приготовить войско к бою. Каждый спешил к своему обозу и отдавал
приказания поспешно все упаковывать, снимать шатры, укладывать провизию.
Это произвело еще большее замешательство в войске. Все суетились, хватали
что попало и со страхом посматривали на казацкий табор, откуда доносились
крики татар и веселые песни казаков.
Лишь только занялась заря, из казацкого табора бросились к реке
многие тысячи татар и их дикие крики огласили воздух. Ужас объял польский
лагерь. Начальники спешили отдавать приказания, но, не сговорившись
заблаговременно, только перебивали друг друга. Конецпольский настаивал на
том, чтобы встретиться с казаками на берегу реки, но Заславский и слышать
об этом не хотел. Он предпочитал держаться в укреплениях.
Жолнеры схватились за оружие, но не получая приказания от начальства,
начали действовать самостоятельно; каждая хоругвь занимала место по своему
благоусмотрению, становясь там, где казалось удобнее. Между тем густая
волна татар уже хлынула через плотину и атаковала шанцы. Чорнота со своими
мнимыми татарами был впереди всех и схватился с двумя поляками. Полякам
пришлось вступить в бой, чтобы отразить нападение, хотя они никакого
приказания еще не получили. Хитрый казак не думал серьезно нападать, ему
нужно было только выманить врага. После горячего натиска, он сделал вид,
что отступает к плотине, поляки погнались за ним... Он перешел плотину и
поляки, увлеченные преследованием, тоже очутились на другой стороне реки.
Утренний туман, застилавший берег, скрыл оба отряда... Вдруг перед ними
выдвинулись из тумана новые полки; поляки бросились назад, но отступление
им было отрезано, на плотине стояли их же товарищи; произошла страшная
давка. Одни попадали в воду, другие были потоптаны казаками; хоругви были
совершенно уничтожены. К довершению беспорядка, в тылу из засады появился
Кривонос, и полякам пришлось действовать на два фронта.
Когда вечером битва прекратилась, все поле усеяно польскими трупами.
Паны втайне переговорили между собой и решили уйти из лагеря.
- А как же войско? - спрашивали некоторые.
- Мы пошлем сказать Вишневецкому, чтобы он принял начальство.
- А наше имущество? - с беспокойством осведомлялись те, у кого было
много возов.
- Возы следует захватить с собой, - отвечали им.
Ночью, когда когда лагерь погрузился в сон, паны вместе со своими
возами тихо и неслышно уехали до дому. Кое-кто из стражи видел это
бегство; поднялась тревога, все войско поднялось на ноги; все убедились,
что начальники покинули лагерь, и бросились бежать, сломя голову.
Забрезжил рассвет холодного сентябрьского утра. Несколько казаков, в
том числе Ивашко и Тимош, появились перед шанцами и стали вызывать ляхов
на герцы.
- Гей, вы, ляхи! - кричали они, трусите вы нас, что ли? Куда вы все
попрятались?
Но польский лагерь безмолвствовал, только слышалось одинокое ржанье
коней да протяжный вой собак. Казаки подъехали к самым шанцам. Все точно
вымерло.
- Что за диво? - сказал Ивашко. - Ведь, лагерь-то точно пустой?
В это время навстречу им поднялся из-за шанцев высокий худощавый
священник.
- Брыкалок, ты?
- Я, хлопцы! - отвечал весело Брыкалок, держась за бока, и покатился
со смеху.
- Куда же ляхи делись? - спросил Тимош.
- Ляхи-то? - едва проговорил Брыкалок сквозь смех, - утекли до дому,
даже меня забыли прихватить. Милости просим в панский лагерь; паны все нам
оставили: и возы, и лошадей, и горилку, и медь. А карбованцев и серебра,
сколько хочешь, столько и бери. Даже, вот какие добрые, конфет и пирожного
оставили, будет чем нам полакомиться.
- Да с чего-ж это они? - удивились казаки.
- Татар испугались, - порешил Брыкалок. - Как пугнул я их ханом да
сорока тысячами, так князь Доминик даже побелел. Паны-то впредь убрались,
а за ними потом и войско. В лагере теперь только собаки да хлопы... А
хлопы все попрятались: кто под возом сидит, кто в яме, кто в канаве, ни
живы, ни мертвы. Впрочем, есть еще раненые да больные, впопыхах они их с
собой не прихватили... Я уже часа два здесь брожу и все высмотрел.
