повествовательном жанре первоначальная коллизия, по их мнению, разрешается в
ходе самого повествования, в лирических жанрах -- вообще не разрешается, а в
ритуале -- разрешается
455
благодаря участию подателя и получателя. Медиация, полностью отсутствующая в
лирических жанрах, в повествовательных находится в самом сюжете, а в ритуале --
вне сюжета, с помощью внешнего действия.
В других работах Кенгяс и Маранда39 продемонстрировали преимущественное
распространение моделей IV в европейском фольклоре и моделей I--II--III в
фольклоре архаических обществ -- результат очень интересный, указывающий (может
быть, помимо целей авторов) на исторические границы сложной структуры IV,
отвечающей формуле Леви-Строса.
Наиболее значительная работа, непосредственно посвященная структурному анализу
сказки, -- это монография Аллана Дандиса "Морфология народных сказок
североамериканских индейцев" (1964 г.). Выходу книги предшествовала диссертация
и серия статей40. Если супруги Маранда стремились выявить границы применения
формулы Леви-Строса, ввести в нее упрощения и уточнения, то Дандис занимает по
его адресу резко критическую позицию. Дандис упрекает Леви-Строса в попытке
включения в морфологическую структуру, с одной стороны, персонажей (например,
трикстеров-посредников; в том же он упрекает и Маранда), а с другой -- чисто
лингвистические элементы. Дандис подчеркивает, что миф абсолютно переводим с
одного естественного языка на другой (на это указывал и Фишер) и что миф может
излагаться не только словесным, но и другими языками (живописным, мимическим и
т. п.), что нет необходимости буквально переносить методы структурной
лингвистики на фольклористику. Кроме того, Дандис высказывается против
чрезмерного пристрастия к моделям родства и против манеры Леви-Строса
анализировать структуру не конкретных мифов, а отношений между вариантами и
мифами.
Гиперкритическое отношение Дандиса к Леви-Стросу не совсем справедливо, но оно
отражает известную нечеткость и неопределенность, которая до сих пор проявляется
при попытках парадигматического анализа, несмотря на безусловную глубину и
плодотворность основных идей Леви-Строса. Дандис, как нам кажется, правильно
понимает качественный характер различий между мифом и сказкой (оппозиция
коллективное -- индивидуальное, ср. аналогичный взгляд в работах автора
настоящей статьи41). Именно в этом, а не в самой структуре -- основное отличие
мифа и сказки (в мифе -- космические недостачи). Дандиса привлекает
исключительная прозрачность и достоверность синтагматического анализа В. Я.
Проппа, и он сознательно выступает как прямой его продолжатель. В. Я. Проппа он
лишь в незначительной мере дополняет идеями К. Л. Пайка о языковом и неязыковом
поведении. От Пайка практически идет его терминология: противопоставление
этического, т. е. классификаторского, и эмического, т. е. структурного,
членения, употребление термина мотифема, в смысле эмической единицы вместо
функции В. Я. Проппа. Теодор Стерн в своей рецензии на монографию Дандиса42
называет его эпигоном В. Я. Проппа (и соответственно, в духе Леви-Строса или
Мелвила Джэкобса, сетует на недооценку Дандисом культурного контекста,
абстрактность, невнимание к действующим лицам).
Вслед за В. Я. Проппом Дандис считает ядерным (по его выражению) рядом мотифем
(т. е. функций ) пару недостача (L) -- ликвидация не-
456
достачи (LL). Имеются сказки американских индейцев, которые в отличие от
европейских сводятся к этой простой структуре. Однако и здесь между недостачей и
ее ликвидацией часто вставляются другие парные функции, в частности хорошо нам
знакомые по книге В. Я. Проппа: запрещение -- нарушение (Int/Viol), обман --
пособничество (Dec/Dcpt) и трудная задача -- решение (Т/ТА). Кроме того, Дандис
вводит еще две функции:
следствие нарушения запрета (Conseq) и ускользание от беды (АЕ). Заметим, что
это нововведение не столь необходимо, так как обе эти функции в большинстве
случаев можно рассматривать как недостачу и ее ликвидацию. Дандис выделяет и
анализирует несколько типичных рядов функций, группируя соответствующим образом
сказки. Далее он показывает, как сложные по составу сказки индейцев являются
комбинацией более простых рядов. Он приводит такие серии, как:
L--LL
Viol -- Conseq
L--T--TA--LL
L--Dec--Dcpt--LL
Int--Viol--L--LL
Int -- Viol -- Conseq -- АЕ
L -- LL--Int -- Viol -- Conseq
L--T-- ТА-- LL-- Int-- Viol-- Conseq-- АЕ
и т.д.
