На другой день Чаплийнский сидел в кабинете с зятем своим
Комаровским. Они о чем-то горячо спорили, как вдруг дверь отворилась и
вошел Дачевский.
- А, здорово, друже! - небрежно проговорил Чаплинский. - Новостей
принес?
- Принес! - отрывисто проговорил тот.
- Садись да повествуй... Эй, хлопче, пива нам да меду, да венгржины
постарше! - приказал он, хлопнув в ладоши.
Проворный слуга живо принес бутылки, жбаны и стаканы и также быстро
скрылся.
- Вчера, когда пана Данила так неучтиво выпроводили... - начал
Дачевский.
Чаплинский поморщился.
- Подробности ты можешь выпустить, - заметил он угрюмо.
- Когда пана высадили за двери, - невозмутимо продолжал Дачевский,
будто не замечая, что пан сердится, - пан Богдан начал говорить о
королевской привилегии, скрытой Барабашем; в этой привилегии король дарует
права казацкой вольнице...
- Гм, вот как! - протянул Чаплинский, - что же этот казак говорил?
- Он просил Барабаша показать ему королевскую грамоту, но тот дал
понять, что бумага спрятана у его пани. Тогда Богдан как будто успокоился,
но я его знаю и по глазам заметил, что он нечто задумал. Я пробрался
незаметно во двор и там, между нищими и челядью, остался до утра. Я видел,
как тот казак, которого пан вздернул, да плохо, оседлал коня и ускакал, а
к рассвету вернулся и тотчас же прошел к Богдану. Я готов голову
прозакладывать, что он ездил к пани в Черкасы за грамотой... Что
предприятие это удалось, я сегодня ясно увидел по пану Богдану: он земли
под собою не слышит...
- Хорошо, я вполне одобряю сообразительность пана, - важно сказал пан
Чаплинский, поглаживая усы. - Что же касается Богдана, то мы с зятем
только что толковали о нем. Недолго ему тешиться, я всеми способами буду
стараться, чтобы пан староста обратил свое внимание на этого беспокойного
человека.
- Еще я должен передать пану подстаросте, - продолжал Дачевский, -
что у Хмельницкого часто бывают разные люди из сел и деревень: и попы, и
крестьяне, и казаки, и шляхтичи. Он с ними подолгу разговаривает;
насколько мне удалось слышать эти разговоры, дело идет о том, чтобы мутить
народ и вербовать повстанцев.
- Знаю, знаю, что он затевает, - отвечал Чаплинский, - только навряд
ли это ему удастся. Попрошу я пана Дачевского еще об одной услуге: не
найдет ли он возможность проследить хорошенько за этим казаком, спасшимся
от виселицы; может быть, мы придумаем какие-нибудь способы и от него
избавиться.
- Не обещаю, пан подстароста, не обещаю; но, что могу, сделаю.
Запорожцы - хитрый народ, за ними уследить трудно.
Дачевский раскланялся, а Чаплинский с зятем поехали в Чигирин по
какому-то делу.
После ночной поездки Ивашко долго высыпался. Богдан не велел его
будить: он имел продолжительное совещание с Брыкалком, который куда-то
уехал, а Хмельницкий засел за свои бумаги и письма. Наконец, вошел к нему
заспанный Ивашко, поклонился и сказал:
- Здоров будь, батько! Я тебе вчера не успел важных вещей сообщить.
- Слышал, слышал, - с усмешкой сказал Богдан, - мне Брыкалок уже все
передал. Извести они меня замышляют. Ну, что-ж? На все воля Божья,
остерегаться буду, а удастся им, значит, мне жить не суждено. А ты бы вот
что, Ивашко, повидал бы свою панночку, да и шепнул бы ей, чтобы она ко
всему присматривалась и прислушивалась. Видишь, какие веселые поручения я
тебе даю.
Ивашко, действительно, просиял и, весело тряхнув чубом, проговорил:
- Это дело я быстро обделаю, батько! Катря дивчина сметливая, да и
мамка ее, старая татарка, тоже может нам пригодиться.
Он вышел с поклоном; во дворе встретился с Дачевским. Оруженосец
остановил было его своими разговорами, но Довгун постарался поскорее от
него отделаться, оседлал коня и ускакал. Дачевский посмотрел подозрительно
ему вслед и тоже куда-то скрылся.
