юркнул за буфет. Я ожидал от него большего самообладания. Оркестранты,
которые вот уже с четверть часа были, по-видимому, слишком пьяны, чтобы
заниматься своим делом, все разом вскочили на ноги, бросились к
инструментам и, вскарабкавшись на свой стол, дружно заиграли "Янки
Дудл", исполнив его на фоне всего этого шума и гама, может быть, не
совсем точно, но зато с воодушевлением сверхъестественным.
Тем временем на главный обеденный стол вскочил, опрокидывая бутылки и
стаканы, тот самый господин, которого недавно с таким трудом удалось
удержать от этого поступка. Устроившись поудобнее, он начал произносить
речь, и она, несомненно, оказалась бы блестящей, если бы только была
малейшая возможность ее услышать. В ту же минуту человек, питавший
пристрастие к волчкам, принялся с неисчерпаемей энергией кружиться по
комнате, вытянув руки под прямым углом к туловищу, так что он, и правда,
в точности походил на волчок и сшибал с ног всех, кто попадался ему на
пути. А тут еще, услышав бешеное хлопанье пробки и шипение шампанского,
я обнаружил в конце концов, что оно исходит от того субъекта, который во
время обеда изображал бутылку этого благородного напитка. Затем и
человек-лягушка принялся квакать с таким усердием, как будто от каждого
издаваемого им звука зависело спасение его души. Вдобавок ко всему, над
этой дикой какофонией раздавался неумолкающий рев осла. Что касается
моей старой приятельницы мадам Жуаез, то мне было от души жаль бедняжку,
до того она была потрясена: она стояла в углу у камина и беспрерывно
кукарекала во весь голос:
"Ку-ка-ре-е-е-ку-у-у-у!" И тут события достигли, так сказать,
кульминационного пункта, наступила развязка драмы. Поскольку, не считая
криков, воя и кукареканья, никакого сопротивления натиску снаружи
оказано не было, то очень скоро все десять окон вылетели почти
одновременно. Мне никогда не забыть того чувства изумления и ужаса, с
которым я глядел, как, прыгая в эти окна, обрушиваясь вниз и смешиваясь
с нами pele-mele <Беспорядочно, в одну кучу (франу.).>, колотя по чем
попало, лягаясь, царапаясь и истошно вопя, в зал ворвалась целая армия
каких-то существ, которых я принял за шимпанзе, орангутангов или
громадных черных бабуинов с мыса Доброй Надежды.
Я получил страшный удар, и, скатившись под диван, лежал не шевелясь.
Пробыв в таком положении больше часа, на протяжении которого я
внимательнейшим образом прислушивался к тому, что происходило в комнате,
я дождался благоприятного завершения этой трагедии. Оказалось, что мосье
Майяр, излагая мне историю сумасшедшего, который подговорил своих
товарищей взбунтоваться, просто-напросто рассказывал о своих собственных
подвигах. Года два-три тому назад этот джентльмен действительно был
главным врачом этой лечебницы, но сам помешался и превратился, таким
образом, в пациента. Мой попутчик, который меня представил, ничего об
этом не знал. Захватив врасплох надзирателей (их было десять человек),
сумасшедшие прежде всего как следует вымазали их смолой, потом
старательно вываляли в перьях и наконец заперли в подвале, в изоляторах.
Так они пробыли в заключении больше месяца, и все это время мосье Майяр
благородно снабжал их не только смолой и перьями (которые были
составными частями его "системы"), но также хлебом в известном
количестве и водою - в изобилии. Эту последнюю им ежедневно накачивали в
камеры насосом. В конце концов один из них выбрался через сточную трубу
и освободил всех остальных.
"Система поблажек", с необходимыми поправками, вновь заняла свое
место в chateau. Все же я не могу не согласиться с мосье Майяром, что
его "метод лечения" был в своем роде чрезвычайно удачен. Как он
справедливо заметил, это была система простая, ясная, никакого
беспокойства не доставляла, никакого - даже самого ничтожного!
Должен только добавить, что все мои поиски сочинений доктора Смоля и
профессора Перро - а в погоне за ними я обшарил все библиотеки Европы -
окончились ничем, и я по сей день не достал ни одного из их трудов.
СТРАНИЦЫ ИЗ ЖИЗНИ ЗНАМЕНИТОСТИ
Эдгар Аллан ПО
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru
...и весь народ
От изумления разинул рот.
