выбрала, и читать не умеет. Сама ты такая умница, тебе бы пана
образованного...
- Ну, много ли и панов-то образованных? - вспылила девушка. - Вовсе
мне не нравятся такие латинисты, как пан Остророг: все и сидит за своей
библией.
- Что делать, о вкусах не спорят, - отвечал Петроний, - усаживаясь в
седло, - словесно передадим твое поручение славному пану казаку, -
прибавил он и, поклонившись девушке, двинулся в путь.
Кисель также стал собираться в дорогу; к девятому июня ему надо было
поспеть на сейм в Варшаву. В это время разнеслась весть, что король
Владислав умер. Ехать в то время было далеко не безопасно, так как повсюду
уже вспыхнуло восстание, а потому Кисель должен был взять с собой
порядочный отряд для охраны. Его сопровождал значительный обоз с
провизией, так как ходили слухи, что хлопы прячут съестное и ни за какие
деньги не хотят ничего продавать панам. Наконец, сборы были окончены,
Кисель уехал, а пани воеводша с панной Катрей остались одни хозяйничать в
имении.
Прошли июнь и июль. Восстание росло. Обе женщины с ужасом слышали,
что по соседству то то, то другое имение выжжено и разорено. Как-то
вечером они сидели и чистили ягоды, как вдруг к ним вбежала одна из
крестьянок, работавших в поле, и в ужасе, задыхаясь, едва могла
проговорить:
- Гайдамаки близко!
Пани воеводша и Катря вскочили с места; женщины работавшие вместе с
ними, заметались, завыли, мужчины схватились за оружие; но ни хозяйка
имения, ни молодая девушка не были уверены в намерениях хлопов защищать
господ; им невольно пришли на мысль все рассказы о происходивших по
соседству неистовствах: как прислуга резала своих господ или выдавала их в
руки казаков. В отчаянии они скрылись в самую дальнюю комнату и не знали,
что им предпринять.
- Нет ли здесь где-нибудь скрытого места, где бы мы могли переждать
опасность? - спросила Катря.
- Ведь они все сожгут, дитя мое!
- Но, может быть, какой-нибудь подвал?
- Подвал? - в раздумье повторила пани. - Есть подвалы, да что в них
толку: гайдамаки по подвалам-то и пойдут, разыскивая вина... Разве вот
что, - проговорила она, соображая, - есть у нас потайной ход, только я
сама хорошенько не знаю, где он. Его завалили камнями и, говорят, что там
ходят страшные привидения...
- Не знает ли кто из прислуги, где этот ход? Привидения нам теперь не
так страшны, как живые люди.
- Старик дворецкий знает, но можно ли на него положиться?.. Никому из
хлопов теперь доверять нельзя.
- Ничего, все лучше довериться одному, чем всем, - бодро отвечала
Катря и побежала разыскивать дворецкого.
- Петро, - говорила она старику, - спаси нас, укрой в потайном ходу;
пани говорит, что ты знаешь, где этот ход.
Старик посмотрел на нее и вздохнул.
- Знать-то знаю, да страшно! Конечно, я старый слуга, - рассуждал он,
- и ничем не был обижен ни от пана, ни от пани, да что скажут другие
хлопы?
Он понизил голос.
- Они собираются выдать и пани, и панну гайдамакам: тогда, говорят,
их никто не тронет... Если я вас укрою, они со свету сгонят.
- Беги с нами! - предложила Катря.
- Нет, панна, стар я, чтобы бросить родную семью. Эх, панночка, жалко
мне вас! - прибавил он. - Не так жалко старую пани, ей все равно скоро
умирать, а вам бы только жить начинать. Ну, что бы там ни было, - решил
он, махнув рукой, - а старый Петро попробует вас спасти. Выйдите вместе с
пани за сенной сарай, там я буду вас ждать и захвачу вам обеим
крестьянской плахты и свиты, возьму их тайком у невестки; только
торопитесь, теперь самое время, не то попадете в руки хлопам.
