прибрежный песок был сухим. Деревья трепетали, растворяясь в
небе, и когда я достиг русла, последнее дерево исчезло. Их больше
не было. Только сплошной лунный свет в месте, где нет дорог.
Я спрыгнул с коня. Мне уже не было страшно. У меня не дрожали
руки. Мне не было даже безразлично. Моя душа и тело не знали, как
им ответить на то, что окружало меня - и не отвечали.
Я мучительно припоминал, что должен делать дальше. Никакого
результата. Я стиснул зубы, закрыл глаза и попытался представить
себе страницы книги, от которой Наставник оторвал меня столько
лет назад. Потом открыл глаза. На сей раз память не подвела.
Я вынул из ножен свой первый в жизни клинок - тонкий, узкий,
легкий. Такой легкий, что я чуть от усердия не поранился,
выхватив его привычным для тяжелого меча усилия. Этот же
показался почти невесомым. Я поднял его над головой. Лунный свет
заструился по клинку, омывая его, и клинок заструился навстречу
мне. В моих руках была рукоять и только, и нежное течение стали
влилось в лунный свет, и лунный свет слился с ним. А потом лунные
лучи вонзились в сухой песок, и стальной луч вернулся на свою
рукоять.
Я медлил, словно мог что-то изменить, словно кто-то мог прийти
мне на помощь. Потом опустил клинок. Потом произнес слова Зова.
Ветра не было, но лунный свет взвихрил песок и бросил его на
лезвие. И с восторгом ужаса услышал я стальной лунный звон,
тихий, но отчетливый. Мой клинок смеялся.
Я перевел дыхание. Конечно, этот смех не обязательно предвещает
победу, но плачь точно возвестил бы мне мою смерть.
Я повторил слова призыва. На сей раз даже песок не шелохнулся.
Ничто не дрогнуло вокруг меня. Но я чувствовал, что мой зов
достиг цели. То, чего нет пришло.
Теперь стоило торопиться. Невоплощенное, оно опасно для меня.
Нельзя убить то, чего нет. Мне предстояло воплотить его. Конечно,
я мог бы взять для этой цели жертву, как советовал Тенах, но сама
мысль отдать чью-то плоть тому, чего нет, претила мне. У меня
была только одна плоть. Моя собственная.
Быстро, пока то, чего нет, не ушло или не набросилось, пока я сам
не успел осознать весь ужас того, что я делаю, я приступил к
Разделению Плоти.
Я произнес связывающее заклинание, и хотя по-прежнему ничего не
видел, но почувствовал: оно подействовало.
- Создайся плотью от плоти моей,- я говорил очень быстро, чтоб
боль не помешала мне,- возьми дыханье от дыханья моего, наполни
свои жилы кровью от крови моей, встань передо мною клинок к
клинку моему.
И тут грянула боль. Во мне разрывалась гроза, и мои жилы
вспыхнули синими молниями. На человеческом языке просто нет слов
для такой боли. Еще мгновение - и боль вышла за пределы
сознания, еще миг - и она стала слишком огромной, чтоб я мог ее
воспринять.
Я упал на колени и вновь поднялся. Кровавая чернота, сдавившая
мои глаза, медленно отступала. То, чего нет, стояло передо мной в
позаимствованной у меня плоти.
Отчаянье едва не охватило меня, когда я невольно опустил глаза и
увидел собственные руки.
Кости тому, чего нет, не отдают, и они остались при мне. Но мне
решительно не хватало мускулов для такого костяка. Он выпирал
из-под кожи, он был тяжел для меня. Хорошо еще, что я пришил
штаны к рубахе, не то сражаться бы мне с голым задом. Но одежда
все равно была мне слишком просторна, я в ней путался, она
сковывала и без того неловкие движения. И моя лунная сталь, мой
невесомо легкий клинок словно налился свинцовой тяжестью. В
голове у меня звенело, словно от потери крови. Хотя почему
"словно"?
А то, чего нет, воплотилось. Он стоял передо мной и смеялся. Он
не нуждался в костях - отданная ему плоть и без них не падала,
он сам был ее опорой. Его бескостные руки... меня озноб пробирал
от их вида. У него,похоже, зачесалось правое ухо, и он почесал
его левой рукой, ибо в правой был меч. Почесал, заведя ее назад.
Омерзительное зрелище.
Но самое страшное то, что я не успел сказать заключительные
слова: "Дай мне себя убить". А теперь уже поздно. Он сделал
выпад, и я едва уклонился. Если его клинок напьется моей крови
раньше, чем мой - его, я обречен. Я должен успеть первым.