- Ой, ой! - спохватился Ивашко. - Они уже значит далеко ушли. Надо
скорее скакать назад и оповестить батька.
В первую минуту Хмельницкий не поверил известию, но явился Брыкалок и
подтвердил слова Ивашка.
- На коней! - скомандовал Хмельницкий. - В погоню за ляхами!
- А как же лагерь? - спросили нерешительно некоторые.
- Лагерь от нас никуда не уйдет, - отвечал Хмельницкий, - весь наш
будет. Часа через полтора стали настигать ляхов. Они бежали в полном
беспорядке, густой, тесной толпой; в ней нельзя было отличить не полков,
ни хоругвей... Когда татары с казаками ударили на задних, у бегущих
совершенно помутился ум; кто мог, тащил своего соседа с коня и летел сам
вперед, тесня и давя остальных. Татары набрали столько пленников, что
веревок не хватало вязать их. В страхе паны сами подставляли шеи под
татарские арканы, лишь бы сохранить свою жизнь. Добежали до Константинова,
а когда переправлялись через Случу, то от тяжести поломали мост, и
множество ляхов потонуло. Передовым удалось спастись во Львове. За стенами
этого города можно было рассчитывать на безопасность; но паны начальники и
во Львове боялись остаться. Они разбрелись по своим замкам и даже
Вишневецкий, прибывший несколькими днями позже, не решился принять на себя
защиту города.
19. ВЫГОВСКИЙ РАБОТАЕТ В ПОЛЬЗУ ВОССОЕДИНЕНИЯ С МОСКВОЙ
Ходит ляшок по риночку, шабельку стискае:
Казак ляха не боиться - шапки не знiмае
Сильно поживились казаки в Пилявском лагере. Они везли теперь за
собой громадные обозы с провиантом, дорогими одеждами, с золотом и
серебром, со множеством волов и коней. Но богатство не шло им впрок, они
не знали ему цены. За талер можно было купить у казака вола, а за кварту
горилки приобрести прекрасную бархатную шубу или кунтуш. Удача
сопровождала казаков. Они беспрепятственно занимали города, брали с них
откуп. Так они заняли Константинов и Збараж. Но затем на Хмельницкого
снова напала нерешительность.
- Не ладно дело, - говорил он, - больно уж нам везет, как бы наши
соседи на нас зубы не оскалили.
- Так что же, батько? - отвечал Чорнота. - Оскалят, мы их пристукнем.
Как задавим панов, будем сами господа, никто с нами не справится. Мой тебе
совет, батько, не дремать. Иди на Варшаву.
- Что рада скажет, как рада велит! - уклончиво отвечал Хмельницкий.
- Рада, так рада! - отозвался Чорнота. - А по мне, так и без рады
можно.
На раде Хмельницкий всячески старался убедить казаков не идти на
ляхов.
- Мы уж достаточно поживились от врагов наших, - говорил он, - не
вернуться ли нам в Украину, не отдохнуть ли от боевых трудов?
Но казаки не хотели и слышать об отступлении.
- Веди нас на ляхов! - кричали они. - Добьем их и станем господами на
земле своей.
Хмельницкий видел, что на этот раз ему надо уступить.
- Хорошо! - сказал он. - Мы пойдем вперед, а загоны с их атаманами
могут, кто хочет, действовать сами по себе, пускай чистят понемногу землю
русскую.
- А куда ты думаешь двинуться, батько? - спросил Чорнота.
- Займу Львов, а затем уже пойду и в Польшу.
Вечером Хмельницкий совещался с Выговским.
- Зачем пан Хмельницкий исполняет волю казаков?
- А что же прикажешь мне делать? Они рвутся в бой с поляками, пусть
их потешатся.
- А слышал ли пан Хмельницкий, ходят слухи, что королем будет избран
Ян Казимир?
- Не только слышал, - с усмешкой отвечал Хмельницкий, - но даже сам
принимаю деятельное участие в этом избрании.
