а не актам получения сказочных ценностей. Если уже строить семантические
"четверки" из двух парных функций, то подвох -- пособничество есть негативный
вариант предписания -- акцептации, ибо в обоих случаях речь идет о невозможности
героя отказаться от выполнения просьбы. Столь же натянуто сопоставление подвоха
-- пособничества с обличением -- трансфигурацией. Верно, что подвох --
пособничество находится к выведыванию -- выдаче в отношении оппозиции сила --
сообщение (вернее бы сказать, действие -- слово). Поэтому семантическая
четверка, естественно, может быть построена так:
Вся четверка композиционно соотносится с первой частью сказки и отражает
противоположность между действиями, ведущими к беде (недостаче), и действиями, в
результате которых начинается противодействие беде.
Но при этом между отдельными функциями инициальной и финальной серий явно нет
конкретных соответствий, есть только общий контраст между атмосферой несчастья в
начале и благополучия в конце. Кроме того, обе эти серии практически могут
отсутствовать почти полностью, поскольку сказка иногда начинается сразу с
вредительства или недостачи (не случайно В. Я. Пропп выделил некоторые функции в
предварительную часть) и кончается основным испытанием. Дополнительное испытание
и соответствующие функции (вроде обличения, трансфигурации, наказания
антагониста) составляют необязательный второй ход волшебной сказки. Таким
образом, концепция Греймаса строится в значительной мере на необязательных
элементах сказки и потому не может претендовать на фундаментальность. Для
Греймаса очень важна оппозиция между свадьбой и нарушением запрета, которую он
трактует как нарушение и восстановление договора. Но нарушение запрета -- это
опять-таки необязательная функция из предварительной части, а вторжение
антагониста само по себе можно, конечно, трактовать как нарушение некоего
гармонического миропорядка, но не общественного договора. В сказках о добывании
невест и чудесных предметов нет и нарушения миропорядка. Исключительно в сказках
богатырского типа, где герой спасает общину от демонического вторжения
антагониста, можно рассматривать свадьбу, хотя бы очень отдаленно, как награду
герою за восстановление миропорядка (но не договора). Но эти сказки богатырского
типа как раз сохраняют отчетливо следы мифа с его интересом к космическим
масштабам и коллективным судьбам. Другие же волшебные сказки в большей мере
сосредоточены на индивидуальных судьбах, на компенсации невинно гонимых,
социально обездоленных и т. п. Их коллективное значение обнаруживается только
через сопереживание, сочувствие герою, на место которого легко поставить самого
себя. Здесь сказывается недооценка Греймасом (так же как и Леви-Стросом)
специфических качественных отличий мифа и сказки. Эта недооценка проявляется и в
том, что Греймас считает возможным применять к мифам схему, в основе которой
лежит анализ специфической морфологии
452
волшебной сказки. Ни категория испытания в целом, ни специально первое
"квалифицирующее" испытание не характерны для мифов, нерелевантны в мифах.
Поэтому исследования Греймаса при всей их методической ценности нуждаются в
очень серьезных коррективах.
Если Греймас переносит на миф выводы В. Я. Проппа, касающиеся волшебной сказки,
то Клод Бремон стремится извлечь из анализа В. Я. Проппа общие правила
развертывания всякого повествовательного сюжета". Кроме того, в отличие от
Греймаса Бремон сосредоточен не на мифологическом контексте сказки, а на самой
логике повествования, не на парадигматических оппозициях, а на синтаксисе
человеческих поступков. Он придерживается мнения, что функция (которую он
относит к тому же уровню, что и В. Я. Пропп) действительно является
"повествовательным атомом", а из группировки таких атомов и складывается
рассказ.
Элементарной последовательностью Бремон считает триаду из трех функций,
соответствующих трем фазам, обязательным для всякого процесса. Первая из них
открывает самое возможность процесса в форме соответствующего поведения или
предвидимых событий, вторая реализует эту возможность, а третья завершает
процесс, достигая каких-то результатов соответствующего события (поступка).
Однако в отличие от В. Я. Проппа Бремон считает, что каждая фаза вовсе не влечет
за собой в обязательном порядке наступления следующей фазы, всякий раз возможны
как актуализация некой возможности, цели, так и отсутствие такой актуализации.
На первый план выдвигаются определенные альтернативы и выбор, который делается
героем и автором. Элементарные последовательности группируются в сложные. При
этом возможны несколько конфигураций, условно обозначенных им как "из конца в
конец", "чересполосица", "скобка". События дихотомически делятся на улучшения и
деградации.
Бремон анализирует целый ряд таких последовательностей и дает им определенные
наименования (задача, договор, ошибка, ловушка и т. п.). Он, например,
показывает возможную цепь функций, реализующих улучшение (ср. ликвидацию
недостачи у В. Я. Проппа): для улучшения необходимо преодоление некоторых
препятствий, для чего нужны соответствующие средства. Возникает определенная
задача, которая часто возлагается на некоего союзника (ср. помощник, даритель),
противостоящего противнику (ср. антагонист). Отношения героя с союзником имеют
характер договора (их можно иногда уподобить отношениям кредитора с дебитором;
ср. договорные функции Греймаса). Обезвреживание противника может быть или
мирным (переговоры), или враждебным (агрессия), переговоры могут иметь характер
соблазнения или устрашения; агрессия часто становится обманом и включает
притворство, необходимое для того, чтобы противник попал в ловушку, и т. п.
