наугад от волнения, и, не испытывая нужды в пристальном зрении, чтобы понять
всг, пробормотала на своем говорке: "путана". Другой раз, много лет спустя,
когда Блок, став отцом семейства, выдал одну из своих дочерей за католика, некий
не очень воспитанный человек сказал ей, де он, кажется, слышал, что она дочь
еврея, и спросил ее девическую фамилию. Молодая дама, урожденная м-ль Блок,
произнесла фамилию на немецкий манер, как произнес бы герцог де Германт: << Блох
>>.
Патрон, -- вернемся на сцену отеля ( куда двое русских таки решились войти: "в
конце концов -- наплевать" ), -- еще не пришел, но тут явился Жюпьен, сетуя, что
слишком уж громко говорят, что могут донести соседи. Но, заметив меня, он
остолбенел: << Выйдите все на лестницу >>. Присутствующие уже встали, но я ему
ответил: << Было бы проще, если бы юноши остались здесь, а мы бы с вами на
минутку отлучились >>. Волнуясь, он за мной последовал. Я объяснил ему, отчего я
здесь. Доносились голоса клиентов, спрашивавших у патрона, не может ли он
познакомить их с ливрейным лакеем, служкой, чернокожим шофером. Все профессии
интересовали старых безумцев, войска всех армий, союзники всех наций. Некоторые
испытывали особую тягу к канадцам, подпав -- быть может, неосознанно, -- под
очарование их акцента, столь легкого, что нельзя понять, акцент ли то старой
Франции, или Англии. По причине юбок, а также оттого, что некоторые озерные
грезы совпадают подчас с подобными мечтами, шотландцы были нарасхват. И так как
всякое безумие подвергается влиянию личных особенностей, если даже не
усугубляется ими, старик, уже удовлетворивший, наверное, все свои нужды,
настойчиво вопрошал, могут ли его свести с каким-нибудь увечным. Слышались
медленные шаги по лестнице. По болтливости, присущей его природе, Жюпьен не
удержался и рассказал мне, что спускается барон, что допустить нашу встречу ни в
коем случае нельзя, но если мне угодно войти в комнату, смежную с передней, в
которой находились молодые люди, то он тотчас откроет маленькое окошко, -- эта
хитрость была придумана им для барона, чтобы тот, не будучи замеченным, мог всг
видеть и слышать, и сейчас, сказал мне Жюпьен, в мою честь эта хитрость будет
обращена против барона, << только не двигайтесь >>. Он втолкнул меня в темноту и
оставил. Впрочем, других комнат в его распоряжении не было, ибо отель, несмотря
на войну, был полон. Та, из которой я только что ушел, уже была занята виконтом
де Курвуазье, -- последний, покинув Красный Крест в *** на два дня, решил часок
поразвлечься в Париже, прежде чем встретиться в замке Курвуазье с виконтессой,
которой он скажет, что не смог попасть на ранний поезд. Он не подозревал, что в
нескольких метрах от него находится г-н де Шарлю, не больше подозревал и тот,
никогда не встречавшийся с кузеном у Жюпьена, а последний тщательно скрываемой
личности виконта не установил.
Вскоре действительно вошел барон, с трудом шагая от ран, к которым, впрочем, ему
пора бы уже было привыкнуть. Хотя его развлечениям подошел конец, и он пришел
только выдать Морису причитающуюся плату, он обвел собравшихся юношей взором и
нежным, и пытливым, рассчитывая на добавочное удовольствие, которое он надеялся
получить в ходе расшаркиваний, -- совершенно платонических, но растянутых с
любовью. И я снова узнал в нем, -- в выказываемом им перед гаремом ( казалось,
почти смущенном ) резвом легкомыслии, в том, как покачивалась его фигура,
голова, в этих томных взглядах, поразивших меня, когда я впервые увидел его в
Распельере, -- грациозность, унаследованную им от какой-нибудь неизвестной мне
бабушки; в повседневной жизни она скрывалась более мужественным лицом, но
кокетливо раскрывалась -- в определенных обстоятельствах, когда он старался
понравиться низкой среде, -- желанием казаться доброй матроной.
