-- Двенадцать, -- сказал Клерфэ.
Лилиан повернула голову и рассмеялась.
-- А ты не хочешь позавтракать?
-- Я хочу устриц. И бутылку легкого пуйи вместо
апельсинового сока.
-- Двенадцать? -- спросил продавец.
-- Восемнадцать, -- ответила Лилиан, а потом, обращаясь к
Клерфэ, добавила: -- Иди сюда. И принеси вино.
Клерфэ взял в кафе бутылку пуйи и рюмки. Кроме того, он
принес хлеб, масло и кусок пон л'эвека.
-- И часто ты это проделываешь? -- спросил он.
-- Почти каждый день. Сегодня даже поужинаю таким образом
осторожности ради. Ведь сегодня дядя Гастон дает обед в мою
честь. Хочешь, он пригласит тебя?
- Нет.
-- Хорошо. Это противоречило бы цели обеда: найти Для меня
богатого жениха. А может, ты богат?
-- Я бываю богат всего на несколько недель. Если найдется
достаточно богатый жених, ты выйдешь за него?
-- Налей мне вина, -- ответила она, -- и не говори
глупостей.
-- От тебя всего можно ожидать.
-- С каких это пор?
-- Я много думал о тебе.
-- Когда?
-- Во сне. Твои поступки никогда нельзя предусмотреть. Ты
подчиняешься особым, неведомым мне законам.
-- Ну, что ж, -- сказала Лилиан. -- Это не может повредить.
Что мы будем делать сегодня днем?
-- Сегодня днем ты поедешь со мной в отель иц. Там я тебя
усажу минут на пятнадцать в холле, куда-нибудь в укромный
уголок, и дам несколько журналов, а сам пока переоденусь. Потом
мы пообедаем назло дяде Гастону.
Она посмотрела в окно и ничего не ответила.
-- Если хочешь, я согласен пойти с тобой перед этим в
часовню Сен-Шапель, -- сказал Клерфэ, -- или в Собор Парижской
богоматери, или даже в музей; самое опасное то, что в тебе
уживаются и синий чулок, и греческая гетера времен упадка,
которую судьба забросила в Византию. В общем я готов на все,
могу отправиться на Эйфелеву башню или совершить прогулку по
Сене на пароходике ато Муш.
-- Прогулку по Сене я уже как-то совершила. Там мне
предложили стать любовницей богатого мясника. Он обещал снять
для меня квартиру.
-- А на Эйфелевой башне ты была?
-- Нет. Туда я пойду с тобой, мой любимый.
-- Я так и знал. Ты счастлива?
-- А что такое счастье?
-- Ты права, -- сказал смущенно Клерфэ. -- Кто знает, что
это такое? Может быть, держаться над пропастью.
После обеда у дяди Гастона виконт де Пестр отвез Лилиан
в отель на своей машине. Вечер у дяди был скучный, зато еда
отличная. Дядя пригласил несколько женщин и шестерых мужчин.
Женщины были колючие, как ежи; с какого боку ни подступишься,
они обдают тебя неприязнью. Ни одна из женщин не была
элегантна, и все они были замужем. Из мужчин четверо оказались
холостяками; богаты были все без исключения, двое были молоды,
а самый старый и самый богатый был виконт де Пестр.
-- Почему вы живете на левом берегу? -- спросил он. -- Из
романтических побуждений?
-- Случайно. Это самое лучшее побуждение из всех, какие я
знаю.
-- Вам следует жить на Вандомской площади.
-- Просто поразительно, -- сказала Лилиан. -- Сколько людей
знают, где мне жить, лучше, чем я сама.
-- На Вандомской площади у меня есть квартирка, чтото вроде
ателье художника, где я никогда не бываю.
-- Вы хотите сдать ее мне?
-- А почему бы и нет?
-- Сколько это будет стоить?
Пестр уселся поудобнее.
-- Зачем нам говорить о деньгах? Посмотрите ее какнибудь.
Она в вашем распоряжении, стоит вам только захотеть.
-- И вы не ставите мне никаких условий?
-- Совершенно никаких. Конечно, я буду рад, если вы
согласитесь при случае сходить со мной в ресторан, но и это не
условие.
-- Оказывается, бескорыстные люди еще не перевелись на
свете, -- сказала Лилиан.
-- Когда вы посмотрите квартиру? Хотите завтра? Вы разрешите
отвезти вас завтра пообедать?
