ников тесно стало. Надо в город везти, хорошему простому народу в уго-
щенье, а остальным в продажу.
По зимней ровной дороге мы крупного лампасья насыпали, на лампасье
пряник на пряник поставили вышиной на аршин выше домов, шириной только с
полулицы - для проходу половину улицы оставили. Для сохранности пряники
туманом накрыли.
На что полицмейстер, кажется, страшно его не было никого, а и тот от
пряничного ходу со всей своей тройкой свернул в переулок узенькой и до
конца торгового дня из переулка вывернуться не мог.
О своем товаре мы не кричали, не объявляли, и так всем ведомо стало:
пряничной дух всех с места скинул, все на рынок за пряниками прибежали.
Простому хорошему народу мы пряники так давали, кто сколько мог на
себе унести. Чиновничьему люду пряники продавали. Цена нашим пряникам та
же, что и лавочным, только мера друга. В лавках цена за фунт, а у нас за
ту же цену бери махову сажень. Махова сажень два аршина с лишним, а то и
три. Бери сажень в вышину и в ширину.
По первости чиновники фыркали:
- Много навезено, задешево продавают, значит, нестоящий товар! Нам
угодно того, чего мало али вовсе нету, и что втридорога стоит, и нам за
полцены давают.
Носом повертели, не утерпели, поели, попробовали - отстать не могут.
Пряники - еда заманчива! Все ели одинаково, а действие было разно. Прос-
той народ ел, сытел, в тело входил, голову подымал, на ногах крепче сто-
ял. Чиновники, полицейски, попы, богатей едят с жадностью, их корежит,
распират. Не по нутру им пришлись пряники, а народ хвалит, облизывается.
Хорошему народу мы давали пряники со всей узор-ностыо, со всей печат-
ностыо - и в этом-то и вся сытость пряников была.
Остальным от тех же пряников и больши куски отворачивали, а на них
пусто место али точка.
Полицейским не спится, на месте не сидится, надо им вызнать, с чего
повелось, откуда завелось.
Полицейски тихим обходом дело начали, ко мне тонкими лисами подъеха-
ли:
- Малина, ты мун^ик справной, хорошо живешь, помалу не пьешь. Скажи
на милость, откудова в Уйме пряников така уйма?
Спрашивают особым секретным голосом. Я им в том же виде отвечаю:
- Ежели скажу да покажу, то ваше начальство и у нас, мужиков, и у
вас, полицейских, все себе отберет. Я покажу только вам по секрету, при-
ходите ко мне в сутемки - сыты будете.
Были у меня бочки сорокаведерны припасены для медового запасу. Бочки
я толсто медом смазал.
В потемень полицейски заявились. Я их со всей настоящей обходи-
тельностью угощал пряниками, накормил до раздутья. И по одному к бочкам
подводил. Бочки без днищ да на боку в потемках очень схожи с потаенным
ходом.
Полицейски в бочки сунулись, в мед влипли, я днища заколотил, для
воздуха в бочках дырки просверлил. На бочках надпись вывел: "Переверты-
вать". Кто идет, тот и пнет. За околицу выпинали скоро. На дороге бочки
не застаивались: всегда было кому пнуть, перевернуть. От полицейских
всем миром избавились! По большим дорогам больше начальство ехало. Бочки
поперек дороги выкатились.
Начальство увидало, медвежьей болезнью заболело, так уж положено было
большому начальству той болезнью болеть.
- Ой-ой, бонба! Кати ее под гору, кати на реку! В деревне и в городу
теперь у нас тишина, спокой. Никто в морду не бьет, никого не грабят,
никого в кутузку не тянут.
Губернатор и полицмейстер приказами кричат: - Это беспорядок - во
всем городе порядок!
ЦАРЬ В ПОХОД СОБРАЛСЯ
А пряников у нас горы. По всей деревне задворки пряниками загружены.
Мы едим, надо дать и другим. Стали посылать по железной дороге в раз-
ны города. Пряники грузили на платформы, туманом легонько прикрывали их
для сохран ности. Узорность и письменность на пряниках тех туманом скры-
вали от полицейских глаз.
Покатили наши пряники писаны-печатаны по селам, деревням, по городиш-
кам, городам. Дошла весть о пря никах до чиновников, до важных начальни-
ков, до ми иистеров, до царской подворотни и до самого царя.