Жюпьен рекомендовал их благосклонности барона, божась, что все они бельвильские
"бандиты", что они и за луидор пошли бы с собственной сестрой. Впрочем, Жюпьен
врал и говорил правду разом. Они были и лучше, и чувствительней, нежели те, кем
они были по словам Жюпьена, они не принадлежали дикому племени. Тот, кто такими
их считает, однако, с простодушием принимает всг на веру, словно эти негодяи
должны обладать тем же. Так что, сколь бы он ни воображал себя в обществе
убийцы, непорочная душа последнего из-за этого изменений не претерпевает, и
садист поражен ложью подобной публики, потому что на самом деле они вовсе не
"убийцы", а просто не прочь легко заработать "деньгу", -- их отец, мать и сестра
поочередно воскресают и умирают, потому что "убийцы" запутались, развлекая
клиента, пытаясь ему понравиться. Клиент, со своей произвольной концепцией
жиголо202 и восхищением многочисленными убийствами, в которых тот повинен, по
наивности удивляется, он сбит с толку уловленными противоречиями и ложью.
Все, казалось, знакомы с ним, и г-н де Шарлю подолгу задерживался подле каждого,
разговаривая с ними, как ему казалось, на их языке, -- разом жеманясь, напирая
на местный колорит, но также затрагивая в разговоре распутную жизнь и испытывая
садистическое удовольствие. << Какая мерзость, я тебя видел возле Олимпии с
двумя фанерами. Они тебе давали капусту. Во как ты меня надуваешь >>. По
счастью, тот, к кому была обращена эта фраза, не успел объявить, что ни за что
не взял бы "капусты" от женщины, -- это, наверное, охладило бы восторг г-на де
Шарлю, -- и опротестовал только конец фразы, сказав: << Не, я вас не надуваю >>.
Эти слова доставили г-ну де Шарлю живое удовольствие и, словно вопреки его воле,
собственный его ум показался из-под напускной маски; повернувшись к Жюпьену, он
сказал: << Как мило он это сказал. И как это прекрасно сказано! Словно бы это
было правдой. В конце концов, откуда знать, истина это или нет, если уж он
заставил меня в это поверить? Какие у него прелестные глазки! Смотри, я сейчас
дам тебе два жирных поцелуя в наказание, мальчонка. Ты вспомнишь обо мне в
окопах. Тяжеловато там приходится? >>. -- << О! Матерь Божья, бывают дни, когда
граната пролетает над ухом... >> Юноша принялся подражать свисту гранат, гулу
самолетов и т. п. << Но лучше к этому относиться, как все, и вы можете быть
уверены, что мы дойдем до конца >>. -- << До конца! Еще бы следовало узнать, до
какого конца >>, -- меланхолически бросил барон, поскольку был "пессимистом" .
-- << Вы что, не знаете, что Сара Бернар203 сказала в газетах: "Франция пойдет
до конца. Французы готовы умереть все до последнего" >>. -- << Я ни на мгновение
не сомневаюсь, что французы все до единого решительно пойдут на смерть, --
сказал г-н де Шарлю, словно то было простейшей аксиомой на свете, хотя у него
самого и в мыслях ничего подобного не было. Он просто хотел изгладить
произведенное им, когда он забылся, впечатление пораженца. -- Я в этом не
сомневаюсь, но я спрашиваю себя, до какой степени мадам Сара Бернар уполномочена
говорить от имени Франции. Но, кажется, я незнаком с этим очаровательным, этим
прелестным молодым человеком! >> -- воскликнул он, увидев кого-то, -- он его не
узнал, а, быть может, никогда и не видел. Он приветствовал его, как
приветствовал бы принца в Версале, и чтобы, пользуясь случаем, получить оптовое
бесплатное удовольствие ( когда я был маленьким, и мама ходила со мной
заказывать чего-нибудь к Буасье или Гуаш204, я подобным образом забирал, в ответ
на предложение одной из продавщиц, конфету, извлеченную из какой-нибудь
стеклянной вазы, меж которыми они восседали ), -- сжав руку очаровательного
юноши и долго ее, на пруссацкий манер, разминая, он таращил на него глаза,
расплывшись в застывшей улыбке, -- так некогда, когда освещение было плохим,
улыбались у фотографа: << Сударь, я очарован, я восхищен, я очень рад
познакомиться с вами. У него прелестные волосы >>, -- добавил он, обернувшись к
Жюпьену. Затем он подошел к Морису, чтобы вручить пятьдесят франков, но сначала
