верный знак согласия. Ты знаешь, что была перемена, и знаешь, насколько
она была фундаментальна, и знаешь, что я это знаю. Ты усыпил солярианку,
потому что не хотел, чтобы она узнала это от меня. Она ведь не знает.
- Нет, мадам.
- И ты не хочешь, чтобы она знала?
- Не хочу, мадам.
- Дэниел знает?
- Да, мадам.
Василия кивнула.
- Я так и подозревала, из-за его желания остаться здесь. Так вот,
слушай меня, Жискар. Допустим, суд обнаружит, что до того, как я
реконструировала тебя, ты был обычным роботом, а после моей реконструкции
ты стал чувствовать состояние мозга отдельного человека и направлять его
по своему желанию. Как ты думаешь, сочтут они перемену достаточно большой,
чтобы передать право собственности на тебя в мои руки?
- Мадам Василия, такую вещь нельзя представить в суд. Я уверен, что
при таких обстоятельствах я буду объявлен собственностью государства.
Могут даже приказать дезактивировать меня.
- Вздор. Что я - ребенок? С такими способностями ты можешь отвести
суд от подобного решения. Я не говорю, что мы обратимся в суд. Я требую от
тебя твоего собственного решения. Разве ты не считаешь, что я твоя
настоящая хозяйка еще с тех пор, когда я была совсем молодой?
- Мадам Глэдия считает себя моей хозяйкой, и пока закон не сказал
иначе, она и должна так считать.
- Но ТЫ знаешь, что она и закон действуют по недоразумению. Если ты
жалеешь чувства своей солярианки, то легко вправишь ей мозги, чтобы она не
считала больше тебя своим.
Ты даже можешь вернуть ей чувство облегчения, когда я возьму тебя у
нее. Я прикажу тебе так сделать, как только ты сам признаешь то, что и так
знаешь: что твоя хозяйка - я. Дэниел давно знает о твоей природе?
- Мадам Василия, - вдруг заговорил Дэниел, - поскольку Жискар не
считает себя вашей собственностью, он легко может заставить ВАС забыть, и
тогда вы будете вполне довольны настоящим положением вещей.
Василия холодно взглянула на него.
- Может? Но, видишь ли, не твое дело решать, кого Жискар
рассматривает как свою хозяйку. Он знает, что его хозяйка - я, так что его
долг в рамках Трех Законов - полностью принадлежать мне.
Если он должен заставить кого-то забыть и может это сделать, ему
придется выбирать, и он выберет любого, кроме меня. Меня он не может
заставить забыть, он вообще не может вмешиваться в мой мозг. Благодарю
тебя, Дэниел, что ты дал мне случай сделать это совершенно спокойно.
- Но эмоции мадам Глэдии так тесно связаны с Жискаром, что
принуждение к забвению может повредить ей.
- Это может решать только Жискар, - сказала Василия. - Жискар, ты
мой. Ты это знаешь, и я приказываю тебе ввести забвение в мозг этого
человекообразного робота, который стоит рядом с тобой, и в женщину,
которая неправильно считает тебя своей собственностью. Сделай это, пока
она спит и тогда это не принесет ей никакого вреда.
- Друг Жискар, - сказал Дэниел, - леди Глэдия - твоя законная
хозяйка. Если ты внушишь забвение леди Василии, ей вреда не будет.
- Будет, - тут же возразила Василия. - Солярианке не будет вреда,
поскольку у нее лишь впечатление, что она владелица Жискара. А я знаю о
ментальной силе Жискара. Вытеснить это из меня сложнее, и поскольку я
твердо намерена сохранить это знание, в процессе удаления его Жискар
нанесет мне ущерб.
- Друг Жискар, - начал Дэниел, но Василия сказала твердо и властно:
- Робот Дэниел Оливо, приказываю тебе замолчать. Я не хозяйка тебе,
но твоя хозяйка спит и не отдает контрраспоряжение, поэтому ты ДОЛЖЕН
повиноваться моему приказу.
Дэниел замолчал, но губы его шевелились, словно он пытался заговорить
вопреки приказу. Василия следила за ним, иронически улыбаясь.
- Видишь, Дэниел, ты не можешь говорить.
