Эрих Мария Ремарк.
Жизнь взаймы
По тексту, опубликованному в журнале ``Кристалл''
ГАМБУРГ, 1959 г.
Остановив машину у заправочной станции, перед которой
был расчищен снег, Клерфэ посигналил. Над телефонными столбами
каркали вороны, а в маленькой мастерской позади заправочной
станции кто-то стучал по жести. Но вот стук прекратился, и
оттуда вышел паренек лет шестнадцати в красном свитере и в
очках со стальной оправой.
-- Заправь бак, -- сказал Клерфэ, вылезая из машины.
-- Высший сорт?
-- Да. Где здесь можно поесть?
Большим пальцем парнишка показал через дорогу.
-- Там, в гостинице. Сегодня у них на обед были свиные ножки
с кислой капустой.
x x x
Столовая в гостинице не проветривалась, пахло старым пивом и
долгой зимой. Клерфэ заказал мясо по-швейцарски, порцию
вашеронского сыра и графин белого эгля; он попросил подать еду
на террасу. Было не очень холодно. Небо казалось огромным и
синим, как цветы горчанки.
-- Не окатить ли вашу машину из шланга? -- крикнул паренек с
заправочной станции. -- Видит бог, старуха в этом нуждается.
-- Нет, протри только ветровое стекло.
Машину не мыли уже много дней, и это было сразу заметно.
После ливня крылья и капот, покрывшиеся на побережье в
Сен-Рафаэле красной пылью, стали походить на разрисованную
ткань. На дорогах Шампани кузов машины залепило известковыми
брызгами от луж и грязью, которую разбрасывали задние колеса
многочисленных грузовиков, когда их обгоняли.
то меня сюда привело? -- подумал Клерфэ. -- Кататься на
лыжах, пожалуй, уже поздновато. Значит, сострадание?
Сострадание -- плохой спутник, но еще хуже, когда оно
становится целью путешествия.
Он встал.
-- Это километры? -- спросил паренек в красном свитере,
указывая на спидометр.
-- Нет, мили.
Паренек свистнул.
-- Как это вас занесло в Альпы? Почему вы со своим рысаком
не на автостраде?
Клерфэ посмотрел на него. Он увидел блестящие стекла очков,
вздернутый нос, прыщи, оттопыренные уши -- существо, только что
сменившее меланхолию детства на все ошибки полувзрослого
состояния.
-- Не всегда поступаешь правильно, сын мой. Даже если сам
сознаешь. Но именно в этом иногда заключается прелесть жизни.
Понятно?
-- Нет, -- ответил паренек, сморщив нос.
-- Как тебя зовут?
-- Геринг.
-- Что?
-- Геринг.
Юноша осклабился, переднего зуба не хватало.
-- Но по имени Губерт.
-- Родственник того...
-- Нет, -- прервал его Губерт, -- мы базельские Геринги.
Если бы я был из тех, мне не пришлось бы качать бензин. Мы
получали бы жирную пенсию.
Клерфэ испытующе посмотрел на него.
-- Странный сегодня день, -- сказал он, помедлив. -- Вот уж
не ожидал встретить такого, как ты. Желаю тебе успеха в жизни,
сын мой. Ты меня поразил.
-- А вы меня нет. Вы ведь гонщик, правда?
-- Откуда ты знаешь?
Губерт Геринг показал на почти стертый номер, который
виднелся из-под грязи на радиаторе.
-- А ты, оказывается, еще и мыслитель! -- Клерфэ сел в
машину. -- Может, тебя лучше заблаговременно упрятать в тюрьму,
чтобы избавить человечество от нового несчастья. Когда ты
станешь премьер-министром, будет уже поздно.
Он включил мотор.
-- Вы забыли уплатить, -- заявил Губерт. -- С вас сорок две
монетки.
-- Монетки! -- Клерфэ отдал ему деньги. -- Это меня отчасти
успокаивает, Губерт, -- сказал он. -- В стране, где деньгам
дают ласкательные имена, никогда не будет фашизма.
x x x
Машина быстро взобралась на гору, и вдруг перед Клерфэ
открылась долина, расплывчато-синяя в сумеречном свете, с
разбросанными тут и там деревенскими домишками, со зданиями
отелей, белыми крышами, покосившейся церковью, катками и
первыми огоньками в окнах.
