того чтобы спасти чью-то заблудшую душу? Уж не само ли
Провидение направило нас в Вайверс?
-- Я бы сказал проще: нас загнала сюда непогода, --
рассудительно отозвался Кадфаэль, вспоминая вчерашнюю неистовую
метель и мерцание гостеприимного огонька в мутной зыбкой мгле.
-- Удивительно и то, что мы появились здесь так вовремя,
как раз накануне приезда жениха. Роптать бесполезно, остается
верить, что я избран исполнить волю Господа, -- не слушая
Кадфаэля, продолжил Хэлвин. -- Знаешь, брат, эти женитьбы в
старом возрасте нередко приводят к печальным последствиям. Ну
откуда этим детям было знать, что они племянник и тетя, что их
нежная страсть -- от лукавого? Обидно, когда истинная любовь
тратится понапрасну.
-- Не думаю, что ты прав. Сдается мне, напрасной любви не
бывает, -- сказал Кадфаэль. -- Но я очень рад, что мы останемся
здесь еще на день-два. Тут уж я спорить не буду, это
действительно случилось весьма вовремя.
Хэлвину и впрямь было жизненно необходимо набраться сил
перед обратной дорогой в Шрусбери, ведь он довел себя уже до
полного изнурения. Посему Кадфаэль оставил его отдыхать, а сам
отправился взглянуть при свете дня, что из себя представляет
манор Вайверс. День был опять облачный и ветреный, но не такой
холодный, как накануне. Неожиданно пошел мелкий моросящий
дождь, но тут же и прекратился.
Слуги во дворе без излишней суеты занимались будничными
делами, приятно было посмотреть на их спокойную, слаженную
работу. Кадфаэль дошел до ворот, остановился и принялся
рассматривать дом Сенреда Вайверса. Под крутой крышей над
соларом виднелись окна, вероятно там наверху находились комнаты
для гостей и, скорее всего, как раз сейчас одну из них убирают
к приезду жениха. Беднягу Хэлвина, а с ним и Кадфаэля,
заботливый внимательный Сенред поместил внизу, в жилом этаже.
За изгородью начинались поля, невысокие холмы, тут и там
виднелись небольшие рощицы. Как только погода установится, все
зазеленеет. Почки уже набухли и только ждут тепла. В ложбинах и
под деревьями снег еще не растаял, но лежать ему осталось
недолго: сквозь облака уже начало пробиваться солнце.
Кадфаэль заглянул на конюшню, там царил идеальный порядок.
Конюхи с гордостью продемонстрировали любознательному монаху
своих лошадок. На псарне Кадфаэля тоже встретили очень
приветливо. И здесь не к чему было придраться, все сияло
чистотой. В отдельной загородке на свежей соломе лежала сука с
шестью щенятами, им было по месяцу или чуть больше. Кадфаэль не
удержался и взял на пуки одного из щенков. Его мать отнеслась к
этому вполне благосклонно -- кому ж не приятно, когда
восхищаются их детьми. Маленькое теплое тельце восхитительно
пахло молоком, и Кадфаэль не без сожаления положил щенка
обратно к матери под бочок. И тут позади него раздался чей-то
спокойный голос:
-- Это ты будешь венчать меня?
В дверях стояла она. Опять Кадфаэль смотрел на нее против
света и видел лишь силуэт, опять девушка показалась ему
значительно старше, так уверенно и невозмутимо она держалась,
ее возраст выдавал лишь звонкий чистый голос. Элисенда Вайверс
не спешила принарядиться к приезду жениха. В темно-синем
домашнем шерстяном платье, с небольшой бадейкой, полной теплого
мясного варева, она пришла кормить собак.
-- Это ты будешь венчать меня? -- повторила она свой
вопрос.
-- Нет, -- выпрямившись сказал Кадфаэль, -- тебя будет
венчать брат Хэлвин. Я не рукоположен в священники. Впрочем,
никогда к этому и не стремился.
-- Значит, это тот, который на костылях, -- задумчиво
проговорила Элисенда. -- Мне жаль его. Надеюсь, наши слуги
хорошо о нем заботятся. Ты слышал о моем замужестве? Слышал,
что сегодня приезжает мой жених?
