных людей постреляли!.. Ну, ничего, скоро мы
предъявим вам обвинение! И в дискриминации предъявим, и в нарушении
Декларации прав человека предъявим, и в государственном терроризме!.. - Он
вдруг махнул рукой. - А, что там говорить!.. - И замолк.
Молчал и я. Сказать было нечего: в чем-то он был прав.
- Ладно, - проговорил он скрипучим голосом. - Недолго ждать осталось.
Уже ночь на дворе... У нас там видеокамеры стоят, мы всю атаку заснимем.
Будет для суда материал. - Он посмотрел на меня, и во взгляде этом уже не
было ненависти, а была бесконечная, смертельная усталость. - И
корреспонденты антиюндовских газет у нас в засаде сидят!
Я тоже успокоился. От меня больше ничего не зависело. Мелькнула даже
мысль, что, если бы удалось сейчас дать шифровку Алкиною, я бы еще сто раз
подумал, о чем в ней сообщать. Впрочем, эта мысль была уже чистейшим
предательством, и я ее с негодованием отмел. И постарался не заметить, что
негодование это было совсем рядом с ложью. Кто-то нашептывал мне изнутри,
что во всей данной истории я выгляжу далеко не на уровне, а если уж быть
перед собой честным до конца, то и вся история выглядит мерзко и
отвратительно, и единственное светлое пятно в ней - Лина.
- Приведи ко мне сестру, - сказал я Санчесу.
- Нет, - ответил он. - Забудь о ней.
- Тогда убирайся к черту!
- Сейчас уберусь!.. Есть только еще одна загадка, которую мне
хотелось бы разгадать. - Он убрал пистолет и вытащил из нагрудного кармана
фотографию. - На, посмотри.
Я взял фотографию в руки. Кровать, стена над кроватью украшена ковром
с изображением тигриной пасти, на кровати незнакомый мне молодой парень.
- Кто это? - спросил я.
Ответить Санчес не успел. Где-то вдруг пророкотала пулеметная
очередь. Санчес вскочил, выхватил фотографию у меня из рук и, повалив
столик с подносом, опрометью бросился к выходу. Дверь он, впрочем, закрыть
не забыл.
Я на всякий случай сполз с тахты и перебрался в угол, слева от двери:
когда стреляют, лучше быть пониже и в сторонке.
Захлопали выстрелы, но это не казалось главным. Мир быстро изменялся,
из него уходило что-то мое, родное, сокровенное. Черной ямой разверзлась
тигриная пасть, крутануло вокруг меня стены, заструился перед глазами
серебристый воздух. Я зажмурился и сразу же услышал, как сквозь сухой
треск ухнули два сочных взрыва: это пришел Алкиной с ребятами. Я снова
открыл глаза, и меня потащило. Мелькали неясные картины. Постепенно все
проявлялось, но проявлялось отдельными пятнами, длинной цепочкой
малосвязанных друг с другом событий. Словно кто-то перелистывал книгу,
перепрыгивая сразу через десятки страниц, а потом возвращаясь обратно.
Многое было сейчас неважно, и я загонял эти картины в небытие. В ответ
оттуда выходили другие, те, что были нужны, и я холил и лелеял их, пока
они не приживались. Я словно вырывал из книги отдельные, проданные мне
страницы, оставляя другие под гладким тяжелым переплетом. Они вырывались
из-под переплета, всплывали, стремились ко мне, а я сопротивлялся,
отталкивал их, презирал и ненавидел. И некому было объяснить, что у меня
нет на них прав, у меня нет над ними власти, потому что это были страницы
из Книги жизни. И самое ужасное состояло в том, что она, книга эта, была
ЧУЖАЯ, я не должен был трогать ее. Но продолжал смотреть...
Вот далекое детство. Белые одинаковые домики. Много окошек.
Одинаковые незнакомые высоченные деревья. Часто вокруг меня люди в
одинаковых белых халатах. И всегда мама с отцом.
Мы живем втроем в одном из белых домиков. Этот дом наш.
В других домиках живут другие - тоже по трое. Двое взрослых и
ребенок. Иногда взрослый один, и тогда в домике только двое. Стоят домики
в густом лесу. Недалеко течет большая широкая река. Мы часто ходим на
берег посидеть на камнях и посмотреть на воду. Лишь посмотреть, потому что
к самой реке не подойти. Отец как-то сказал, что не пускает силовое поле.
- А зачем оно, это силовое поле? - спрашиваю я.
Мама молчит.
А отец молчать не любит.
- Это теперь вместо колючей проволоки, - произносит он непонятную мне
фразу.
Мама смотрит на него и качает головой.
Следующая страница. Мы в комнате с зелеными стенами и белым потолком.
Я уже знаю, что это кабинет врача. Меня водят сюда каждую неделю. И по
другим кабинетам тоже. Это называется "очередной осмотр". В каждом
кабинете много различных приборов и врач. Меня осматривают, слушают и
делают разные другие вещи.
- Вам повезло! - говорят маме. - Поздравляем!
- Мы можем уехать? - спрашивает мама, голос ее дрожит.
Врачи делают строгие лица и прячут глаза.
Следующая страница. Мы в комнате, которая называется гостиной. Эта
комната для гостей, но гости к нам не ходят. Там бываем только мы, и я
говорю, что ее надо называть "настиной". А мама мне говорит:
- Илья! Иди погуляй.
Я выхожу из настиной, но гулять не хочется, и я остаюсь в коридоре.
Мне почему-то страшно. Сквозь закрытую дверь слышен голос отца.
- Пойми, Анна, - говорит он. - Я здесь больше не могу... Зачем терять
лучшие годы жизни? Ведь нам с тобой и так повезло: мы вполне можем жить на
Большой земле...
Мама молчит.
- Мы вполне можем быть полезны обществу, - говорит отец. - Ты
вспомни, какие надежды на тебя возлагали в университете. Ведь мы же -
гении! Это не я так считаю, ты знаешь. Так считают мой Сан Саныч и твой
Верещагин. Разве не правда?
Мама молчит. Отец принимается ходить по комнате. Я хорошо слышу его
сильные шаги.
- Что ты молчишь? - говорит он. - Так же нельзя!.. - И вдруг крик. -
В конце концов, ты сама во всем виновата! Это тебе захотелось иметь
ребенка!
Мама молчит.
- Анна! - Отец почти стонет. - Нельзя же так! Лучшие годы провести в
этом лагере!.. Ведь это же лагерь, неужели ты не понимаешь?.. Ведь другие
всю жизнь здесь проводят, а тебе судьба дала такую возможность! Неужели он
тебе дороже?
- Подлец! - тихо говорит мама. - Уходи!
Распахивается дверь. Отец выскакивает в коридор и натыкается на меня.
Я в ужасе закрываю глаза, мне кажется, что он убьет меня. Но он пробегает
мимо.
- Дура! - кричит он из прихожей. - Ты всегда была дура! Самка
чертова!.. Сгниешь здесь!
Я вхожу в комнату. Мать сидит в кресле, закрыв лицо руками. Как будто
ее кто-то ударил.
Следующая страница. Мы провожаем отца. Он уезжает в командировку. Мы
идем к воротам и забору, которые маскируют силовое поле со стороны дороги.
Ворота сделаны из металла, а забор из камня. От небольшого домика около
ворот шагают двое. Один в военной форме. Отец протягивает ему какую-то
бумажку. Военный внимательно рассматривает ее. Спрашивает:
- Насовсем?
Отец кивает. Ворота открываются медленно.