Мотифемы Т/ТА, Int/Viol, Dec/Dcpt в принципе альтернативны в сказках и мифах
американских индейцев. Int/Viol и Т/ТА Дандис считает формами предписания герою,
отличными по своей дистрибутивной характеристике:
трудные задачи всегда помещаются между недостачей и ее ликвидацией, а нарушение
запрета большей частью либо предшествует недостаче, либо следует за ее
ликвидацией. Известный интерес представляет сопоставление Дандисом сказок и
поверий, например последовательности Int -- Viol -- Conseq -- АЕ с системой:
условие -- результат -- противодействие.
Пользуясь совершенно той же методикой, что и В. Я. Пропп, Дандис приходит,
однако, к иным, гораздо более простым схемам. Это, по-видимому, следствие
архаичности самого фольклора североамериканских индейцев. Дандис не
дифференцирует волшебную сказку от других ее разновидностей и от мифа, что
отчасти опять-таки отражает особенности самого материала -- его жанровый
синкретизм. Сопоставление схем В. Я. Проппа и Дандиса поэтому очень полезно для
решения задач, выдвигаемых исторической поэтикой.
Интересные работы по структурному изучению мифов и сказок имеются и в
австралийской науке, тесно связанной с американской. Оставляя в стороне
некоторые попытки парадигматизации сюжетов в свете культурных моделей43,
необходимо упомянуть о серии статей Э. Станнера в журнале "Океания" под общим
названием "О религии аборигенов"44. В этом обстоятельном исследовании семиотики
культуры австралийского племени муринбата содержится тонкий сравнительный анализ
сюжетной синтагматики мифов и ритуалов; словесных, пантомимных и живописных
"текстов".
457
Убедительное доказательство принципиального тождества структур мифов и обрядов
(включая мифы, не имеющие обрядового эквивалента, и обряды, не сопряженные с
мифами) дает возможность Станнеру выявить и некоторые важные парадигматические
отношения в символическом языке мифов муринбата. Некоторые наблюдения Станнера
поразительно близки к выводам явно оставшейся ему неизвестной книги В. Я. Проппа
"Исторические корни волшебной сказки" (тематическое и структурное сближение
мифов с обычаями инициации). К сожалению, в рамках данной статьи нет возможности
подробнее касаться этой темы.
Продуктивные исследования повествовательного фольклора были предприняты рядом
румынских ученых, в первую очередь М. Попом, а также Г. Врабье, Г. Эретеску, Н.
Рошияну. В очень содержательной статье "Актуальные аспекты исследования
структуры сказок"45 Поп на примере одной румынской сказки демонстрирует
соотношение синтагматической последовательности функций и общей логики сюжета.
Для данной сказки она представлена схемой:
I недостача
II обман
III испытание
IV насилие
IV ликвидация насилия
III ликвидация испытания
II ликвидация обмана
I ликвидация недостачи
Поп убедительно показывает роль сюжетного параллелизма и антитез. Он также
проникает в структуру элементарной последовательности (лишь отчасти опираясь на
Бремона), исследует ее троичность. В другой статье (о формулах сказки)46 он
анализирует структуру на стилистическом уровне. Исследованию сказочных формул
посвящена и диссертация Н. Рошияну. Интересный анализ композиционных вариантов
предлагает Г. Врабье47.
Работы по структурной типологии появляются в других странах. Чешский ученый Б.
Бенеш применяет морфологическую схему В. Я. Проппа при анализе былички48.
Оригинальная попытка вскрыть структуру анекдотической сказки содержится в статье
немецкого фольклориста Г. Баузингера49. (Любопытно, однако, что в его
теоретической монографии "Формы народной поэзии" морфология фольклора
исследуется скорее в русле Йоллеса).