-- Твой брат рассказал нам об этом, но есть вещи, которые
можешь знать только ты. Только тебе известно, по своей ли воле
ты вступаешь в этот брак, -- ответил Кадфаэль, внимательно
вглядываясь в юное девичье лицо.
Элисенда ответила не сразу, но не оттого, что испытывала
какие-то колебания, скорее, в эти несколько секунд она
старалась составить себе представление о человеке, заговорившем
с ней на столь деликатную тему. Ее большие серьезные глаза
испытующе смотрели на Кадфаэля. Самой ей скрывать было нечего и
его взгляда она не боялась. Если бы Элисенде почудилось в его
вопросе простое праздное любопытство, она не колеблясь
уклонилась бы от ответа, сумев проявить при этом подобающую
учтивость. Но она ответила.
-- Если считать, что взрослые люди свободны в своем
выборе, -- сказала она, -- тогда я отвечу тебе, да, я
добровольно согласилась на этот брак. Существуют какие-то
нормы, которым должно подчиняться. А кроме того, наши близкие
тоже имеют свои права и надобности. Все мы связаны и зависим
друг от друга. Скажи брату Хэлвину... -- впрочем, мне следует
называть его отец Хэлвин, -- чтобы он не терзался сомнениями. Я
знаю, что делаю. И никто меня не заставляет.
-- Я передам ему твои слова, -- ответил Кадфаэль, -- но
все равно, мне кажется, ты согласилась на этот брак из-за
других, а не из-за себя.
-- Тогда скажи ему, что я по доброй воле и по своему
собственному желанию предпочла согласиться на этот брак ради
других.
-- А как же твой будущий супруг?
Ее губы дрогнули. Думы о Жане де Перронете, несомненно,
терзали ее, подрывая уверенность в правильности принятого
решения. Элисенда понимала, что никогда не сможет дать ему в
полной мере того, что он заслуживает. Сенред вряд ли сказал
жениху, что согласие Элисенды вынужденное и сердце ее отдано
другому. И у нее язык не повернулся сказать Жану, что она не
любит его, как должна бы любить жена мужа. Сия тайна известна
только Вайверсам. Оставалось лишь надеяться, что с годами
любовь все-таки придет, и не исключено, жизнь у этой пары
сложится даже лучше, чем у многих других, но блаженство
истинного любовного союза уготовано не им.
-- Я всемерно буду стараться не обмануть его ожиданий, --
твердо ответила Элисенда. -- Жан заслуживает самого лучшего и я
сделаю для него все, что смогу.
Не было смысла говорить ей, что, скорее всего, этого
окажется недостаточно -- она и так все знала и мучилась тем,
что вынуждена вводить в заблуждение своего будущего супруга.
Может статься, эта неожиданная беседа в полутемной псарне вновь
возродила глубоко запрятанные в душе Элисенды горькие сомнения.
Незачем терзать ей сердце, если невозможно облегчить ее участь.
-- Да поможет тебе Господь. Я буду молиться за тебя, --
завершая разговор сказал Кадфаэль и направился к выходу.
Собака стряхнула с себя облепивших ее щенят и, возбужденно
махая хвостом, тянулась к бадейке в руках девушки. Жизнь --
непрерывная цепь рождений, свадеб, празднеств и смертей -- не
может не продолжаться. Когда Кадфаэль, уже стоя в дверях,
обернулся, он увидел как Элисенда наполняет теплым, слабо
дымящимся варевом собачью миску, кончик ее тяжелой темной косы
качался среди карабкающихся друг на друга щенков. Элисенда не
поднимала голову, но Кадфаэлю показалось, она знает, что он еще
не ушел.
-- Ты будешь скучать без своей питомицы, когда она выйдет
замуж, -- заметил Кадфаэль, обращаясь к Эдгите, которая
принесла им обед. -- Или ты решила ехать с ней на юг?
Неразговорчивая от природы Эдгита помедлила с ответом, но
боль от разлуки с Элисендой была слишком велика и она не смогла
скрыть чувств. Ее губы дрожали, когда она наконец заговорила:
-- Да что же я, старуха, буду делать в чужом доме? Ведь
силы у меня уже не те. Кому я там нужна? Здесь, по крайней
мере, ко мне относятся с почтением. А чего мне на старости лет
ждать в этом Букингеме, где никто меня не знает? Но она уедет,
моя голубка, уедет! Да и как не уехать, -- надо! И жених ее,
слова не скажу, вполне приличный молодой человек... Все бы
ладно, кабы не лежала душа моей девочки совсем к другому.