Вечером Чаплинский вернулся довольно поздно и собирался уже ложиться
спать. Вошел слуга и доложил, что его желает видеть пан Дачевский.
- Проси! - важно проговорил пан Данило.
Дачевский вошел взволнованный, запыхавшийся и, отвешивая поклон,
поспешно проговорил:
- Ну, пан подстароста, какие я тебе новости привез!.. Жаль, что ты
того казака плохо вздернул, ей-Богу жаль!
- Что такое? - спросил Чаплинский встревоженно.
- Расскажу, сейчас расскажу все по порядку, дай только мне вздохнуть
да прикажи подать вина или меду. Я сегодня с этим запорожцем умаялся.
Чаплинский нетерпеливо хлопнул в ладоши, велел подать бутылку вина и
жбан меду, усадил рассказчика против себя и приготовился слушать.
Дачевский полунасмешливо, полулукаво посмотрел на него и проговорил:
- Пан подстароста забыл наш уговор. Важные новости не передаются так,
из одной любви к пану.
Пан Данило, только что удобно усевшийся в кресле, даже подскочил от
гнева.
- Клянусь своей саблей, пан Дачевский, это уж из рук вон! Полагает ли
пан, что я, благородный шляхтич, обману его и не заплачу должного?
- Карбованцы, пан подстароста, вещь круглая, рассыпчатая, - отвечал
Дачевский спокойно. - Обещать и заплатить - две вещи разные; сперва мы
лучше сторгуемся, тогда пан и новости услышит.
В Чаплинском, видимо, боролись два чувства: желание услышать, что
скажет Дачевский, и боязнь переплатить.
- Я не могу назначить цену, не зная за что, - отговаривался он.
- Пан покупщик, а я продавец, - спокойно заметил Дачевский, товару
своему я цену знаю; без денег его не отдам, а, может быть, найдутся и
другие покупатели.
- Сколько же ты хочешь? - спросил Чаплинский.
- Двести карбованцев! - дерзко ответил Дачевский.
Чаплинский опять вскочил с места.
- Пан Дачевский! - вспылил он, - не испытывай моего терпения! Ты сам
понимаешь, что за каждое известие о Хмельницком я не могу платить так
дорого.
- А почему пан знает, что я буду ему говорить о Хмельницком? Быть
может, мои новости касаются лично самого пана Чаплинского!
- Меня? - с удивление спросил пан подстароста.
- Клади-ка деньги на стол, ясновельможный пане! - сказал Дачевский,
вставая. - Пятьдесят карбованцев, пожалуй, я тебе уступлю.
- Сто, и ни гроша больше! - угрюмо ответил Чаплинский.
- Ну, ладно, давай!
Чаплинский прошел в опочевальню, погремел ключами и принес сверток
червонцев.
Дачевский развернул сверток, пересчитал, вынул из-за пазухи кожаную
кису от табака, всыпал в нее червонцы и спрятал деньги на груди. Потом
неторопливо подошел к двери, заглянул в соседнюю комнату и вернулся на
свое место.
- Итак, пан подстароста, я, как уже говорил тебе, целый день слежу за
запорожцем. С утра он уехал от пана Богдана, я же поскакал за ним, по
свежему следу его коня. Конечно, я держался в почтительном расстоянии. Мы
прибыли в Чигирин. Мне нельзя было самому за ним следить. Как тебе
известно, пан, у меня всегда для таких случаев есть люди под руками. Я
послал за нашем хлопцем расторопного жидка и приказал ему дать мне знать,
где хлопец остановился; сам же проехал к знакомому шинкарю и живо
преобразился в старого калеку-нищего. Жидок мой через полчаса явился ко
мне с известием, что казак остановился в корчме на рыночной площади,
говорил там с каким-то долговязым парнем, и этот парень куда-то тотчас
собрался. Мне нечего было долго думать. Я сообразил, что этот долговязый -
тот самый запорожец, с которым он вместе приехал к Хмельницкому. Не медля
ни минуты, я отправился в корчму, спросил себе кварту горилки и сел
неподалеку от казака. Через час слишком вернулся его длинновязый товарищ.
