нет. Артур всегда был осторожен. Мы собирались проверить его с помощью
Ридера...
- Так! - сказал Рыманов. - Все вторичные задания отменить! Пусть
немедленно займется передатчиком. - Он посмотрел на часы. - У них там
сейчас как раз утро. Приказ ему передай немедленно! Передатчик нужно найти
любой ценой. Есть у меня предчувствие, что вокруг этого передатчика все и
закручено.
- Мне тоже так кажется, - сказал Гиборьян.
- Стой-ка! - Лицо Рыманова тронула счастливая улыбка. - Ты в курсе
последнего плана Глинки относительно Ридера? Я имею в виду план "Маяк".
- Да, в курсе.
- Передай Артуру приказ реализовать его.
- А Ридер?
- Ридер пусть выполняет приказ о передатчике.
- Понял!
- Далее. Прибудешь в Гринкоуст, в контакт с Артуром не входи, надо
исключить всякий риск. Выходи прямо на Ридера. И будь очень осторожен!
- Я понимаю, - сказал Гиборьян.
- Десантную группу подбери сам. Чтобы там были абсолютно надежные
люди!
- Я понимаю, - сказал Гиборьян.
- Мы не имеем права ошибиться. Слишком многое поставлено на карту.
Слишком многое!.. Гораздо большее, чем наша с тобой судьба!
- Я понимаю! - сказал Гиборьян в третий раз.
- Тогда все! Иди, работай. Сигнал дашь перед началом десантирования.
Канал для ретрансляции сигнала через орбитальный стационар я обеспечу...
Пойми, Рубикон должен быть перейден!
Гиборьян кивнул, встал и направился к двери. Потом вдруг остановился,
повернулся лицом к Рыманову.
- Ты знаешь, Серж, - сказал он. - Я тут читал старых европейских
поэтов...
- Ого! - сказал Рыманов. - У тебя есть время читать стихи?.. Хорошо
живешь!
Гиборьян странно посмотрел на него и вдруг продекламировал:
Война сняла с себя латы,
Мир надевает их на себя.
Мы знаем, что учиняет война,
Кто знает, на что способен мир?
[Фридрих Логау, немецкий поэт XVII века]
- Ты это к чему? - спросил Рыманов.
- Мне кажется, никто из нас даже не догадывался, на что он способен!
- сказал Гиборьян и вышел.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЖЮЛЬ КАРНЕ, ДИГГЕР (ПСЕВДОНИМ "РИДЕР")
1
Состояние было - хуже некуда. Гудела голова. Ломило позвоночник. Тело
исходило мерзким холодным потом, словно на него выпала роса. Изрядно
подташнивало. Как после обильной попойки. В общем, самое время топать к
врачу.
Приняв душ, доставивший организму некоторое облегчение, я взял в руки
"карандаш" и проделал уже привычные операции. Результат проверки был
многообещающ: никакого намека на видеоаппаратуру. Судя по всему,
подозрения относительно моей персоны у тех, кто мною интересовался,
исчезли.
Я не сомневался, что ночью в коттедже перевернули все. Тем не менее
никаких следов. В том числе и "жучков" в одежде. А когда я обнаружил, что
стационарная подслушивающая аппаратура больше не работает, настроение мое
резко улучшилось: постоянный контроль снят. И хотя я весьма смутно
представлял себе события прошедшей ночи, но, кажется, диггер ЮНДО Жюль
Карне в моем лице оправдал те надежды, которые возлагало на него
руководство. Хотя бы на первом этапе операции... Более того, означенный
Жюль Карне этой ночью выявил несомненный профессионализм своих
противников, ибо только профессионалы до такой степени не оставляют следов
своего пребывания.
За завтраком я решил ознакомиться с международными новостями, включил
тейлор и остолбенел: с дисплея на меня смотрел начальник Восточного
сектора Секретного отдела ЮНДО господин Вацлав Глинка собственной
персоной. Этот факт уже и сам по себе был сногсшибателен, поскольку
специалисты-секретники никогда еще не появлялись на экранах обыкновенной
информационной сети. Когда же я услышал, что он вещал, у меня и вообще
волосы встали дыбом. А потом господин Глинка исчез, и на его месте
появился знакомый всему миру комментатор Данн. И понеслось!