Превозмогая жуткую слабость, я пытался достать его, а он уходил
от удара, парировал, завязывался в узлы, расплетался,
омерзительно изгибался. Он откровенно издевался надо мной.
Поздно. Слишком поздно Тенах призвал меня. Слишком много сил
успело набрать то, чего нет.
Он убьет меня.
Сам не знаю, как это я сделал такой неуклюжий выпад. Моя бывшая
плоть загоготала и нанесла ответный удар. Вместо того, чтоб уйти
от него или нормально отпарировать, я сделал что-то странное. Не
помню своего движения. Никогда не вспомню. Своим клинком я
неловко ударил по его мечу, а сам, споткнувшись, ухватился за его
мерзкое, извивающееся тело и толкнул. И лезвие его меча рассекло
его ногу.
Кровь хлестанула из раны с невероятной силой. Я остолбенел. Рана
совсем неглубокая. Этого не может быть!
Но кровь щедро лилась в песок, и моя бывшая плоть вопила и
извивалась, то и дело напарываясь на свое собственное оружие, не
в силах уйти от него.
Единожды напившись крови, его меч не мог остановиться. Его уже
невозможно было повернуть против меня. То, чего нет, придушенно
выло, и я содрогнулся, зная, что если бы я поранился своим
клинком, со мной произошло бы тоже самое.
Почти бесформенное извивающееся тело надвинулось на меня, обдавая
меня быстро чернеющей кровью. Может, оно надеялось обмануть свой
меч? Израненное, изорванное в клочья, оно не умирало. Страшные
раны оказались для него мучительны, но не гибельны. Все верно:
его призрачный меч мог нести смерть мне, но не ему. Разъяренное
болью, оскальзываясь на крови, оно еще пыталось добраться до
меня. Я едва увернулся, когда извивающаяся нога поставила мне
подножку. И тогда я поднял свой слишком тяжелый для меня лунный
клинок и вонзил в него.
Я рубил и колол, еще и еще. Только холодное железо, выкованное
человеческими руками, может принести смерть таким, как он. Я
должен был убить его наверняка.
Это было отвратительно.
А потом он умер.
И тут я понял, что силы мои на исходе. И если я сейчас не пущу их
в ход, то я не смогу сделать этого никогда, и умру здесь, в
измененном мире, в пространстве моих заклинаний, среди лунного
света, рядом с грудой кровавого мяса.
И последним усилием воли, последним усилием сознания я вытолкнул
себя в реальный мир.
@BL
Я лежал на песке. Солнце поднялось высоко и било в глаза, но у
меня не хватало сил их закрыть. Это там, в лунном мире я еще мог
стоять и ходить и даже драться. Здесь, обескровленный, я умирал.
Что ж, дело сделано, можно и умереть. Только одно беспокоило
меня: я не слышал шума воды. Вроде я сказал Тенаху, что дамбу
надо потом разрушить... или нет?
Я слышал голоса. Может, это возвращается в русло вода? Или я
брежу? Голоса звучали неразборчиво, гулко и глухо одновременно.
Потом рядом со мной возникли ноги. Я не мог перевести взгляд,
чтобы обозреть остальное, но ноги я видел отчетливо. Плетеные
сандалии, завязанные "узлом счастья". Это, несомненно, Тенах. Что
он тут делает?! Я же сказал, чтобы меня не искали.
- Бродяга,- с досадой произнес Тенах и побрел дальше.
Из острого солнечного блеска вынырнуло лицо Ахатани. Она
склонилась ко мне.
- Ты можешь подняться, милый?- спросила она.
Тенах снова подошел ко мне. Он долго всматривался. Наконец лицо
его исказил ужас узнавания.
- Вода...- прошептал я.
- Пить, милый?- и Ахатани приложила к моим губам флягу. Я с
усилием сделал два глотка.
- Нет... дамба... раз... рушить...
- Сделаем,- успокоил меня Тенах.
- Сей... час...- настаивал я.
- Сейчас нам надо забрать тебя домой. Где твой конь?
Боже, ведь я забыл его там, в лунном мире.
- Пасется за кустами,- ответила Ахатани.- Я его там видела.
Значит, не забыл. Вытащил его за собой. Ничегошеньки не помню.
- Приведи его сюда, попробуем усадить его в седло.
Тенах покачал головой.
- Не доедет,- он старательно избегал меня взглядом.- Лучше
сделаем какую-нибудь волокушу.
- Долго,- возразила Ахатани.