- Пан гетман? - удивился шляхтич.
- Да! - отвечал Хмельницкий. - Я уже говорил с послом от Яна
Казимира. Его королевское величество будущий король Польши обещает дать
нам все льготы и привилегии добровольно.
Выговский улыбнулся.
- Прошу пана Богдана верить, что король его только заманивает.
- Посмотрим! А все же лучше попробовать достигнуть желаемого мирными
переговорами.
Выговский не возражал более; остальные же шляхтичи, окружавшие
Богдана, даже радовались его намерению помириться с панами.
Хмельницкий послал на сейм несколько казаков и вручил им грамоту к
сейму. В ней он требовал, чтобы сейм избрал Яна Казимира. А между тем, он
осадил Львов. Город сильно укрепился и Хмельницкий простоял под ним без
успеха недели три. Казаки несколько раз предлагали взять город приступом,
но Хмельницкий удерживал их. Наконец, он взял с города выкуп, снял осаду и
отправился к Замостью, одной из самых сильных польских крепостей. Под
Замостьем ему пришлось бы также, вероятно, долго простоять, но в это время
пришло известие об избрании Яна Казимира. Тогда Хмельницкий послал в город
сказать, что он прекращает неприязненные действия, гарнизон может отворить
ворота и принять их, как своих союзников; но паны в Замостье не сразу
поверили этому. Они дали уклончивый ответ, сказали, что будут ждать
прибытия самого короля.
Стояла уже половина ноября, когда к казакам явился королевский посол.
Торжественно развевались в таборе знамена, довбаши били в литавры,
стреляли из самопалов и громко приветствовали посла. Хмельницкий встретил
его у самого въезда в табор и с большим почетом проводил до своей палатки.
Там их ждала богатая закуска со множеством вин.
- Прошу пана посла не побрезговать на нашем угощении, - с поклоном
сказал Хмельницкий. Посол привез Хмельницкому королевскую грамоту. Король
приказывал отступить от Замостья и в Украине ждать его комисаров. Богдан
внимательно прочитал королевскую грамоту, почтительно поцеловал ее и
сказал:
- Верю, что вновь избранный король есть избранник Божий, и что он
рассудит меня по справедливости. Повинуюсь королевскому приказанию,
довольно крови и вражды... А теперь садитесь пан посол и выпьем за
здоровье короля... Хорошо ляхи сделали, что избрали Яна Казимира, - сказал
он смеясь, - а то я уж собирался сам идти в Краков и дал бы корону тому,
кому бы захотел.
- Пан гетман, - сказал Выговский, входя в палатку и кланяясь послу, -
не дать ли знать городу о прибытия посла его величества короля Яна
Казимира?
- Да, да, пан Иван, - сказал Хмельницкий, - спасибо, что напомнил.
Пошли тотчас же трубача в город, пусть паны порадуются нашей радости, -
прибавил он с иронией. - Надо сказать пану Смяровскому, - обратился он к
послу, - что в Замостье не слишком-то долюбливают Яна Казимира, им бы
хотелось Карла, да не так вышло, как они желали. Передай им от меня, пан
Выговский, что я ухожу завтра, могут служить благодарственные молебны, что
так легко от меня отделались. Но я не хочу даром проливать кровь... Я
уверен, что при новом короле все пойдет иначе, и вас, панов, он будет
держать в руках, - прибавил он, похлопав посла по плечу.
- Если пан гетман позволит, - вежливо прибавил посол, вставая и
кланяясь, - я проеду в Замостье и объявлю об избрании Яна Казимира.
- Не торопись, пан Смяровский, - удержал его Хмельницкий. - Выпьем за
здоровье благородного шляхетства; полагаю, что мы теперь будем жить в
дружбе.
Часа три продолжалось угощение. Затем посол поехал в Замостье, а
Хмельницкий приказал готовиться к отступлению.
Лишь только отдано было приказание, в палатку вошел Карабча-мурза
рассерженный, недовольный.
- Что это значит, Богдан Хмель? С чего ты вздумал отступать? - угрюмо
спросил он Хмельницкого.
- Я исполняю повеление моего короля, - отвечал гетман.
