одеяло. умаю, что оно вам пригодится, -- писал Клерфэ. -- В
Париже все еще мало угля.
Лилиан развернула одеяло, из него выпали два картонных
пакетика. В них были электрические лампочки. ладельцы отелей во
Франции экономят электроэнергию, -- писал Клерфэ. -- Включите
вместо ваших лампочек эти, и мир покажется вам вдвое светлее.
Она последовала его совету. Теперь она по крайней мере может
читать. Посыльный принес газету. Она взяла ее в руки, но уже
через минуту отложила в сторону. Все это уже не касалось ее. У
нее было слишком мало времени. Она так и не узнает, кто станет
президентом в будущем году и какая партия получит большинство в
парламенте. Это ее не интересовало. Ее волновало лишь одно --
жизнь. Ее собственная жизнь.
Она оделась. У нее сохранился последний адрес дяди; полгода
назад она получила от него письмо с этим адресом. Надо съездить
туда и навести справки.
Дядя жил на старой квартире, только он отказался от
телефона.
-- Твои деньги? -- спросил он. -- Как хочешь. Я посылал
их тебе ежемесячно в Швейцарию; очень трудно было получить
разрешение на переводы. Могу выплачивать их тебе ежемесячно
здесь, во Франции. По какому адресу их пересылать?
-- Я не хочу получать их ежемесячно. Я хочу забрать все
сразу.
-- Для чего?
-- Хочу купить себе наряды.
Старик уставился на нее.
-- Ты похожа на своего отца. Если бы он...
-- Отца уже нет в живых, дядя Гастон.
Гастон посмотрел на свои бледные старческие руки.
-- Денег у тебя осталось немного. Чем ты намерена заняться?
Бог мой, если бы я мог жить в Швейцарии! Это такое счастье!
-- Я жила не в Швейцарии. Я жила в больнице.
-- Ты не знаешь счета деньгам. За несколько недель ты их
истратишь. Ты их потеряешь...
-- Возможно, -- сказала Лилиан.
Дядя испуганно посмотрел на нее.
-- А что будет потом, когда ты их лишишься?
-- Не бойся, я не буду тебе в тягость.
-- Тебе следует выйти замуж.
Лилиан рассмеялась. Его намерения были ясны. Он хотел
переложить ответственность за нее на кого-нибудь другого.
-- Тебе следует выйти замуж, -- повторил Гастон. -- Я могу
познакомить тебя кое с кем. Хочешь я это устрою?
Лилиан опять рассмеялась, однако ей было любопытно, что
предпримет старик. му, должно быть, под восемьдесят, -- думала
она, -- но ведет он себя так, словно должен предусмотреть все
еще на восемьдесят лет вперед.
-- Хорошо, -- ответила она. -- А теперь скажи мне только
одно: что ты делаешь, оставшись один?
Озадаченный старик поднял свою птичью головку.
-- Мало ли что... Не понимаю... Я всегда занят... Странный
вопрос. Почему ты спрашиваешь?
-- Тебе никогда не приходила в голову мысль забрать все, что
у тебя есть, уехать куда глаза глядят и все промотать?
-- Вылитый отец! -- сказал старик. -- Он никогда не знал,
что такое чувство долга и чувство ответственности. Надо будет
попытаться опять назначить тебе опекунов!
-- Это тебе не удастся. Ты считаешь, что я бросаю на ветер
свои деньги, а я считаю, что ты бросаешь на ветер свою жизнь.
Пусть каждый остается при своем мнении. И достань мне деньги не
позже завтрашнего дня. Я хочу поскорее купить себе платья.
-- А где ты их купишь? -- быстро спросил старик,
напоминавший марабу.
-- У Баленсиага. Не забудь, что это мои деньги.
-- Твоя мать...
-- До завтра, -- сказала Лилиан и легко прикоснулась губами
ко лбу старика.
-- Послушай, Лилиан, не делай глупостей! Ты очень хорошо
одета. Платья у этих модных портных стоят целые состояния.
-- Вполне возможно, -- ответила Лилиан и посмотрела на серый
двор и серые окна зданий на противоположной стороне улицы.
-- Ты такая же, как твой отец. -- Старый седой марабу
искренне ужаснулся. -- Точно такая же! Ты могла бы сейчас жить
без забот, если бы не его вечные фантазии...