Катря побежала назад, в страхе посматривая на людскую; ей казалось,
что вот-вот сейчас ее схватят, она крестилась и шептала молитву. Ей надо
было еще забежать к Олешке, жившей наверху в светелке, и она, поднимаясь
по лестнице, постоянно оглядывалась по сторонам, боясь встретить кого-либо
из прислуги. Но хлопы в это время находились по другую сторону дома, и три
женщины, никем не замеченные, проскользнули к сенному сараю, стоявшему
поодаль от остальных построек, подле господского парка.
Старый Петро уже ждал их и повел в парк. Он угрюмо молчал, не отвечал
на расспросы пани и быстро шагал по извилистой тропинке, терявшейся в
сплошной стене густых кустов. Они дошли до небольшого озерка и свернули
немного в сторону к невысокому пригорку с какой-то полуразрушенной
беседкой. Подле пригорка лежала куча камней, набросанная как попало, может
быть свалившихся сверху; сбоку лежал довольно большой камень. Петро
отвалил его, разрыл немного лежащий на земле щебень и взялся за скобу
потайной двери, сделанной на подобии люка. Дверь со скрипом поднялась, за
нею открылся ход с несколькими ступенями. Пахнуло сыростью, гнилью...
Женщины невольно отступили назад...
- Идите, идите! - торопил Петро.
Они спустились по лестнице. Петро вынул из кармана огниво и тонкую
восковую свечу. Он высек огня, зажег свечу и только тогда запер люк.
- Ну, теперь с Богом! - сказа он, набожно крестясь. - Свечку эту я
взял от образа, нечистая сила не посмеет тронуть нас; идите за мною смело,
ход этот приведет нас за три версты от имения, к "Дикому Овражку", а там
ждут вас добрые кони, Петро обо всем позаботился.
Восковая свечка едва теплилась и слабо освещала стены узкого, низкого
коридора. Кое-где в стенах попадались какие-то странные углубления, Петро
со страхом от них сторонился.
- Много здесь душ погублено, ой, много! - со вздохом сказал он.
Действительно, кое-где валялись черепа и под ноги попадались
человеческие кости.
- Давно это было, - говорил Петро, - один из панов рассердился на
хлопов и задумал погубить их. Всех их загнали сюда в подземелье, и мужчин,
и женщин, и детей, и уморили голодом, а пан приходил в беседку, слушать их
стоны и тешился их мученьем. Вот с тех пор и бродят здесь приведения, но
нам их нечего бояться: святая свеча всех их разгонит.
- А отчего, Петро, ты знаешь этот ход? - спросила Катря.
- Потому, панночка, что я не в первый раз иду здесь, - отвечал он. -
Третий раз в моей жизни приходится мне спускаться сюда. Раз, когда я был
еще мальчиком, я нечаянно набрел на этот ход, тогда он еще не был завален
камнем. Забраться-то, забрался шутя, а едва выбрался; целые сутки водила
меня нечистая сила; от страха все у меня в голове помутилось, да видно
молитва матери спасла, выполз я таки в "Дикий Овражек" и долго потом
боялся этого места.
- А второй раз? - спросила Катря.
- Я был уже на службе у пана Адама, лет пятнадцать тому назад; пани,
верно, помнит, как пан Адам сам хотел посмотреть потайной ход и пошел сюда
с отцом Василием и несколькими слугами. Мы прошли по этому ходу взад и
вперед, потом пан велел завалить дверь камнем, и с тех пор я уже здесь
больше не был.
Более получаса шли они по извилистому ходу, как вдруг вдали замерцал
слабый свет. Это был уже выход в "Дикий Овражек", узкое небольшое
отверстие, заросшее травой и кустарником. Пришлось пролезать ползком,
после чего все очутились на свободе и могли вдохнуть полной грудью свежий
воздух. Трое коней ждали их в овражке, их привел маленький девятилетний
Гриць, любимый друг Петра, готовый за него в огонь и воду.
- Куда же мы поедем? - в нерешительности спросила Катря.
- Право не знаю, до Киева далеко, а в окрестных имениях также
неспокойно.
- Если пани и молодая панна пожелают послушать совета старого Петро,
то им всего лучше ехать в соседний монастырь. До монастыря верст двадцать
с небольшим; кони добрые, донесут вас скоро, да и путь туда лежит в
стороне от большой дороги.