Клерфэ поехал вниз по извилистому шоссе, но вскоре
обнаружил, что со свечами неладно. Прислушиваясь, Клерфэ
заставил мотор несколько раз взреветь. абросало маслом, --
подумал он и остановил машину, как только выехал на прямую.
Открыв капот, он несколько раз нажал на ручной акселератор.
Мотор опять взревел.
Клерфэ выпрямился.
В ту же секунду он увидел пару запряженных в санки лошадей,
которые рысью бежали ему навстречу; напуганные внезапным шумом,
они понесли. Став на дыбы, лошади вывернули санки прямо к
машине. Клерфэ подскочил к лошадям, ухватил их под уздцы и
повис на них так, чтобы его не могли достать копыта. Сделав
несколько рывков; лошади остановились. Они дрожали, над мордами
поднимался пар от их дыхания, а глаза были дикие, безумные;
казалось, что это морды каких-то допотопных животных. Клерфэ
удерживал лошадей несколько секунд. Потом осторожно отпустил
ремни. Животные не двигались с места, только фыркали и
позванивали колокольчиками.
Высокий мужчина в черной меховой шапке, стоя в санках,
успокаивал лошадей. На Клерфэ он не обращал внимания. Позади
него сидела молодая женщина, крепко ухватившись за поручни. У
нее было загорелое лицо и очень светлые, прозрачные глаза.
-- Сожалею, что испугал вас, -- сказал Клерфэ. -- Но я
полагал, что лошади во всем мире уже привыкли к машинам.
Мужчина ослабил вожжи и сел вполоборота к Клерфэ.
-- Да, но не к машинам, которые производят такой шум, --
возразил он холодно. -- Тем не менее я мог бы их удержать. И
все же благодарю вас за помощь. Надеюсь, вы не выпачкались.
Клерфэ посмотрел на свои брюки, потом перевел взгляд на
мужчину. Он увидел холодное, надменное лицо, глаза, в которых
тлела чуть заметная издевка, -- казалось, незнакомец насмехался
над тем, что Клерфэ пытался разыграть из себя героя. Уже давно
никто не вызывал в Клерфэ такой антипатии с первого взгляда.
-- Нет, я не выпачкался, -- ответил он медленно. -- Меня не
так уж легко запачкать.
Клерфэ еще раз посмотрел на женщину. от в чем причина, --
подумал он. -- Хочет сам остаться героем. Он усмехнулся и пошел
к машине.
Санаторий онтана был расположен над деревней. Клерфэ
осторожно ехал в гору по спиралям дороги, пробираясь между
лыжниками, спортивными санями и женщинами в ярких брюках. Он
решил навестить своего бывшего напарника Хольмана, который
заболел немногим больше года назад; после тысячемильных гонок в
Италии у него началось кровохарканье, и врач установил
туберкулез. Хольман сперва рассмеялся; если это действительно
так, ему дадут горсть таблеток, сделают побольше уколов, и все
снова будет в порядке. Однако антибиотики оказались далеко не
такими всемогущими и безотказными, как можно было ожидать,
особенно когда дело касалось людей, которые росли в годы войны
и плохо питались. Наконец врач послал Хольмана в горы лечиться
старомодным способом: покоем, свежим воздухом и солнцем.
Хольман вначале бушевал, а потом покорился. Два месяца, которые
он должен был здесь провести, растянулись почти что на год.
Как только машина остановилась, Хольман выбежал ей
навстречу. Клерфэ смотрел на него пораженный: он думал, что
Хольман лежит в постели.
-- Клерфэ! -- закричал Хольман. -- Нет, я не ошибся. Я сразу
узнал мотор! н рычит, как старик жузеппе, -- подумал я. И вот
вы оба здесь! -- Он возбужденно тряс руку Клерфэ. -- Ну и
сюрприз! Да еще вместе со старым львом жузеппе! Ведь это сам
жузеппе, а не его младший брат?
-- Это жузеппе. -- Клерфэ вышел из машины. -- И с теми же
капризами, что и раньше, хотя теперь он уже на пенсии. Я купил
его у фирмы, чтобы спасти от худшей судьбы. А он платит мне
тем, что немедленно забрасывает маслом свечи, как только я
замечтаюсь в пути. У него характерец дай боже.
Хольман рассмеялся. Он никак не мог отойти от машины. На ней
он раз десять, а то и больше, участвовал в гонках.
Клерфэ посмотрел на Хольмаиа.
-- Ты хорошо выглядишь, -- сказал он. -- А я думал, что ты в
постели. Тут скорее отель, чем санаторий.