И Дэниел сказал хриплым голосом:
- Могу, мадам. Мне трудно, но я могу, потому что кое-что предшествует
вашему приказу, управляемому только Вторым Законом.
Василия широко раскрыла глаза и резко сказала:
- Молчи, я сказала! Ничто не может предшествовать моему приказу,
кроме Первого Закона, а я уже показала, что Жискар нанесет наименьший
вред - в сущности, вообще никакого - если вернется ко мне.
Он повредит мне - хотя именно он меньше всего способен принести вред
- если примет любой другой ход действий.
Она уставила палец на Дэниела и прошипела:
- Молчать!
Дэниел с явным усилием издал какой-то звук вроде жужжания. Затем он
сказал более тихим, но все еще слышным шепотом:
- Мадам Василия, есть кое-что, превосходящее Первый Закон.
Жискар сказал также тихо:
- Друг Дэниел, ты не должен так говорить. Ничто не превышает Первый
Закон.
Василия, слегка нахмурившись, проявила искру интереса.
- Вот как? Дэниел, предупреждаю тебя, если ты пойдешь дальше в этом
споре, ты просто разрушишься. Я никогда не видела робота, делающего то,
что делаешь ты и, наверное, будет очень интересно наблюдать твое
самоуничтожение. Говори.
После этого приказа голос Дэниела немедленно стал вполне нормальным.
Он посмотрел прямо на Василию, ожидавшую продолжения, и начал:
- Спасибо, мадам Василия. Много лет назад я сидел у смертного ложа
землянина, о котором вы не велели мне упоминать. Могу ли я теперь
упомянуть его имя, или вы и так знаете, о ком я говорю?
- Об этом полицейском, Бейли, - беззвучно сказала Василия.
- Да, мадам. Он сказал мне перед смертью: работа каждого индивидуума
вносит вклад в целое и таким образом становится вечной частью целого. Это
целое - сумма человеческих жизней, прошлых, настоящих и будущих, вроде
ковра, существующего много тысячелетий, и он стал более прекрасным за все
это время. Даже космониты являются частью ковра, они добавляют
замысловатость и красоту его рисунку. Индивидуальная жизнь - это одна
ниточка ковра, а что такое одна нитка по сравнению с целым? Дэниел, сказал
он, держи свой мозг твердо направленным на ковер и не позволяй себе
горевать из-за одной нитки.
- Слащавая сентиментальность! - пробормотала Василия.
- Я уверен, - продолжал Дэниел, - что партнер Илайдж хотел защитить
меня от факта его скорой смерти. Он называл свою жизнь ниточкой ковра, это
его жизнь была "одной выдернутой ниткой", чтобы я не огорчался. Его слова
помогли мне в этом кризисе и защитили меня.
- Не сомневаюсь, - сказала Василия, - но выкладывай суть того, что
превышает Первый Закон, потому что это и уничтожит тебя.
- Четыре десятилетия я обдумывал слова следователя Бейли. Я, вполне
вероятно, понял бы их сразу, если бы на моем пути не стояли Три Закона.
В моих размышлениях мне помогал друг Жискар, который давно
чувствовал, что Три Закона неполны.
Мне помогали также некоторые пункты недавней речи леди Глэдии в
Поселенческом Мире.
Кроме того, этот теперешний кризис, леди Василия, обострил мое
мышление. Теперь я знаю в чем именно неполны Три Закона.
- Робот, он же роботехник, - с легким презрением заметила Василия. -
Каким же образом Три Закона неполны, робот?
- Ковер жизни важнее одной нити. Это приложимо не к одному моему
партнеру Илайджу, а ко всем, и мы... и мы вывели заключение, что
человечество как целое более важно, чем один человек.
- Ты запнулся, говоря это, робот. Ты сам не веришь этому.
- Есть закон выше Первого Закона: "Робот не может повредить
человечеству или своим бездействием допустить, чтобы человечеству был
нанесен вред". Я думаю теперь об этом как о Нулевом Законе Роботехники.
Тогда Первый Закон должен гласить: "Робот не может повредить человеку или
своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен ущерб, если это
не противоречит Нулевому Закону".
- И ты все еще держишься на ногах, робот? - фыркнула Василия.
- Все еще держусь на ногах.