Лилиан посмотрела на его узкое лицо с белой щеткой усов.
-- Собственно говоря, дядя хочет выдать меня замуж, --
сказала она.
Пестр рассмеялся.
-- У вас еще много времени впереди. Ваш дядя несколько
старомоден.
-- В квартире хватит места для двоих?
-- Думаю, что да. А почему вы спрашиваете?
-- На случай, если я захочу поселиться там с другом.
Секунду Пестр внимательно смотрел на нее.
-- О таком варианте тоже следует подумать, -- сказал он
после паузы, -- хотя, откровенно говоря, для двоих квартира
несколько тесновата. А почему бы вам не пожить некоторое время
одной? Сперва как следует осмотритесь в Париже! Здесь перед
вами откроется много возможностей.
-- Вы правы.
Машина остановилась, и Лилиан вышла.
-- Так в котором часу заехать за вами завтра? -- спросил
виконт.
-- Я еще подумаю. Вы не возражаете, если я спрошу дядю
Гастона?
-- На вашем месте я бы этого не делал. Зачем напрасно
тревожить его? Да вы этого и не сделаете.
-- Почему?
-- Тот, кто об этом спрашивает, никогда так не поступит. Вы
очень красивы и очень молоды, мадемуазель. Я был бы счастлив
заключить вас в ту оправу, которая вам подобает. Поверьте мне,
человеку уже немолодому, как бы вам здесь ни казалось
очаровательно, но это -- потерянное время. Вам нужна роскошь,
большая роскошь. Простите за этот комплимент, но у меня
наметанный глаз. Спокойной ночи, мадемуазель.
Лилиан поднялась по лестнице. Сначала выставка женихов,
устроенная дядей Гастоном, не вызвала в ней ничего, кроме
убийственной иронии. Она казалась себе умирающим воином,
которого соблазняют прелестями жизни. Но потом ей вдруг стало
скучно. Она почувствовала себя так, словно была единственным
здоровым человеком среди всех этих людей, которые гнили заживо.
Их разговоры были ей непонятны. Все, к чему она относилась
безразлично, они считали самым важным, а то, к чему она
стремилась, было для них почему-то табу. Предложение виконта де
Пестра показалось ей, пожалуй, наиболее разумным.
-- Ну как, дядя Гастон был на высоте? -- раздался в коридоре
голос Клерфэ.
-- Ты здесь? Не пошел в ночной ресторан и не пьешь?
-- Я потерял вкус к таким вещам.
-- Ты ждал меня?
-- Да, -- сказал Клерфэ. -- Из-за тебя я стану страшно
добродетельным. Не хочу больше пить. Без тебя.
-- А раньше ты пил?
-- Да. В промежутках между гонками всегда пил. Часто это
были промежутки между авариями. Думаю, что я пил из трусости. А
может, чтобы убежать от самого себя. Теперь все это прошло.
Сегодня днем я был в часовне СенШапель. А завтра собираюсь даже
в музей Клюни. Ктото из знакомых, видевших тебя со мной,
утверждает, что ты похожа на даму с единорогом, которая
изображена на гобелене, висящем в этом музее. Ты имеешь большой
успех. Ну как, пойдем еще куда-нибудь?
-- Сегодня вечером нет.
-- Сегодня ты была в гостях у буржуа, для которых жизнь --
это кухня, салон и спальня, где уж им понять, что жизнь -- это
парусная лодка, на которой слишком много парусов, так что в
любой момент она может перевернуться. Тебе надо от них
отдохнуть.
Лилиан рассмеялась.
-- Ты все-таки выпил?
-- Да нет, мне это не нужно. Неужели тебе не хочется еще
куда-нибудь съездить?
- Куда?
-- На каждую улицу и во все кабачки, о которых ты что-либо
слышала. Ты великолепно одета. Это платье мы при всех условиях
обязаны вывести в свет, даже если ты сама не желаешь выезжать.
В отношении платьев существуют известные обязательства.
-- А в отношении людей -- нет?
-- Конечно, нет.
-- Хорошо. Поедем медленно. Проедемся по улицам. Ни на одной
из них не лежит снег. На каждом углу продают цветы. Давай
накупим фиалок.
Клерфэ вывел свою машину из сутолоки на набережной и
подъехал к входу в отель. Ресторан рядом с отелем как раз
закрывали.
-- Тоскующий любовник, -- произнес кто-то рядом с ним. -- Не
слишком ли ты стар для этой роли? -- Около Клерфэ стояла Лидия
Морелли. Она только что вышла из ресторана, опередив своего
спутника.