Новости сыпались одна за другой, и это были такие новости, что
становилось страшно. ЮНДО снова оказалась героем дня, но, думаю, такого
геройства никто из наших не пожелал бы и своему врагу. Я слушал и
ужасался. Глинка мертв. Кшижевский арестован и обвинен по нескольким
совершенно сумасшедшим пунктам. Рыманов дезавуировал все обвинения своего
бывшего заместителя и повесил всех собак на своего бывшего начальника, и
это уже было похоже на пауков в банке...
Комментатор продолжал говорить. Ассоциация Бывших Военных всячески
открещивалась от самой идеи о каких бы то ни было ультиматумах, была тише
воды и ниже травы и во весь голос выражала свое положительное отношение к
возможности переговоров с Организацией Объединенных Наций По Вопросам
Разоружения, буде господин Кшижевский действительно арестован. Посткригеры
грозились начать серию демонстраций в масштабах всей планеты. В Мельбурне
группы хулиганствующих элементов сделали попытку захвата тамошней
штаб-квартиры ЮНДО, нанесли большой ущерб зданию и ограде и до полусмерти
избили попавшего им в лапы мелкого чиновника. К счастью, захватить оружие
и терминалы информсети ЮНДО нападавшие не успели, поскольку тут же были
рассеяны полицией. Среди арестованных оказался активист мельбурнского
филиала организации "Огненные меченосцы". Подобная же выходка произошла и
в Новосибирске, где властям тоже удалось быстро овладеть положением.
Кругом шум, и лишь пацифисты всех мастей набрали в рот воды...
Я отключился. Все эти новости требовали обстоятельных размышлений, но
времени на обстоятельные размышления не осталось: пора было топать к
Артуру. Я попробовал связаться с бортом космолета "Крым", но Алкиноя там
не оказалось. Домашний номер тоже не отвечал. И не удивительно: они там
сейчас с совещаний не должны вылезать, при таком-то проколе. Можно было,
конечно, вырвать из цепочки связи космодром Куру и выйти прямо на Париж,
на штаб-квартиру генерального директора, но такая выходка на девяносто
девять процентов гарантировала провал. Подобного уровня риска обстановка
еще не требовала.
И я отправился на явку.
Все повторилось, едва я приблизился к особняку Артура. Сквозь
утихающие головную боль и тошноту проступил бледной тенью и тут же
неотвратимо, словно смерть, навалился на меня холодок нежелания. Нежелание
двигалось в том же направлении, что и позавчера: не хотелось входить в дом
Артура, не хотелось разговаривать с ним, не хотелось получать от него
информацию... Пространство вокруг меня наполнилось некоей угрозой,
бесформенной и безликой.
Изрядно удивленный, я аккуратно проверился. Вроде все чисто. Рискуя
опоздать к Спенсеру, я все же качнул маятник и еще раз убедился, что от
меня действительно отстали. Но холодок не проходил. Это было уже слишком!
Хватит валять дурака, сказал я себе. Где твоя личная храбрость,
диггер с двадцатилетним стажем?.. Тоже мне Кассандра в штанах! Нострадамус
двадцать первого века!.. Завершу эту операцию, и надо сдаваться
психиатрам. Что-то после Швейцарии со мной все-таки не то. Какой-то я стал
сам не свой, словно и не я вовсе...
Я еще раз проверился, вспомнил о Лине, которую сейчас увижу, и,
плюнув на холодок в груди, двинулся к знакомым воротам.
Лины не было. Встретила меня незнакомая дебелая блондинка
неопределенного возраста. Самая подходящая пара для любовных утех
сорокапятилетнего осла.
- Подождите несколько минут, - сказала блондинка, усадив меня на
диван. - У доктора пациент.
- А где девушка, которая была здесь вчера? - спросил я невинным
голосом.