Сатиры епископа Холла
Я знаменит, то есть был знаменит, но я не автор "Писем Юниуса", не
Железная Маска, ибо зовут меня, насколько мне известно, Робертом
Джонсом, а родился я где-то в городе Бели-Берде.
Первым действием, предпринятым мною в жизни, было то, что я обеими
руками схватил себя за нос. Матушка моя, увидав это, назвала меня
гением, а отец разрыдался от радости и подарил мне трактат о носологии.
Его я изучил в совершенстве прежде, чем надел первые панталоны.
К тому времени я начал приобретать научный опыт и скоро постиг, что,
когда у человека достаточно выдающийся нос, то он разнюхает дорогу к
славе. Но я не обращал внимания ни на одну теорию. Каждое утро я дергал
себя за нос разок-другой и пропускал рюмочек пять-шесть.
Когда я достиг совершеннолетия, отец мой как-то пригласил меня зайти
к нему в кабинет.
- Сын мой, - спросил он, когда мы уселись, - какова главная цель
твоего существования?
- Батюшка, - отвечал я, - она заключается в изучении носологии.
- Роберт, - осведомился он, - а что такое мосология?
- Сэр, - пояснил я, - это наука о носах.
- И можешь ли ты сказать мне, - вопросил он, - что такое нос?
- Нос, батюшка, - начал я, весьма польщенный, - пытались многообразно
охарактеризовать около тысячи исследователей. (Тут я вытащил часы.) -
Сейчас полдень или около того, так что к полуночи мы успеем пройтись по
всем. Итак, начнем: - Нос, по Бартолину, - та выпуклость, тот нарост, та
шишка, то...
- Полно, полно, Роберт! - перебил достойный старый джентльмен. - Я
потрясен обширностью твоих познаний... Я прямо-таки... Ей-Богу... - (Тут
он закрыл глаза и положил руку на сердце.) - Поди сюда! - (Тут он взял
меня за плечо.) - Твое образование отныне можно считать законченным;
пора тебе самому о себе позаботиться - и лучше всего тебе держать нос по
ветру - вот так.., так.., так... (Тут он спустил меня с лестницы и
вышвырнул на улицу.) Так что пошел вон из моего дома, и Бог да
благословит тебя!
Чувствуя в себе божественный afflatus <Вдохновение (лаг.).>, я счел
этот случай скорее счастливым. Я решил руководствоваться отчим советом.
Я вознамерился держать нос по ветру. И разок-другой дернул себя за нос и
написал брошюру о носологии.
Брошюра произвела в Бели-Берде фурор.
- Чудесный гений! - сказали в "Ежеквартальном", - Непревзойденный
физиолог! - сказали в "Вестминстерском".
- Умный малый! - сказали в "Иностранном".
- Отличный писатель! - сказали в "Эдинбургском".
- Глубокий мыслитель! - сказали в "Дублинском".
- Великий человек! - сказал "Бентли".
- Высокий дух! - сказал "Фрейзер".
- Он наш! - сказал "Блэквуд".
- Кто он? - спросила миссис Bas-Bleu <Синий чулок (франц.).>.
- Что он? - спросила старшая мисс Bas-Bleu.
- Где он? - спросила младшая мисс Bas-Bleu. Но я не обратил на них ни
малейшего внимания, а взял и зашел в мастерскую некоего живописца.
Герцогиня Шут-Дери позировала для портрета; маркиз Имя-Рек держал
герцогинина пуделя: граф Как-Бишь-Его вертел в руках ее нюхательный
флакон; а его королевское высочество Эй-не-Трожь облокачивался о спинку
ее кресла.
Я подошел к живописцу и задрал нос.
- Ах, какая красота! - вздохнула ее светлость.
- Ах, Боже мой! - прошепелявил маркиз.
- Ах, ужас! - простонал граф.
- Ах, мерзость! - буркнул его королевское высочество.
- Сколько вы за него возьмете? - спросил живописец.
- За его нос?! - вскричала ее светлость.
- Тысячу фунтов, - сказал я, садясь.
- Тысячу фунтов? - задумчиво осведомился живописец.
- Тысячу фунтов, - сказал я.
- Какая красота! - зачарованно сказал он.