Все перепугались, даже пьянствовать остановились. Царь выкрикиват:
- Как так, из голодной губернии в урожайно место сытость идет? Запре-
тить, прекратить! Царица заверещала:
- Дайте мне пряника самоходного, я таких в глаза не видала, на зубах
не жевала. Ни жить, ни быть не могу - давайте пряника скореича! Министе-
ры духу-смелости набрали и прокричали: - Ваше царьско, пряники-то печат-
ны! - Как так печатны? Кто дозволил? Царь заскакал, всем министерам, ге-
нералам по зубам надавал. Власть свою показал. Утишился и всем по царс-
кой награде привесил. Дух перевел и заговорил:
- Я своим царьским словом приказал: учить - обучайте, а понимать не
дозволяйте. Я грамоту дозволяю - понимать запрещаю!
- Ваше царьско, по твоему указу в тот край политиков ссылали. Кабы их
на тройках прокатили, оно бы ничего, а они пешком шли и каждым шагом на-
роду пониманье несли.
Царь схватил бутылку с казенной водкой, о донышко ладошкой хлопнул,
пробку умеючи вышиб, одним духом водку выпил и царско слово сказал:
- Заботясь неизменно о благе своем, приказываю пряники писаны-печатны
опечатать и впредь запретить! Министеры разными голосами рапортуют: -
Ваше царьско, дозвольте доложить, архангельскому народу нельзя запретить
- из веков своевольны. Дойдут пряники писаны-печатны до глухих углов,
тогда трудно будет нам. Надо особых людей послать для уничтожения слад-
кого житья и теплых вод, а народ к голоду повернуть. С сытым народом да
с грамотным нам не справиться.
Царь ногами дрыгнул, кулаком по короне стукнул: - Я умне всех! Сам в
Уйму поеду, сам распорядок наведу, сам хорошо житье прикончу!
Царь распетушился, на цыпочки вызнялся, чтобы показать свое высочай-
шество, да не вышло. Ни росту, ни дородства не хватало.
Два усердных солдата от всего старанья царя штыками за опояску подце-
пили и вызняли высоко, показали далеко. И... крик поднялся!
Вопят, голосят царица с царевятами, министеры с генералами.
- Что вы, полоумны, делаете? Разве можно всему цароду показывать нас-
тоящу царску видимость! Народу показывать можно только золоту корону,
что под короной, то не показывается, про то не говорится! Царь в поход
собрался.
- Еду! - кричит, - в Уйму, вот моя царьска воля! Вытащили трон запас-
ной, поставили на розвальни, дровни узки оказались. Трон веревками при-
вязали.
Стали царя обряжать, одевать, надо царску видимость сделать. На царя
навертели, накрутили всяко хламье-старье - под низом не видно, а вид со-
лидно. Поверх тряпья ватный пиджак с царскими знаками натянули, на ноги
ватны штаны с лампасами, валенки со шпорами. Сапоги с калошами рядом
поставили.
Трудно было на царя корону надеть. Корона велика, голова мала.
На голову волчью шапку с лисьим хвостом напялили, пуховым платком об-
вязали и корону нахлобучили. Чтобы корону ветром не сдуло, ее золотыми
веревками к царю привязали.
Под троном печку устроили для тепла и для варки обеда. Царю без еды,
без выпивки часу не прожить.
Трубу от печки в обе стороны вывели для пуска дыма и искр из-под царя
для всенародного устрашения. Царь, мол, с жаром!
Все снарядили. В розвальни тройку запрягли. По царскому указу в уп-
ряжку еще паровоз прибавили. На паровоз погонялыцика верхом посадили.
Все в полной парадности - едет сам царь! В колокола зазвонили, в трубы
затрубили. Народ палками согнали, плетками били. Народ от боли орет.
Царь думат - его чествуют.
На трон царь вскарабкался, корону залихватски сдвинул набекрень, пе-
чать для царских указов в валенки сунул, шубу на плечи накинул второпях
левой стороной кверху. Царица со страху руками плеснула, в снег ухнулась
и ногами дрыгат. Министеры и все царски прихвостни от испугу закричали:
- Ай, царь шубу падел шиворот-навыворот, задом наперед! Быть царю би-
ту!
От крику кони сбесились, кабы не паровоз, унесли бы царя и с печкой,
и с троном, и с привязанной короной. Паровоз крику не боится - сам не
пошел и коней не пустил.