- Спасибо, Петро, - с благодарностью сказала пани воеводша, - Бог
вознаградит тебя за твою верную службу!
Петро снял шапку и низко поклонился.
- Прощайте, пани и панночка, - сказал он, - мне надо торопиться
домой, как бы меня там не хватились.
Женщины поскакали по дороге к монастырю, и часа через полтора с
небольшим они уже были у высокой каменной ограды.
Мать игуменья, со строгими правильными чертами лица, приняла их
ласково, с почетом. Им тотчас же отвели просторную келью, постарались
обставить их всякими удобствами, назначили для услуг послушницу, и когда
все было готово, сама мать игуменья пришла посмотреть, все ли ее
приказания исполнены.
- В нашей обители вы можете жить совершенно спокойно, она стоит в
стороне, сюда навряд ли кто заглянет, хотя, конечно, по нынешним временам
все в руце Божьей, - прибавила она, набожно крестясь, - прогневается на
нас Господь, так и нашу обитель разгромят; будем молиться, чтобы миновала
нас чаша сия.
Катря скоро сжилась с однообразной монастырской жизнью, ходила вместе
с монахинями в церковь, вышивала по бархату и шелку золотом, гуляла по
монастырскому саду и утешала, как могла, пани воеводшу, предававшуюся
скорби и отчаянию.
17. ТЩЕТНЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ
Хотилi ляхи з козакiв славу мати.
Аже Бог дав тому, хто ся рад смиряти,
Той вознес нинi смиренных русаков,
Гордых же с престолов низложи поляков.
В местечко "Белая Церковь" стекалась масса народу, хлопы толпами
валили из соседних сел и деревень с просьбой принять их в войско казацкое.
Восстание достигло таких размеров, каких не ожидал и сам Хмельницкий. Он
рассчитывал только попугать панов, заставить их возвратить права казакам,
но теперь нечего было и думать об этом. "Веди нас на ляхов!" - кричал
народ, и казацкому предводителю оставалось только подчиниться народной
воле.
Было утро. Хмельницкий недавно встал и находился в своей роскошной
палатке, отобранной у какого-то богатого пана, попавшего в плен. Перед ним
сидел уже знакомый нам священник, отец Иван; он только что вернулся из
Московии и заехал повидать казацкого гетмана.
- Можно войти? - спросил чей-то голос у палатки.
- Войдите! - отвечал Богдан.
Вошел Иван Выговский и с почтительным поклоном остановился у порога.
- Будь здоров, пан шляхтич! - весело приветствовал его Хмельницкий. -
А я уже думал, что пан утек до своих.
- Как можно, пан гетман! Я все гетманские поручения выполнил и ожидаю
новых приказаний, - почтительно проговорил пан Иван.
- Прошу пана рассказать про все свои дела. Да прошу садиться, -
любезно проговорил Богдан, подвигая ему один из табуретов.
Выговский сел с поклоном и начал свой рассказ.
- В Чигирине все только и ждут прибытия пана гетмана. Пан староста
уехал на сейм, с ним же уехал и пан Чаплинский. Пани Марину я видел,
передал ей письмо пана и она велела сказать, что готова хоть сейчас
перейти в православие.
Богдан ничего не ответил, только усмехнулся.
- А к пану Адаму заезжал? - спросил он.
- Как же, заезжал, - отвечал Выговский, но он не дал мне никакого
определенного ответа, а обещал прислать к пану гетману кого-то из своих
приближенных с письмом.
- Благодарю пана Ивана, он добросовестно исполнил мои поручения.
Дальнейшие мои приказания будут состоять в следующем: я пошлю пана
Выговского с письмами к московским воеводам, а вместе с тем дам ему
зазывные универсалы, по дороге он их разбросает, где только можно.
Выговский откланялся, а хмельницкий велел ему на другой день утром
явиться за письмами и универсалами.
Когда шляхтич ушел, Богдан обратился к своему собеседнику:
- Хитер этот Кисель, но я хитрее его. Я уверен, что он только