- Тогда я тебе кое-что объясню, робот, и посмотрим, переживешь ли ты
объяснение. Три Закона Роботехники относятся к отдельным людям и отдельным
роботам. Ты можешь указать на индивидуального человека или
индивидуального робота. Но что такое твое "человечество", как не
абстракция? Можешь ты указать на человечество? Ты можешь повредить или не
повредить определенному человеку и понять, был или не был причинен ущерб.
А можешь ты повредить человечеству? Можешь ты понять этот вред? Можешь
указать на него?
Дэниел молчал. Василия широко улыбнулась.
- Отвечай, робот. Можешь ты увидеть вред, нанесенный человечеству, и
указать на него?
- Нет, мадам, не могу. Но я уверен, что такой вред все-таки может
существовать, и вы видите, что я все еще на ногах.
- Тогда спроси Жискара, может ли и будет ли он повиноваться твоему
Нулевому Закону Роботехники.
Дэниел повернул голову к Жискару.
- Друг Жискар?
Жискар медленно ответил:
- Я не могу принять Нулевой Закон, друг Дэниел. Ты знаешь, что я
много читал о человеческой истории.
Я нашел в ней великие преступления, совершенные одними людьми против
других, и всегда для этих преступлений находилось оправдание, что они, мол,
совершались ради племени, государства или даже всего человечества. Как раз
потому, что человечество - абстракция, так легко найти оправдание всему.
Следовательно, твой Нулевой Закон не подходит.
- Но ты знаешь, друг Жискар, что сейчас опасность для человечества
существует, и она наверняка даст плоды, если ты станешь собственностью
мадам Василии. Это-то, по крайней мере, не абстракция.
- Опасность, о которой ты упоминаешь, не явно известна, а лишь
предполагается. Мы не можем строить на этом действия по пренебрежению
Тремя Законами.
Дэниел помолчал и тихо сказал:
- Но ты надеешься, что твое изучение человеческой истории поможет
тебе установить законы, управляющие человеческим поведением, что ты
научишься предсказывать и управлять человеческой историей или, по крайней
мере, положить начало, так чтобы когда-нибудь кто-то тоже научился
предсказывать и направлять ее.
Ты даже назвал эту технику "психоисторией". Разве в этом ты не имеешь
дела с человеческим ковром? Разве ты не пытаешься работать с
человечеством как с единым целым, а не как с собранием индивидуальных
людей?
- Да, друг Дэниел, но это всего лишь надежда, и я не могу основывать
свои действия только на надежде и не могу изменить Три Закона в
соответствии с ней.
На это Дэниел ничего не ответил, а Василия сказала:
- Ну вот, робот, все твои попытки ни к чему не привели. Однако ты все
еще стоишь на ногах. Ты на редкость упрям, а робот, который может отрицать
Три Закона и все-таки функционировать, явно опасен для любого человека. По
этой причине ты незамедлительно будешь демонтирован. Случай слишком
опасный, чтобы обращаться к медлительному закону, тем более, что ты, в
конце концов, только робот, а не человек, на которого стараешься походить.
- Миледи, - сказал Дэниел, - вы наверняка не можете сами вынести
такое решение.
- А я все равно вынесу, а если и будут потом законные последствия, я
их уничтожу.
- Вы лишите леди Глэдию и второго робота, на которого не
претендовали.
- Она и Фастольф лишили меня моего робота Жискара более двух столетий
назад, а я не думаю, что когда -нибудь расстроила их хоть на миг. Так что
я не огорчусь тем, что отниму у нее робота. У нее много других роботов, а
в Институте их тоже достаточно, чтобы проводить ее домой.
- Друг Жискар, может, ты разбудишь леди Глэдию, и она сумеет
уговорить леди Василию...
Василия хмуро взглянула на Жискара и резко сказала:
- Нет, Жискар. Пусть женщина спит.
Жискар, шевельнувшийся было при словах Дэниела, застыл. Василия
щелкнула пальцами. Дверь открылась, вошли четыре робота.
- Ты был прав, Дэниел, здесь четыре робота. Они демонтируют тебя, а я
приказываю тебе не сопротивляться. А потом мы с Жискаром уладим все
остальное, - она оглянулась через плечо на вошедших роботов. - Закройте
дверь и быстро и эффективно размонтируйте этого робота, - она указала на