Вышел один министер, откашлянулся и таки слова сказал:
- Ваше царьско, не езди в Уйму, я ее знаю: деревня длинновата, река
широковата, берега крутоваты, народ с начальством грубоват, и впрямь
побьют!
Царь с трона слез, сел на снегу рядом с царицей и говорит:
- Собрать мою царьску силу, отборных полицейских, и послать во все
места, где народишко от писаных-печатных пряников сытым стал. Мой
царьской приказ: повернуть сытых в голодных! И подписал: быть по сему.
К нам приехала царска сила - полицейски. Таких страшилищ мы и во снах
не видывали. Под шапками кирпичны морды, пасти зубасты - смотреть страш-
но.
Страшны, сильны, а на сладкости попались. Увидали пряники и с разбе-
гу, с полного ходу вцепились зубами в пряничны углы домов. Жрут, животы
набивают. А нам любо: ведь на каждом пряничном углу пусто место али точ-
ка, для полицейских - для царской силы та точка.
Много полицейски ели, сопели, потели, а дальше углов не пошли, нутра
не хватило, и вышла им точка! Их расперло, ладно - дело было зимой, ле-
том их бы разорвало.
Объелись полицейски, руками, ногами шевелить не могут. Мы у них пис-
толеты отобрали, в кобуры другого наклали, туши катнули, ногами пнули. И
покатилась от нас царска сила.
Царь в город записку послал, спрашивал, как евонна сила действует?
Записка в подходящи руки попала и ответ был даден:
"Полицейски от нас выкатились. Царьску силу мы выпинали. Того же по-
чету вам и всем царям желам".
. КАК Я ЧИНОВНИКОВ ПОТЕШИЛ
Городско начальство стало примечать: изо всех де ревень, и ближних и
дальних, мужики, жонки приезжа ют сердиты, а из Уймы все с ухмылочкой.
Что за оказия така? Все деревни одинаково под полицейскими стонут, а
уемски все с гунушками, а то и смехом рассыплются, будто спомнят что.
Дозналось начальство. Да наши сами рассказали - не велик секрет, не
наложен запрет.
Дело, говорят, просто: наш Малина веселы сказки плетет, песни поет,
порой мы не знам, где правду ска-лыват, где врать начинат - нам весело,
мы смехом и обиду прогоням, и усталь изживам.
Дошло это до большого начальства. Больше начальство затопорщилось.
- Как так смешно да весело мужикам, а не нам? Подать сюда Малину, и
во всей скорости!
Набрал я всякой еды запас на две недели, пришагал в город к дому при-
сутственных мест, стал по переду, дух вобрал да гаркнул полным голосом:
- Я, Малина, явился! Кому нужон, кто меня требовал, кто меня спраши-
вал?
Да так хорошо гаркнулось, что в окнах не только стекла -рамы вылете-
ли, в присутственных палатах столы, стулья, шкапы с бумагами подбросило,
чиновников перекувырнуло и мягким местом об пол припечатало! Худо бы мне
было от начальства за начало тако, да губернатора на месте не было, он
по заведенному по ложению поздне всех выкатился. Поглядел губернатор на
чиновников, как те ушибленные места почесывают а встать-подняться не мо-
гут.
Губернатор под мой окрик не попал, а на других глядеть ему весело, он
и захохотал.
Чиновникам и больно, и обидно, а надо губернатору вторить. Они и за-
хихикали мелким смехом.
Губернатор головы не повернул, а мимо носу, через плечо, наотмашь
стал слова бросать:
- Вот за этим самым делом, Малина, я тебя призвал, чтобы ты меня и
других чинов важных уважил - смешил. Сичас ты меня рассмешил. Ты, сиво-
лапый, долго ли можешь нас, больших людей, смешить? - Да доколе прикаже-
те!
- Ну-ну! Мы над мужиком смеяться, потешаться устали не знам, нам это
дело привычно. Потешай, пока у тебя силы хватит. Загодя скажу - ты скоре
устанешь, чем мы смеяться перестанем.
Для хорошего народу сказки говорю спокойно, где надо, смеху подсыплю
- народ заулыбается, рассмеется и дальше опять в спокое слушат. В меру
смех - в работе подмога и с едой пользителен. А чиновников что беречь?!
Сердитость свою я убрал, чтобы началу не мешала, сделал тихо лицо,