- Лина? - Блондинка посмотрела на меня с презрением. Уверен, что на
настоящего осла она бы так не посмотрела. - Мы с ней работаем через день.
К тому же она - практикантка и скоро от нас уйдет.
- А вы?
- Я с доктором с тех пор, как он сюда приехал. Вот уже шесть лет... Я
просмотрела дискету с историей вашей болезни. Вы правильно обратились к
доктору, он очень хороший врач. Вылечит и космонавта.
Я прижал руку к груди и с самым благодарным видом поклонился. Это,
кажется, произвело на нее положительное впечатление. Во всяком случае, она
снова открыла рот и больше его не закрывала. Через несколько минут я уже
знал, что она очень одинока; что муж ее служил в десантных войсках
Тайгерленда и пятнадцать лет назад героически погиб, выполняя
патриотический долг на территории соседней страны, и она до недавнего
времени получала за него пенсию; что сын ее тоже был военный, его ждала
хорошая карьера, но началось проклятое разоружение, на карьере пришлось
поставить крест, сын стал кригером и вот уже пять лет она не имеет о нем
никаких известий.
Я вздохнул. Война въелась в людские судьбы гораздо в большей степени,
чем нам казалось. И далеко не все считают ее исчадием ада, для многих она
- единственное средство существования.
- Почему вам так не нравится кампания разоружения? - спросил я. -
Разве жизнь без войны не лучше?
Женщина нахмурилась.
- Кампания! - Она фыркнула. - Это еще с какой стороны посмотреть!..
Для слабого и неприспособленного - конечно. Им жить легче и безопаснее. Но
человечество всегда держалось не на слабых и неприспособленных... - Она
посмотрела на меня с вызовом, будто меня и имела в виду. - Если хотите,
войны были механизмом естественного отбора... Вот, скажем, волков называют
санитарами леса, не так ли?
Я кивнул.
- Так вот, по-моему, война - это санитар человечества. Всех хилых и
тщедушных под корень, чтобы и следа от них не осталось! А здоровяков - на
размножение!
- Но ведь так было в первобытные времена, - возразил я. - Когда
дрались дубинами и мечами. Тогда исход боя действительно зависел от того,
насколько крепок и силен воин. А позже, после изобретения огнестрельного
оружия все изменилось. И любой тщедушный урод теперь запросто ухлопает
двухметрового детину с огромными бицепсами. С расстояния в несколько сот
метров, а то и подальше.
- На первый взгляд это действительно так, - сказала женщина. - Но
только на первый!.. Вы забываете, что, кроме силы тела, есть еще и сила
духа. И побеждает в конечном итоге тот, кто сильнее духом. А у сильных
духом всегда рождаются здоровые дети. - Она хитро улыбнулась. - Ведь
любить по-настоящему способны только сильные духом. И только у любящих
появляется крепкое потомство. Разве я не права?
У нее, несомненно, был сильный духом муж, и она родила от него
крепкое потомство. Так что я просто кивнул.
- Вот видите! - сказала она с воодушевлением. - И потому я думаю,
политиканы из Нью-Йорка и Парижа предали не только профессиональных
военных. Они предали весь мир. Они отняли у одних тяжелую, но любимую
профессию, у других - возможность самоутверждения и проверки своих сил, у
третьих - перспективу хороших заработков. А взамен получили жидкие
аплодисменты кучки чокнутых пацифистов.
Я прикрыл глаза. Передо мной явно сидела одна из активисток движения
"Женщины за возможность воспитания сильных сыновей". Она противоречила
сама себе, но спорить с ней не имело никакого смысла. Такие люди
разговаривают с тобой лишь до тех пор, пока ты готов, развесив уши,
слушать их. Как только ты начинаешь спорить, они теряют к разговору всякий
интерес. Я хотел спросить ее, когда же освободится доктор, и тут мысли мои
ухнули в бездонную пропасть.
Предали, подумал я. Вот оно!.. Она сказала: "Предали!", и это было
именно то слово, которого мне не хватало для осознания картины. Предали!..