-- Однако этот другой никогда не смог бы стать ее мужем,
-- мягко напомнил ей Кадфаэль, но когда Эдгита безмолвно и
печально посмотрела на него бесцветными, словно вылинявшими
глазами, не выдержал и отвел взгляд.
-- Мой господин сказал тебе, да? -- со вздохом произнесла
Эдгита. -- Ну, конечно, все так говорят. И я понимаю, сейчас
Элисенде надо помочь, не дожидаясь, пока придет беда. Я
приехала в дом к Вайверсам с ее матерью, когда она вышла замуж
за лорда Эдрика. О какой любви тут говорить: ведь она была
почти втрое моложе его. Хороший добрый человек, но старый,
очень старый. Его бедной жене в то время так нужен был кто-то
из родного дома, кому она могла бы довериться. Мою голубку
отдают хотя бы за молодого.
Кадфаэль задал вопрос, который уже давно вертелся у него
на языке:
-- А где мать Элисенды? Она умерла?
-- Нет, восемь лет назад она ушла в бенедиктинский
монастырь в Полсворте, вскоре после смерти старого лорда.
Всегда имела к этому склонность. Когда ее муж умер, к ней
начали свататься, знаете, как это бывает с молодыми вдовами. Но
она предпочла стать монашкой. Многие прячутся от тайных печалей
за монастырскими стенами, -- заключила Эдгита, сурово поджав
губы.
-- И оставила дочь круглой сиротой, -- в голосе Кадфаэля
невольно прозвучала укоризна.
-- Ничего подобного! Она оставила дочь на леди Эмму и
меня! -- возмутилась Эдгита и уже спокойнее продолжила: --
Пойми, у Элисенды было три матери -- три любящих матери.
Госпоже Эмме стоило бы проявлять к детям побольше строгости, да
где там, она никогда им ни в чем не отказывала. А моя госпожа
все грустила, грустила, а потом, лишь бы не выходить еще раз
замуж, ушла в монастырь.
-- А Элисенде такая мысль в голову не приходила? --
спросил Кадфаэль.
-- Господь сохрани мою девочку! Только не это. Кому-то
такой шаг дается легко и тогда монашество становится спасением,
но для тех, кто насильно загоняет себя туда, монастырь
превращается в ад! Нет, я не хочу для нее такой участи.
Простите, братья, что-то я слишком разговорилась, вас я обидеть
не хотела. Вы лучше меня знаете, почему приняли постриг, и не
сомневаюсь, у вас были для этого гораздо более серьезные
причины, чем у моей Элисенды... Раз уж так все сложилось, пусть
лучше выходит замуж за этого Перронета, он неплохой малый,
хотя, конечно, до нашего мальчика ему далеко. -- Эдгита взяла
кувшин, наполнила еще раз их чаши и принялась собирать пустые
блюда. -- Я слышала, вы были в Элфорде и видели Росселина. Это
правда?
-- Правда, -- отозвался Кадфаэль. -- Еще вчера мы по воле
случая встретились там с Росселином и немного поговорили. Но
лишь сегодня утром узнали, что он сын Сенреда Вайверса.
-- Как он выглядит? -- с нескрываемым беспокойством
спросила Эдгита. -- Здоров ли он? Сильно ли тоскует по дому? Я
его не видела больше месяца. Как он горевал, когда отец отослал
его из дома! Будто он не родной сын, будто в чем провинился! А
Росселин никогда ничего плохого не делал и в мыслях не держал.
Такой хороший мальчик! Что он говорил?
-- Прежде всего, он находится в добром здравии, --
осторожно начал Кадфаэль, -- и настроение, если учитывать все
обстоятельства, у него не такое уж плохое. Откровенно говоря,
он действительно очень обижен тем, как с ним обошелся отец, и
ему не нравится жить в чужом доме. Естественно, Росселин не
обсуждал с нами своих бед, ведь мы для него были не более чем
случайные собеседники, хотя думаю, он вообще не стал бы вести