- Тысячу фунтов! - сказал я.
- И вы гарантируете? - спросил он, поворачивая мой нос к свету.
- Гарантирую, - сказал я и как следует высморкался.
- И он совершенно оригинален? - осведомился живописец, почти касаясь
его.
- Пф! - сказал я и скривил его набок.
- И его ни разу не воспроизводили? - справился живописец,
рассматривая его в микроскоп.
- Ни разу, - сказал я и задрал его.
- Восхитительно! - закричал живописец, потеряв всякую осторожность от
красоты этого маневра.
- Тысячу фунтов, - сказал я.
- Тысячу фунтов? - спросил он.
- Именно, - сказал я.
- Тысячу фунтов? - спросил он.
- Совершенно верно, - сказал я.
- Вы их получите, - сказал он. - Что за virtu <Произведение
искусства, редкость (ит.).>! - и он немедленно выписал мне чек и
зарисовал мой нос. Я снял квартиру на Джермин-стрит и послал ее
величеству девяносто девятое издание "Носологии" с портретом носа. Этот
несчастный шалопай, принц Уэльский, пригласил меня на ужин.
Мы все знаменитости и recherches <Изысканные люди (франц.).>.
Присутствовал новейший исследователь Платона. Он цитировал Порфирия,
Ямвлиха, Плотина, Прокла, Гнерокла, Максима Тирского и Сириана.
Присутствовал сторонник самоусовершенствования. Он цитировал Тюрга,
Прайса, Пристли, Кондорсе, де Сталь и "Честолюбивого ученого,
страдающего недугом".
Присутствовал сэр Позитив Парадокс. Он отметил, что все дураки -
философы, а все философы - дураки.
Присутствовал Эстетикус Этике. Он говорил об огне, единстве и атомах;
о раздвоении и прабытии души; о родстве и расхождении; о примитивном и
гомеомерии.
Присутствовал Теологос Теологи. Он говорил о Евсевии и Арии; о ереси
и Никейском соборе; о пюзеизме и пресуществлении; о гомузии и гомуйозии.
Присутствовал мосье Фрикассе из Роше де Канкаля. Он упомянул мюритон
с красным языком; цветную капусту с соусом veloute; телятину a la St.
Menehoult; iаринад a la St. Florentin и апельсиновое желе en mosaiques
<Французские названия различных блюд.>.
Присутствовал Бибулус О'Бражник. Он вспомнил латур и маркбруннен;
муссо и шамбертен; рошбур и сен-жорж; обрион, леонвиль и медок; барак и
преньяк; грав и сен-пере. Он качал головой при упоминании о клодвужо и
мог с закрытыми глазами отличить херес от амонтильядо.
Присутствовал синьор Тинтонтинтино из Флоренции. Он трактовал о
Чимабуэ, Арпино, Карпаччо и Агостино; о мрачности Караваджо, о
приятности Аль-бано, о колорите Тициана, о женщинах Рубенса и об
озорстве Яна Стеена.
Присутствовал президент Бели-Бердского Университета. Он держался того
мнения, что луну во Фракии называли Бендидой, в Египте - Бубастидой, в
Риме - Дианой, а в Греции - Артемидой.
Присутствовал паша из Стамбула. Он не мог не думать, что у ангелов
обличье лошадей, петухов и быков; что у кого-то в шестой небесной сфере
семьдесят тысяч голов; и что земля покоится на голубой корове, у которой
неисчислимое множество зеленых рогов. Присутствовал Дельфинус Полиглот.
Он сообщил нам, куда девались не дошедшие до нас восемьдесят три
трагедии Эсхила, пятьдесят четыре ораторских опыта Исея, триста
девяносто одна речь Лисия, сто восемьдесят трактатов Феофраста, восьмая
книга Аполлония о сечениях конуса, гимны и дифирамбы Пиндара и тридцать
пять трагедий Гомера Младшего.
Присутствовал Майкл Мак-Минерал. Он осведомил нас о внутренних огнях
и третичных образованиях; о веществах газообразных, жидких и твердых; о
кварцах и мергелях; о сланце и турмалине; о гипсе и траппе; о тальке и
кальции; о цинковой обманке и роговой обманке; о слюде и шифере; о
цианите и лепидолите; о гематите и тремолите; об антимонии и халцедоне;
о марганце и о чем вам угодно.