взял его за талию: << Ты никогда не говорил мне, что зарезал консьержку из
Бельвиля >>. И г-н де Шарлю захрипел от восторга, нависнув прямо над лицом
Мориса: << Что вы, господин барон, -- сказал жиголо, которого забыли
предупредить, -- как вы могли в это поверить? -- либо действительно этот факт
был ложен, либо правдив, но его виновник находил его, однако, отвратительным и
пытался отрицать. -- Я понимаю еще, если мужика, боша например, потому что
война, но женщину, и к тому же -- старую женщину!.. >> Барона от провозглашения
этих добродетельных принципов словно бы холодным душем окатило, он сухо
отодвинулся от Мориса, выдав ему, однако, деньги, -- но с раздосадованным
выражением одураченного человека, который не хотел бы устраивать шума и платит,
но не рад. Получатель только усилил дурное впечатление барона, когда он
поблагодарил его следующим образом: << Я завтра же вышлю их своим старикам и
только немножко братку оставлю, он сейчас на фронте >>. Эти трогательные чувства
столь же разочаровали г-на де Шарлю, сколь его взбесило их выражение,
незамысловатое, крестьянское. Жюпьен иногда предупреждал их, что надо всг-таки
быть поизвращенней. И тут один, с таким видом, будто он исповедует что-то
сатаническое, рискнул: << Знаете, барон, вы мне не поверите, но когда я еще был
маленьким, я подглядывал в дырку замка, как мои родители цалуются. Это так
п-порочно, н-не п-п-правда ли? Вы скажете, что это я вам мозги пудрю, так нет
же, говорю вам, всг так оно и было >>. И г-на де Шарлю привела в уныние и
взбесила эта фальшивая потуга на извращенность, разоблачившая лишь изрядную
глупость и подобную непорочность. Впрочем, ему не пришелся бы по вкусу и
отъявленный бандит, и убийца: такие люди не рассуждают о своих злодеяниях;
садист часто обладает ( сколь бы добр он ни был, тем более -- как барон ) жаждой
зла, которую злодеи, пускающиеся в тяжкие с другими целями, не могут
удовлетворить.
Тщетно молодой человек, поздновато осознав ошибку, утверждал, что он не выносит
шпиков и даже отважился предложить барону: << Забьем, что ли, стрелочку >> (
назначим, то есть, свидание ): очарование рассеялось. Чувствовалась "липа", как
в книжках авторов, тщащихся употреблять арго. Тщетно молодой человек вдавался в
подробности всех "непристойностей", вытворяемых им с подругой. Г-на де Шарлю
поразило только, сколь недалеко эти непристойности заходили. Впрочем, дело было
не только в неискренности. Ничто не ограничено сильнее, чем удовольствие и
порок. В этом случае, несколько заменив смысл выражения, можно сказать, что
вращаешься в том же порочном круге.
Если считалось, что г-н де Шарлю -- принц, то в этом заведении очень грустили о
смерти человека, о котором жиголо говорили: << Я не знаю, как его звать, но,
кажется, он был бароном >>, -- это был никто иной, как принц де Фуа ( отец друга
Сен-Лу ). Как полагала его жена, большую часть времени он проводил в клубе, на
деле же он проводил время у Жюпьена -- болтая, рассказывая светские истории
проходимцам. Это был большой, красивый мужчина, как и его сын. Поразительно, что
г-н де Шарлю, -- может быть, потому, что он встречался с ним только в свете, --
не знал, что де Фуа разделяет его наклонности. Иногда говорили, что эти
наклонности распространялись и на его сына, еще студента ( друга Сен-Лу ), -- но
это, вероятно, ложь. Напротив, будучи крайне осведомлен о нравах, неведомых
многим, он пристально следил за знакомствами своего сына. Однажды некий мужчина,
-- из низкой, впрочем, среды, -- преследовал юного принца де Фуа прямо до
особняка его отца, бросил записку в окно, отец ее подобрал. Но преследовавший,
хотя и не был вхож, с аристократической точки зрения, в то же общество, что и
г-н де Фуа-отец, был одного с ним круга, так сказать, с другой стороны. Он без
труда нашел в общих дружках посредника и заставил г-на де Фуа замолчать, доказав
ему, что его сын сам спровоцировал эту выходку. И это возможно. Ибо принц де Фуа
мог уберечь сына от дурных знакомств, но не мог уберечь от наследственности.
Впрочем, что касается этой стороны, принц де Фуа-младший, как и его отец,