-- Безусловно, -- ответил он.
Лидия закинула на плечо конец белого палантина.
-- Ты в новом амплуа! Довольно-таки смешно, мой мииый. Да
еще с этой молоденькой дурочкой.
-- Вот это комплимент, -- ответил Клерфэ. -- Если уж ты так
говоришь, значит, она обворожительна.
-- Обворожительна! Дуреха: сняла комнатушку в Париже и
купила у Баленсиага три платья.
-- Три? А я думал, у нее их по крайней мере тридцать. На ней
они каждый раз выглядят по-новому, -- Клерфэ рассмеялся. -- С
каких это пор ты, словно сыщик, выслеживаешь молоденьких
дурочек?
Лидия собралась было сказать ему несколько сердитых слов, но
в это время из ресторана вышел ее спутник. Он был незнаком
Клерфэ. Схватив руку своего кавалера с таким видом, словно это
оружие, Лидия прошла мимо Клерфэ.
Лилиан появилась через несколько минут.
-- Мне только что сказали, что ты обворожительна, -- сообщил
ей Клерфэ. -- Пора тебя куда-нибудь спрятать.
-- Тебе было скучно ждать?
-- Нет. Если человек долго никого не ждал, ожидание делает
его на десять лет моложе. А то и на все двадцать. -- Клерфэ
посмотрел на Лилиан. -- Мне казалось, что я уже никогда не буду
ждать.
-- А я всегда чего-то ждала.
Лилиан поглядела вслед женщине в кремовой кружевной накидке,
которая вышла из ресторана вместе с лысым мужчиной; на ней было
ожерелье из бриллиантов величиной с орех.
-- Как оно сверкает! -- сказала Лилиан.
Клерфэ ничего не ответил. Драгоценности были для него
опасной темой; если они займут воображение Лилиан, всегда
найдутся люди, которые сумеют лучше, чем он, удовлетворять ее
прихоти.
-- Драгоценности не для меня, -- -сказала Лилиан, словно
угадав его мысли. ля меня это и слишком рано и слишком поздно,
-- подумала она.
-- Ты надела новое платье? -- спросил Клерфэ.
-- Да. Его только сегодня прислали.
-- Сколько их у тебя всего?
-- Восемь, включая это. А почему ты спрашиваешь?
Лидия Морелли была, по-видимому, хорошо информирована. И то,
что она сказала, будто платьев три, в порядке вещей.
-- Дядя Гастон ужасается, -- заметила Лилиан, рассмеявшись.
-- Все счета я отправила ему. Он не знает только одного: этих
платьев мне хватит на всю жизнь. А теперь давай отправимся в
самый что ни на есть шикарный ночной ресторан. Я согласна с
тобой. У платьев тоже есть свои права.
x x x
-- Поедем куда-нибудь еще? -- спросил Клерфэ. Было четыре
часа утра.
-- Да, поедем, -- сказала Лилиан. -- Ты не устал?
Клерфэ знал, что ему нельзя спрашивать Лилиан, не устала ли
она.
-- Пока нет, -- сказал он. -- Тебе нравится?
-- Страшно.
-- Хорошо, тогда поедем в другой ресторан. С цыганским
хором.
И Монмартр и Монпарнас, хотя и с некоторым опозданием, все
еще переживали послевоенный угар. Пестрые логова кабаре и
ночных ресторанов были окутаны дымом. Казалось, они находятся
под водой. Все, что здесь происходило, было бесконечным
повторением одного и того же. Без Лилиан Клерфэ отчаянно скучал
бы. Но для нее все это было ново, она видела не то, что есть на
самом деле, и не то, что видели другие, а то, что хотела
увидеть. В ее глазах подозрительные кабаки превращались в
огненный вихрь, а оркестры, гонявшиеся за чаевыми, -- в
сказочные капеллы. Залы, битком набитые наемными танцорами,
нуворишами, вульгарными и глупыми бабами -- всеми теми, кто не
шел домой потому, что не знал, как убить время, или же потому,
что рассчитывал на легкое приключение или на какую-нибудь
сделку, становились в ее глазах искрящимся водоворотом; ведь
она так хотела, ведь она пришла сюда ради этого.
от что отличает ее от тех, кто толчется здесь, -- думал
Клерфэ. -- Все они стремятся либо к приключениям, либо к