-- Дядя Гастон, говорят, что в наше время можно разделаться
с деньгами двумя способами. Один из них -- копить деньги, а
затем потерять их во время инфляции, другой -- потратить их.
Как тебе живется?
Гастон махнул рукой.
-- Сама видишь. Времена тяжелые. А я человек бедный.
Лилиан заметила, что его комната обставлена очень красивой
старинной мебелью, мягкие кресла были в чехлах, хрустальная
люстра -- в марлевом коконе. На стенах висело несколько хороших
картин.
-- Ты всегда был скуп, дядя Гастон. Почему ты и сейчас
такой?
Некоторое время он разглядывал ее своими темными птичьими
глазками.
-- Хочешь жить здесь? Но ведь у меня мало места.
-- Места у тебя достаточно, но я не хочу жить здесь. Сколько
тебе, собственно говоря, лет? Кажется, ты на двадцать лет
старше отца?
Старик был явно сбит с толку.
-- Ты ведь знаешь. Зачем же спрашивать?
-- А ты не боишься смерти?
Гастон помолчал немного.
-- У тебя ужасные манеры, -- сказал он тихо.
-- Ты прав. Мне не следовало тебя спрашивать об этом.
-- Я чувствую себя вполне прилично. Если ты рассчитываешь
скоро получить наследство, то тебя ждет разочарование.
Лилиан посмотрела на обиженного старого марабу.
-- Нет, не рассчитываю. Я живу в отеле и никогда не буду
тебе в тягость.
-- В каком отеле? -- поспешно спросил Гастон.
-- В елэ Биссон.
-- Слава богу! Я бы не удивился, если бы ты поселилась в
отеле иц.
-- Я тоже, -- сказала Лилиан.
x x x
Клерфэ зашел за ней. Они поехали в ресторан ран Вефур.
-- Как прошла ваша первая встреча со здешним миром? --
спросил он.
-- У меня такое чувство, будто я оказалась среди людей,
которые собираются жить вечно. Во всяком случае, они так себя
ведут. Их настолько занимают деньги, что они забыли о жизни.
Клерфэ рассмеялся.
-- А ведь во время воины все люди дали себе клятву, если
останутся в живых, не повторять этой ошибки. Но человек быстро
все забывает.
-- И ты тоже все забыл? -- спросила Лилиан.
-- Старался изо всех сил. Но мне не совсем удалось.
-- Может, я люблю тебя именно поэтому?
-- Ты меня не любишь. Если бы ты меня любила, ты не сказала
бы мне об этом.
-- А может, я тебя люблю потому, что ты не думаешь о
будущем?
-- Тогда тебе пришлось бы любить всех мужчин в санатории. Мы
будем есть эклеры с жареным миндалем и запивать их молодым
монтраше.
-- Так почему же я люблю тебя?
-- Потому, что я с тобой. И потому, что ты любишь жизнь. А я
для тебя безымянная частица жизни. Это опасно.
-- Для кого?
-- Для того, у кого нет имени. Его в любое время можно
заменить.
-- Меня тоже, -- сказала Лилиан.
-- В этом я не совсем уверен. Умный человек на моем месте
сбежал бы как можно скорее.
-- Ты вовсе не так уж увлечен.
-- Завтра я уезжаю.
-- Куда? -- спросила Лилиан, не поверив ему.
-- Мне надо ехать в Рим.
-- А мне -- к Баленсиага. Купить платья. Это подальше Рима.
-- Я действительно уезжаю. Необходимо позаботиться о новом
контракте.
-- Хорошо, -- сказала Лилиан. -- Значит, у меня будет время
ринуться в авантюру с модными портными. Дядя Гастон с
удовольствием учредил бы надо мной опеку... или выдал бы меня
замуж.
Клерфэ посмотрел на нее.
-- Он хочет опять заточить тебя, хотя ты еще не успела
узнать, что такое свобода?
-- А что такое свобода?
Клерфэ улыбнулся.
-- Я тоже не знаю. Знаю только одно: свобода -- это не
безответственность и не жизнь без цели. Легче понять, какой она
не бывает, чем какая она есть.
-- Когда ты вернешься? -- спросила Лилиан.
-- Через несколько дней.
-- В Риме у тебя любовница?
Клерфэ помедлил секунду.
-- Да, -- сказал он.
-- Я так и думала, -- спокойно ответила Лилиан.