Каждый персонаж может быть носителем определенной последовательности действий,
для него специфических, но так как обычно в действии участвуют два персонажа, то
действие имеет две стороны, противоположные для обоих деятелей (обман со стороны
первого есть одновременно одурачивание второго; решение задачи одним
предполагает одновременно ошибку другого и т. п.). Сами функции могут
оборачиваться раз-
453
ными сторонами, например воздаяние может быть и вознаграждением и местью. По
этому принципу серии улучшение и деградация оказываются в отношениях
дополнительного распределения:
Средства достиженияУлучшениеДеградация
Услуга союзника-кредитораДобровольная жертва в интересах
союзника-должника
Услуга союзника-должникаДолговой платеж союзнику-кредитору
Навязанная агрессияИспытанная агрессия
Успех ловушкиОшибка, заблуждение
МестьНаказание
Такое двустороннее рассмотрение каждого действия, такой внимательный анализ
альтернатив для хода повествования представляется продуктивным. Но анализ
Бремона слишком абстрактен (и потому обеднен) в силу отказа от жанрового подхода
(как у В. Я. Проппа) ради общеродового. Еще дальше в этом отношении идут Р.
Барт, Т. Тодоров, Г. Женет (статьи их помещены в том же сборнике)32.
Американское издание "Морфологии сказки" было мощным толчком для
структурно-типологического изучения сказки в Соединенных Штатах. Известная почва
была подготовлена деятельностью таких лингвистов-структуралистов, как Р. О.
Якобсон и Т. Себеок33, которые занимались и вопросами фольклора, а также
представителями школы культурных моделей в этнографии. К последним принадлежал и
Мелвил Джэкобс, автор интересной монографии о стилистических клише и
драматической организации повествования в мифах и сказках, интерпретированных в
контексте моделей культуры североамериканских индейцев34. В своей рецензии на
американское издание "Морфологии сказки" он расценил исследование В. Я. Проппа
как самое серьезное достижение в исследовательской методике до 1940 г. и
одновременно высказался за то, чтоб, используя разработанную теперь
аналитическую технику структурализма, выявить дополнительные структурные единицы
на других уровнях (стиль, социальные отношения, система ценностей) и описать сам
формирующий процесс и его причинный механизм.
Попытки сочетать функционально-синтагматический анализ с исследованием типов
социального поведения и системы ценностей имеются в статьях Р. П. Армстронга
"Анализ содержания в фольклористике"35 и Дж. Л. Фишера "Последовательность и
структура в сказках"36, "Сказка об Эдипе из Понапе. Структурный и
социопсихологический анализ"37.
Армстронг, избравший в качестве примера сказки о трикстерах, предлагает разбить
текст сказки на последовательные действия и определить их функции (т. е. сделать
как раз то, что В. Я. Пропп), а затем выявить такие синтагматические единства,
которые окажутся релевантными, поскольку они выявляют отношение этнической
группы к общественным ценностям, определяют семантическую структуру и характер
эстетических оценок и т.п. Для этой цели Армстронг предлагает некую программу
для распределения действий по определенным семантическим направлениям: награда
--
454
наказание, сопротивление -- нападение, разрешение -- запрещение, добро --
услуги, получение -- потеря имущества, собирание -- рассеивание информации,
деловое поведение, принятие обязательств -- уклонение от них. В этих рамках
действия делятся на позитивные, нейтральные и негативные (например, Овч --
находить, О -- хранить, О -- терять и т. п.[здесь верхнюю черту я обозначил еще
и как вч в верхнем индексе вч]). Сравнительный анализ должен обнаружить
различные отношения в различных культурах.
Фишер также сопоставляет племенные варианты, выявляя отклонения в их структурах.
Так, оказывается, что в микронезийских сказках с острова Трук преобладает серия
повторяющихся (с легкой вариацией) эпизодов, а в Понапе -- смена эпизодов с
противоположным исходом. Это объясняется спецификой социальной организации
различных племен. Исследуя структуру микронезийской сказки об инцесте, Фишер
сопоставляет четыре семантические решетки: 1) временную сегментацию; 2)
пространственную (которая оказывается шире временной); 3) разделение персонажей
на две партии -- дружественную и враждебную герою; 4) последовательности с точки
зрения разрешения основных конфликтов. В истолковании организованной системы
эпизодов Фишером чувствуется влияние и Леви-Строса и психоанализа (в сильно
смягченном виде), а также общей методологии школы культурных моделей.
С точки зрения разработки структурной методологии в области фольклора большой
интерес представляют работы Э. К. Кенгяс и П. Маранда, в частности их
критический разбор известной формулы Леви-Строса в работе "Структурные модели в
фольклоре"38. Речь идет о границах применимости формулы медиативного процесса
fx(a):fy(b)::fx(b):fa-1(y), которую указанные авторы при анализе заменяют
другой, более простой параллельной формулой QS:QR::FS:FR, где QS -- квазирешение
и QR -- квазирезультат выражают исходную ситуацию и ее прямые последствия; FS --
конечное решение (поворотный путает, связанный с действиями медиатора), FR --
конечный результат,
Кенгяс и Маранда пришли к выводу, что формула Леви-Строса применима не только к
мифам, но и к другим, весьма разнообразным фольклорным текстам. Но, с другой
стороны, область ее распространения известным образом ограничена, поскольку
медиатор может иногда вообще отсутствовать (модель I) или испытать неудачу
(модель П), и, даже в случае его успеха, первоначальная коллизия бывает порой
просто аннулирована (модель III), а не перевернута, как этого требует формула
Леви-Строса (модель IV). Кенгяс и Маранда показывают, что модели III и IV
кардинально отличаются от I и II тем, что здесь трехуровневая структура,
требующая медиатора, включает не только корреляцию отношений, но и корреляцию
корреляций. В качестве иллюстраций эти авторы приводят примеры мифов, анекдотов,
легенд, а также лирических песен, заговоров, пословиц. (К большому сожалению,
нет только волшебных сказок. Основным методом нахождения структуры Кенгяс и
Маранда считают обследование первоначальных оппозиций и конечного исхода. В