Я сделал вид, что дремлю за чаркой и, хотя они говорили тихо, несколько
слов все-таки уловил. Из этих слов я понял, что казак назначил кому-то
свидание, как только стемнеет, у Дидова Яра, за костелом. Место это хорошо
известно и тебе, и мне, пан! Я понял, что свидание назначено кому-нибудь
живущему в твоем имении. Задолго до назначенного срока я пробрался в Дидов
Яр, устроил себе в хворосте логово, забросал его хворостом и снегом и
притаился. Долго пришлось мне сидеть в яме; по счастью, я не забыл взять с
собой фляжку с горилкой, а то совсем бы замерз. Наконец, пришел мой казак,
а немного спустя и дивчина. Я себе заранее устроил отверстие и при свете
луны отлично разглядел их обоих. Как думает пан подстароста, кто была эта
дивчина?
- Мало ли тут хлопок, - равнодушно отвечал пан Данило, - почем я
знаю, какую он себе выбрал!
- О-о! В том-то и дело, кабы была хлопка! - продолжал Дачевский. - Не
хлопка то была, а панночка, сама панна Катря...
- Что-о? - грозно завопил Чаплинский, подскакивая к своему гостю. -
Смеяться что ли ты вздумал надо мной? Чтобы Катря пошла к казаку?.. Да ты
во сне все это видел...
- Не горячись пан Данило! - удержал его Дачевский. - Я бы и сам
подумал, что вижу это во сне, если бы не слышал их разговора. Оказалось,
что они давным-давно друг друга знают; панна Катря рассчитывает сделаться
женой казака и нисколько не заботится о благославении пана подстаросты. Но
это все бы еще ничего; самое важное то, что казак велел панне Катре за
паном присматривать и не только ей, но ее мамке. Вот ты теперь и видишь,
пан подстароста, важную ли я весть принес. Ведь, если б пана в его
собственном доме окружили шпионы Хмельницкого, пан очутился бы у него
совсем в руках.
Пан Чаплинский, как стоял в угрожающей позе перед Дачевским, так и
замер. Лицо его побагровело, жилы надулись, глаза, казалось, хотели
выскочить из орбит. Несколько минут он ничего не мог сказать, только
тяжело дышал, сжимая рукоять сабли.
- Это, это... - пробормотал он, наконец, - это совсем невозможно!
Дачевский даже испугался; он подумал, что с паном Данилом делается
удар. Он налил ему в стакан меду, и пан выпил одним духом.
- Ты вполне уверен, - проговорил он тогда, - что тебе все это не
пригрезилось, и над тобою не пошутили ведьмы?
- Пану легко в этом убедиться, - отвечал Дачевский. - Пусть он
пригрозит хорошенько девушке, она все и скажет.
- Да, правда, - проговорил пан Данило упавшим голосом, - я могу все
узнать... А теперь, пан Дачевский, прошу извинения, я чувствую себя дурно
и хочу отдохнуть.
Дачевский уехал, а пан Данило, выпроводив гостя, тотчас же послал за
Катрей.
- Панночка спит, - доложил воротившийся слуга.
- Поднять с постели! - грозно прокричал пан.
Слуга быстро убрался, предчувствуя грозу.
Через четверть часа Катря с распущенными, вьющимися волосами, которые
не успела собрать в косу, стояла перед паном и удивленно смотрела на него
своими большими черными глазами. Она видела, что опекун гневен, чуяла, что
ей сейчас за что-то достанется, но никак не ожидала заданного ей вопроса:
- С каким казаком ты сегодня виделась и что ты с ним говорила?
У Катри замерло сердце, она побледнела и должна была ухватиться за
стоявшее подле нее кресло. С секунду они молча смотрели друг на друга, как
два бойца, измеряющие свои силы перед поединком. Чаплинский знал, что эта
девочка всегда его ненавидела; ходили темные слухи о том, что он присвоил
себе ее хутор при помощи разных кляуз, и что девушка ничего из его лап
назад не получит. Слухи эти дошли и до Катри. Но у нее были еще и
воспоминания детства. Она помнила своего отца, дальнего родственника
Данила, помнила, как тот говаривал, что пан Данило в конец разорил его,
оттягал все, что можно, а теперь хочет присвоить себе и последнее.
Катря была не робкого десятка. Через минуту она уже овладела своим
смущением, взглянула прямо в глаза пану и, гордо подняв голову, отвечала:
