тяжелоранеными воинами, медленно
тянулись в город с большой Смоленской
дороги. Они с трудом пробирались
сквозь толпы жителей, с сокрушенным
сердцем оставляющих любезный первопре
стольный град! Разного рода повозки,
наполненные рыдающими женщинами и
детьми, тихо подвигались к заставе; к
верху и к бокам, под козлами и на
запятках привязаны были большие узлы.
Лошади едва тащили тяжелые повозки;
женская заботливость, казалось, пре
дусмотрела все, что нужно в долгую
дорогу; но иные второпях забыли ларчик
с бриллиантами, другие оставили в
опустелом доме карманную книжку с
деньгами. На всех лицах написана была
сердечная горесть, - на многих
жестокое отчаяние. Никто не предвидел
грозы, внезапно нагрянувшей на Москву;
никто заблаговременно не принял мер к
спасению... Здесь мать, прижав
грудного младенца к трепещущему сердцу
и ведя за руку малютку, едва
начинающего ходить, влечется за
другими, сама не зная куда... Там
дряхлый старик, опираясь на посох, с
трудом передвигает ослабевшие ноги.
Подходя к заставе, он
останавливается... еще раз взглядывает
на родной город, где думал спокойно
умереть... Стесненная грудь его едва
подымается, и горькие слезы, может
быть последние, дрожат в полупотухших
очах!.. Купцы теснятся около лавок -
не для спасения своего имущества, нет:
рука их, не дрогнув, уничтожает плоды
многолетних трудов, чтоб не достались
они врагу ненавистному. Ужаснее всего
положение тех, которые находятся в
невозможности спастись! В безмолвном
отчаянии взирают они на бегущих. Все
вооружены старинные копья и бердыши,
разнообразные сабли и кинжалы
исторгнуты из оружейных, где обречены
были на вечное бездействие. Все готовы
умереть за отечество; но чувствуют,
что не в силах ему помочь!
Единственным утешением служит им
слабая надежда, что неприятель отражен
будет от Москвы. В самом деле, мысль,
что древняя русская столица с
величественными храмами, с святыми
иконами достанется неприятелю, - эта
ужасная мысль не может утвердиться в
народе. Русское сердце не постигает,
каким образом нечестивый супостат
осмелится вступить в священные царские
чертоги!
Был первый час пополудни, когда
въезжал в Дорогомиловскую заставу
молодой кирасирский офицер. По всему
видно было, что он скакал несколько
верст во всю прыть; вороной под ним
конь покрыт был пеною. Солнце в то
время ярко светило с синей высоты, но
лучи его нс отражались от золотого
шишака и от серебряных лат, покрытых
густою пылью. Молодой офицер ехал по
улицам, кипящим от народа, и взоры
его, казалось, кого-то искали между
спасающимися женщинами. Иногда рука
его останавливала коня, - он
пристальнее всматривался в едущих, но,
заметив ошибку свою, вновь понуждал ко
ня и продолжал путь большою рысью. При
переезде чрез Ехалов мост лошадь его
споткнулась.
- Бедный Феникс! - сказал офицер
вполголоса, - любезный мой товарищ,
этого за тобою не бывало! Как худо
плачу тебе за верную твою службу!
Он погладил Феникса по шее и опять
вонзил окровавленные шпоры в
разодранные бока усталого коня.
В Красном селе, в приходе Тихвинской
божией матери, стоял небольшой
деревянный дом, который можно б было
назвать хижиною, если бы он не
находился внутри города - Молодой
офицер поспешно соскочил с лошади и
бросился в отворенную калитку, не дав
себе даже времени привязать коня. На
дворе верный страж дома - большая
дворная собака - встретила его с
униженными ласками; но он взбежал на
крыльцо, не заметив даже доброго
Бостона. В доме все было безмолвно;
только звук шпор и стук палаша,
ударяющегося по ступеням, раздавались
в тишине. Молодой кирасир вошел в
первую комнату, хотел идти далее...
вдруг отворилась дверь, и прекрасная
девушка кинулась в его объятия.
- Это ты, Изидор? - сказала она в
радостном восторге, - слава богу!
- Анюта, милая, дорогая Анюта! -
вскричал Изидор, прижимая ее к кирасу,
- зачем вы еще в Москве? где матушка?
- Тише, Изидор, тише!.. матушка
нездорова... она очень больна.
Изидор вздрогнул.
- Больна! - произнес он дрожащим
голосом. - Больна! и в такое время!..
Ты знаешь, Анюта...
- Знаю, мой Изидор, - отвечала Анюта
со слезами, - знаю, что неприятель
будет в Москве, и отчаяние овладело
было мною... Но ты с нами, и я теперь
спокойна!
Они услышали голос матери, зовущий
Анюту. Изидор хотел идти с нею, но она
его остановила.
- Ради бога! - сказала она, -
подожди меня здесь, Изидор! Матушка
очень слаба; надобно ее приготовить к
свиданию с тобою. - Она ушла и
оставила его одного.
Изидор, сложив руки, стоял среди
комнаты, погруженный в тяжкую думу.
Мысли, одна другой печальнее, одна
другой ужаснее, теснились в его
голове: неприятель вступит в город, а
его мать больна и не может спастись!
Анюта должна остаться с нею!.. Он
любил мать со всею горячностию доброго
сына; но Анюта, сирота, воспитанная в
их доме, была его невеста! Он
содрогался от ужаса, когда помышлял,
что больная его мать будет в руках
неприятеля; но кровь застывала в его
жилах, самое мучительное чувство
раздирало его сердце, когда представ
лялась ему Анюта, прелестная Анюта, во
власти неистового врага!
Анюта позвала его к матери. Старушка
лежала в постели; бледность покрывала
лицо ее. С трудом протянула она к нему
руку.
- Сын мой, - сказала она умирающим
голосом, - благодарю создателя, что
мне довелось тебя еще раз увидеть!.. Я
не ожидала такого счастия. По крайней
мере теперь умру спокойно... Анюта
останется не без защитника. Да
благословит вас бог, мои дети!..
Старушка не в силах была говорить
более. Изидор орошал слезами ее руку;
Анюта рыдала.
Изидор находился в мучительном
положении. И мать и невеста были
успокоены его приездом, между тем как
самое жестокое недоумение терзало его
душу. Нельзя было и думать о спасении
престарелой матери. Он готов был
вынести ее на себе из города, но
малейшее движение причиняло ей
нестерпимую боль и могло погасить едва
тлеющую искру жизни. С другой стороны,
как решиться оставить ее в руках
неприятеля? и что тогда будет с Аню
тою?.. Время было дорого; он не мог не
открыть своей невесте чувствований,
его тревоживших. Старушка после
приветствия, сделанного сыну,
казалось, впала в забвение. Изидор с
Анютою стояли в той же комнате у окна
И разговаривали между собою
вполголоса, полагая, что мать не
слышит их.
- Анюта! - говорил Изидор, - думала
ли ты об опасностях, которым
подвергается молодая девушка,
оставаясь в Москве? Знаешь ли ты, что
при одной мысли о том холодный пот
проступает по мне? Как? моя Анюта в
руках неприятелей!.. Я бы лучше
согласился...
- Любезный Изидор! - отвечала Анюта
с невинною улыбкою, - я теперь
совершенно спокойна, потому что ты со
мною.
Изидор страшился объявить ей, что
служба, долг, честь не дозволяют ему
оставаться с ними; он сказал только,
тяжело вздохнув:
- Могу ли я защитить тебя против
целой армии? Охотно пожертвую жизнию;
но когда меня не станет что будет
тогда?..
Старушка услышала их разговор и
велела подойти ближе к себе.
- Любезные дети, - сказала она
слабым голосом, - о чем вы
беспокоитесь? Я стара, больна и
чувствую, что смерть приближается ко
мне скорыми шагами. Оставьте меня
здесь и спасайтесь... Я не могу и не
должна быть причиною вашего несчастия.
Поспешайте, любезные дети!
благословение матери вашей и последняя
молитва ее будут вам сопутствовать!..
Изидор и Анюта упали на колени.
- Нет! - вскричали они оба в один
голос, - нет, матушка, мы вас не
оставим!
Тщетно старушка их уговаривала; они
были непреклонны.
- Если должно нам умереть, - сказала
Анюта, обняв Изидора, -то умрем
вместе. Не страшна смерть, когда она
не разлучает нас с милыми!
Изидор оставил мать и невесту и
вышел в другую комнату. Долго ходил он
взад и вперед большими шагами. Со всех
сторон угрожали ему неминуемые бедст
вия, нигде не находил он спасения!
Покинуть умирающую мать. отдать на
поругание милую невесту... какой сын,
какой любовник решился бы на то? Но
бросить свои знамена и остаться в
Москве, когда присяга, честь и русская
кровь зовут его на поле брани... какая
ужасная крайность для русского воина!
В исступлении отчаяния Изидор ломал
руки, скрежетал зубами и рвал на себе
волосы... Наконец любовь и ревность
одержали верх над долгом и честию:
Изидор решился остаться...
Строгий читатель! прежде, нежели
холодное сердце твое станет обвинять
Изидора, вообрази себя на его месте -
и ты о нем пожалеешь!
Изидор возвратился к матери.
- Анюта! - сказал он, - я отлучусь в
свою комнату на короткое время...
Оставь меня одного; я скоро возвра
щусь.
Решившись оставаться в Москве,
Изидор должен быт спрятать свой
мундир, чтоб отдалить малейшее подозре
ние неприятеля. В глубокой печали
вошел он в комнату. Здесь все
напоминало ему о днях счастливой,
беззаботной молодости. Он вздохнул,
вспомнив, с какими блистательными
надеждами в последний раз оставил он
родительский дом; как разгоралась в
нем кровь при мысли о славных бранях,
его ожидавших! А теперь... куда дева
лись очаровательные картины,
освещенные восхитительною зарею
молодости?.. Пусть и успеет он спасти
умирающую мать от грозящей опасности;
пусть удастся скрыть Анюту от алчных
взоров необузданного врага, но что
ожидает его в будущем? Бесчестие и
раскаяние!..
Изидор подошел к шкафу, где лежала
прежняя его одежда, которую незадолго
пред тем променял он на блестящий
кирасирский мундир. Медленно и
дрожащими руками снимал он с себя
воинские доспехи. Увы! - думал он, -
когда все вооружаются для спасения
царя и отчества; когда все пылают
нетерпением смешать кровь свою с
кровию ненавистного врага... я, как
презрительный трус, должен бежать от
сражения!.. Вечное посрамление покроет
мое имя... постигнет меня смерть
постыдная, и никто не пожалеет о
мнимом изменнике!..
Изидор держал в руках палаш;
медленно вынул он острое железо из
стальных ножен; в последний раз хотел
он взглянуть на верного товарища...
Вдруг ужасная мысль, как молния,
опалила его душу!.. Он приставил
острый конец меча к бьющемуся
сердцу... одно мгновение - и Изидор
избегнет бесчестия, которого страшится
более смерти!.. Но он вспомнил о
матери, вспомнил об Анюте - и рука его
онемела- Он опять вложил палаш в ножны
и откинул его далеко от себя!
Уложив мундир свой, шишак и кирас в
сундук, Изидор понес его в сад. Там,
под высоким кленом, который за
несколько лет пред тем был свидетелем
его детских забав, oн глубоко зарыл
сундук.
Когда засыпал он яму и прикрыл ее
дерном, то ему показалось, что он
похоронил в ней честь спою... Почти
без памяти упал он на холодную
землю... Долго лежал он неподвижно;
наконец токи слез вырвались из его
очей и облегчили стесненную грудь. Он
встал и возвратился в дом.
Анюта обрадовалась, увидев его во
фраке.
- Теперь я не буду ежеминутно
дрожать за тебя, любезный Изидор, -
сказала она, обняв его нежно-- Бог
милостив; чего нам страшиться? Ведь и
французы такие же люди, как мы! Пойдем