-- Почему?
-- Странно, если бы ты жил один. Ведь и я была не одна,
когда ты приехал.
-- А теперь ты одна?
-- Да, -- сказала Лилиан, просияв.
Клерфэ удивленно посмотрел на нее.
Клерфэ провел в Риме почти две недели. Он ходил в
конторы, кафе и мастерские. Бывали дни, когда он вовсе не
вспоминал о Лилиан. Зато иногда он думал о ней с неведомой
доселе нежностью. Она трогала его; это чувство не вызывала в
нем ни одна женщина. Лилиан напоминала ему ребенка, который
отстал от своих сверстников и теперь хочет наверстать все, что
он упустил. Однако, прожив неделю в Риме с Лидией Морелли, он
понял, что Лилиан ему не пара. Ей нужен человек, который может
отдавать ей много времени, как Волков, тот, по-видимому, жил
только для нее. Клерфэ привык к другим отношениям. Он ничему не
хотел отдаваться целиком. Ему нужна была такая женщина, как
Лидия Морелли. По сравнению с ней Лилиан казалась
провинциальной, слишком молодой и слишком требовательной. Решив
это, он почувствовал облегчение и пробыл в Риме еще несколько
дней, хотя контракт был уже подписан.
Лидия Морелли по его настоянию поехала в Париж вместе с ним.
Лилиан отправилась к Баленсиага. У нее было не много
платьев, к тому же они были сшиты в годы войны и уже вышли из
моды. Некоторые платья достались ей от матери, а потом их
перешила недорогая портниха; некоторые были сделаны из тех
дешевых тканей, которые продавались во время войны. Из всех ее
туалетов только два костюмчика, синий и светло-серый, были еще
достаточно модными. Правда, и их она носила уже несколько лет,
но фасоны не успели устареть.
Началась демонстрация моделей. Сидя в зале, Лилиан наблюдала
за другими женщинами. Многие из них были стары и слишком сильно
накрашены; некоторые тараторили без умолку, как злые попугаи;
были, правда, и красивые женщины, уверенные в своей красоте.
Среди публики попадались американки, такие чванливые, что это
нагоняло скуку; в толпе виднелись и мужчины.
Лилиан выбрала четыре костюма. Когда она примеряла их,
продавщица была к ней особенно внимательна.
-- Вы удачно выбрали, -- сказала она. -- Кажется, будто эти
вещи шились специально для вас. Это бывает редко. Большинство
женщин покупают наряды, которые им нравятся; вы же покупаете
то, что вам идет. В этом широком труакаре вы выглядите чудесно.
Лилиан посмотрела на себя в зеркало. Лицо ее казалось в
Париже более загорелым, чем в горах; плечи тоже загорели. Новые
платья подчеркивали линии ее фигуры и своеобразие лица. Она
стала вдруг очень красивой, более того, ее прозрачные глаза,
которые никого не узнавали и смотрели как бы сквозь окружающие
предметы, придавали ей особое грустное очарование и какую-то
отрешенность от всего, трогающую сердце. Она слышала разговоры
женщин в соседних кабинках, видела, как, выходя, они
рассматривали ее, эти неутомимые воительницы за права своего
пола, но Лилиан знала, что у нее с ними мало общего. Платья не
были для нее оружием в борьбе за мужчину. Ее целью была жизнь и
она сама.
На четвертый день на примерку пришла старшая продавщица.
Через неделю явился сам Баленсиага. Они поняли, что эта
покупательница сможет носить их модели с особым шиком. Лилиан
мало говорила, зато терпеливо стояла перед зеркалом; едва
уловимый испанский колорит вещей, которые она выбрала, придавал
ее юному облику что-то трагичное, что, впрочем, было не слишком
нарочитым. Когда она надевала черные или ярко-красные, как
мексиканские шали, платья, или же короткие, как у матадоров,
курточки, или необъятно широкие пальто, в которых тело казалось
невесомым, так что все внимание концентрировалось только на
лице, в ней особенно отчетливо проступала та меланхолия,
которая была ей свойственна.
-- Вы прекрасно выбрали, -- сказала старшая продавщица. --
Эти вещи никогда не выйдут из моды; вы сможете носить их много
лет.
ного лет, -- подумала Лилиан и сказала, улыбаясь:
-- Мне они нужны только на этот год...