Я попытался привстать и потерял сознание. Не знаю сделали ли они
волокушу, навьючили на коня или просто несли меня. Дорога домой
исчезла из моей памяти.
В чувство меня привел адский холод. Меня раздевали. Я хотел
сказать, что мне холодно, что я не хочу, но тут Тенах взял меня
на руки и отнес в баню. Тепло обняло меня, как солнечный свет
обнимает туман. И я был туманом. Я исчезал, испарялся. Чьи-то
пальцы углублялись в туман, пытались удержать его.
Потом смутно помню прикосновение простыней к своей коже. И дальше
снова ничего.
Понятия не имею, как мне все-таки удалось выжить. Здоровый очень
наверное. Был. Когда я пришел в себя окончательно, то обнаружил,
что перина почти не прогибается подо мной. Мои руки - руки
обтянутого кожей скелета - лежали поверх одеяла. Рядом со мной
сидел Тенах с прежней гримасой ужаса на усталом лице и поил меня
с ложечки какой-то целебной пакостью.
- Улыбнись, Тенах,- прошептал я.- Иначе сквознячком тебя
протянет, и останешься с такой рожей на всю жизнь. Вся паства
разбежится.
Тенах от неожиданности вздрогнул, лекарство пролилось на одеяло,
расплываясь темным пятном.
Вошла Ахатани, такая же бледная и усталая, как и Тенах, с темными
кругами под глазами. В руках она несла закрытый крышкой кувшин.
- Как он?- без всякой надежды в голосе спросила она.
Тенах возмущенно пожал плечами.
- Ругается,- сообщил он.
- Значит, живой,- заключил я.
Надо отдать Ахатани должное: сначала она поставила кувшин на
стол, и лишь затем пошатнулась от нежданной радости. У меня
замечательная жена.
Она хотела что-то сказать. Улыбнулась. Заплакала. Дрожащими
руками сняла крышку с кувшина. По комнате разнесся пар, а с ним
упоительный аромат бульона. От этого запаха мой желудок замяукал
и завыл. В глазах потемнело. Я едва не выпрыгнул из кровати, пока
Ахатани наливала бульон в чашку. Я выхлебал ее, обжигаясь, в
четыре исполинских глотка и попросил еще. Вторую чашку я пил уже
спокойней. Ахатани сидела рядом и гладила мои плечи.
- А нельзя ничего отдельно посущественней?- робко спросил я,
опуская чашку.
- А ты сможешь жевать?- неуверенно поинтересовалась Ахатани.
- И еще как!- заверил я ее.
Принести чего-нибудь посущественней вызвался Тенах, ибо я как
взял Ахатани за руку, так и не мог ее отпустить. Едва Тенах
скрылся за дверью, мы молча обнялись. Ахатани не целовала меня,
не пыталась ласкать. Она просто уткнулась носом в мою шею и
вдыхала запах моего тела.
- Устала?- спросил я. Она кивнула.
- Сейчас я поем, и мы поспим. Рядом. Хорошо?
Она снова кивнула.
Открылась дверь. Судя по всему, Тенах открыл ее задницей: руки
его были заняты подносом со всякой снедью.
- Забирайся сюда,- я чуть подвинулся, Ахатани легла рядом и
мгновенно уснула. Я принял из рук Тенаха поднос и ел, ел, ел,
пока у меня двигались челюсти. Потом они перестали двигаться,
потому что я заснул. По словам Тенаха, с куском мяса в зубах.
@BL
Назавтра я лежал на солнышке в саду. Ахатани на радости
приготовила много вкусного и потчевала нас с Тенахом. Трапеза
проходила весело, ели мы с нескрываемым удовольствием, особенно я.
- Что ты,- улыбнулся я.- Скорее уж я боюсь не превратиться
снова в человека. Ведь если меня кто сейчас встретит в темном
переулке, окочурится от страха, бедняга.
- Неправда, ты красивый,- запротестовала Ахатани.
Я засмеялся.
- Может, ты хоть расскажешь, как все было?- невыдержал Тенах.
- Почему бы и нет? Налейте мне вина, и я вам такое расскажу...
Мне налили, и я рассказал.
- Значит ты его убил?- подытожил Тенах.
- Разумеется, не он меня. А что, не похоже?
- Не очень,- грустно признал Тенах.- Нет, конечно, стало
гораздо лучше. И свои-чужие мысли исчезли. Но я думал...
- Ты думал, что все сразу станут хорошими до невозможности?
- Вроде того,- кивнул Тенах.
- Если бы,- хмыкнул я.- Есть двери, которые легче открыть, чем