В последние годы ожил интерес к "Морфологии сказки" В. Я. Проппа и поднятым в
ней проблемам у нас в Советском Союзе. В 1965 г. на научной сессии в честь
семидесятилетия В. Я. Проппа высоко оценили эту книгу в своих докладах акад. В.
М. Жирмунский и член-корр. АН СССР П. Н. Берков; состоялся и специальный доклад
о "Морфологии сказки" автора настоящей статьи. Но возрождение широкого интереса
к этой книге у нас, как и за рубежом, было обусловлено прежде всего развитием
структурной лингвистики и семиотики. Имя В. Я. Проппа как автора "Морфологии
сказки" (а также "Исторических корней волшебной сказки") постоянно .упоминалось
(часто рядом с именем Леви-Строса) на семиотических симпозиумах, в работах по
вторичным моделирующим системам. Однако, если
458
оставить в стороне многочисленные общесемиотические работы по мифологии (Вяч.
Вс. Иванова, В. Н. Топорова, Д. М. Сегала, А. М. Пятигорского, Ю. М. Лотмана, Б.
Л. Огибенина и др.) и сюжетике литературных произведений (Б. Ф. Егорова, Ю. К.
Щеглова), а также структурные исследования несказочных жанров фольклора
(народного театра --П. Г. Богатырева, баллады -- В. Н. Топорова, эпических песен
-- С. Ю. Неклюдова и Ю. И. Смирнова, заговоров -- И. А. Чернова и М. В. Арапова,
пословиц -- Г. Л. Пермякова), то число статей и выступлений, непосредственно
затрагивающих проблематику морфологии сказки, пока еще очень невелико.
Работа Д. М. Сегала "Опыт структурного описания мифа"50 представляет собой
попытку анализа структуры мифа на материале трех близких версий одного и того же
сюжета об отверженном, ни впоследствии торжествующем герое у северо-западных
индейцев. Пользуясь в принципе методикой Леви-Строса и сопоставляя фрагменты
мифа синтаксически и парадигматически (исходя из категории ценности), Д. М.
Сегал вскрывает различные уровни мифологического смысла и приходит к выводу о
совмещении в исследуемых текстах сказки об отверженном герое с этнологическим
мифом.
Вяч. Вс. Иванов и В. Н. Топоров51 прямо обращаются к схеме В. Я. Проппа с тем,
чтобы использовать ее для записи и анализа различных повествовательных текстов.
Они предлагают рациональное упорядочение символов средствами современной логики.
При этом функция всякий раз интерпретируется как отношение различных сказочных
персонажей или предметов.
Эти авторы увязывают функциональный анализ в духе В. Я. Проппа с исследованием
элементарных семантических оппозиций, играющих большую роль в мифах. Для их
записи ими также предложены определенные символы.
С. Д. Серебряный в своем докладе52 пытается внести некоторые коррективы в
формулу В. Я. Проппа, исходя, как ему кажется, из более строгой формализованной
интерпретации материала. Он предлагает функцию В считать связкой, функцию К --
мотивировкой, функцию Т -- лишь сопутствующим моментом при различных функциях и
т. д. Всю сказку, считает С. Д. Серебряный, можно разделять на три основных
момента: 1) начальное вредительство, создающее завязку (А ДБ--3 Пр Х Ф), 2)
ответные действия героев (Г Р-- П) и 3) благополучный исход, восстановление
разрушенного порядка вещей (Л Сп У О Н С*); между ними -- перемещения. Сказка,
по его мнению, создается разворачиванием этой троичной схемы.
В заключение мы позволил! себе бегло высказать некоторые соображения о
возможности дополнительной морфологической интерпретации волшебной сказки,
исходя из принципиальных основ, заложенных В. Я. Проппом в его книге53.
Дополнительные связи между функциями В. Я. Проппа, их единая природа -- как
синтагматическая, так отчасти и семантическая -- обнаруживается при анализе
более абстрактного уровня больших синтагматических единств. Такими
синтагматическими единствами являются различные виды испытаний и приобретаемых
героем в результате испытаний сказочных ценностей. Ритм потерь и приобретений
объединяет волшебную
459
сказку с мифом и с другими видами повествовательного фольклора.
Аналогичную испытаниям (по своей дистрибуции) ключевую роль в мифах играют