-- Все это входит в курс лечения. Прикладная психология. Два
слова здесь, в горах, табу -- болезнь и смерть. Одно из них
слишком старомодное, другое -- слишком само собой разумеющееся.
Клерфэ рассмеялся.
-- Совсем как у нас. Правда?
-- Да, похоже на то, как было у нас внизу. -- Хольман
отвернулся от машины. -- Входи, Клерфэ! Хочешь выпить?
-- А что здесь есть?
-- Официально -- только соки и минеральная вода.
Неофициально, -- Хольман похлопал по боковому карману, --
плоские бутылки с джином и коньяком, которые легко спрятать;
благодаря им апельсиновый сок больше радует душу. Откуда ты?
-- Из Монте-Карло.
Хольман остановился.
-- Там были гонки?
-- Ты что, не читаешь спортивной хроники?
Хольман отвел глаза.
-- Вначале читал. А в последние месяцы бросил. Идиотизм,
правда?
-- Нет, -- ответил Клерфэ. -- Правильно! Будешь читать,
когда снова начнешь ездить.
-- Кто ездил с тобой в Монте-Карло?
-- Торриани.
-- Торриани? Ты с ним теперь постоянно ездишь?
-- Нет, -- сказал Клерфэ, -- я езжу то с одним, то с Другим.
Жду тебя.
Он говорил неправду. Вот уже полгода, как он ездил с
Торриани; но поскольку Хольман не читал больше спортивной
хроники, ему можно было спокойно солгать.
-- Мы все ждем тебя, -- добавил он.
-- В самом деле? Вы меня еще не забыли?
-- Не будь дураком.
Хольман сиял.
-- Как было в Монте-Карло?
-- Никак. Поршни заклинило. Я выбыл.
-- С жузеппе?
-- Нет, с его младшим братом.
-- жузеппе тебе отомстил.
Хольман засмеялся; лучшим лекарством для него было сообщение
о том, что Клерфэ не победил с его преемником. Он хотел
продолжать расспросы -- в один миг к нему вернулась прежняя
восторженность, -- но Клерфэ поднял руку.
-- У вас тут два табу, прибавим к ним еще одно -- гонки: не
будем говорить о них.
-- Но... Клерфэ! Это совершенно невозможно. Почему?
-- Я устал. Я приехал сюда отдохнуть и хоть несколько дней
не слышать об этом безобразии, будь оно проклято! Не хочу
ничего слышать о сверхбыстроходных машинах, на которых людей
заставляют мчаться с бешеной скоростью...
Хольман внимательно посмотрел на него.
-- Что-нибудь случилось?
-- Нет, просто я суеверен. Мой контракт истекает и еще не
возобновлен. Вот и все.
-- Клерфэ, -- сказал Хольман спокойно, -- кто разбился?
-- Сильва.
-- Умер?
-- Еще нет. Если ему повезет, отделается ампутацией ноги. Но
та, сумасшедшая, которая с ним повсюду разъезжала, самозванная
баронесса, отказывается видеть его. Сидит в казино и ревет. Ей
не нужен калека... А теперь пошли, и дай мне джину.
Они сели за столик у окна. Отпив немного апельсинового соку,
Клерфэ под столом долил в свой стакан джину.
-- Как на школьной экскурсии. Последний раз я делал это
тогда. Пятьсот лет назад.
Хольман забрал у него плоскую бутылку.
-- Гостям дают спиртное. Но так проще.
Клерфэ огляделся.
-- Здесь все больные?
-- Нет. Есть и гости.
-- Те, что с бледными лицами, -- это больные?
-- Нет, это здоровые. Они такие бледные потому, что только
сейчас поднялись а горы. Сколько ты сможешь у нас пробыть?
-- Два-три дня. Где тут можно остановиться?
-- В алас-отеле. Там хороший бар.
x x x
Клерфэ увидел в окно санки и лошадей, которые испугались
машины. Они подъехали к входу. Овчарка, лежавшая в холле,
бросилась через открытую дверь к мужчине в меховой шапке и
прыгнула ему на грудь.
-- Кто это? -- спросил Клерфэ.
-- Женщина?
-- Нет, мужчина.
-- Русский. Борис Волков.
-- Советский?
-- Нет, белоэмигрант. В. виде исключения, этот не бедный и
не из бывших великих князей. Его отец своевременно, до того как
его расстреляли, открыл текущий счет в Лондоне; мать явилась
