солнечно-малиновой в столбы и вмерз-нул.
Уж ночь настала, темень пала, спать давно пора, а народ все живет, на
свет малиновый любуется, по дороге мимо ярких вех себе погуливат. Стару-
хи набежали девок домой гнать: - Подите, девки, домой, спать валитесь,
утром рано разбудим. Не праздник, всяко, сегодня, не время для гулянки!
Д как увидали старухи столбы солнечно-малинового свету, на себя огля-
нулись. А при малиновом сиянии все старухи как маковы цветы расцвели, и
таки ли при-ятственны сделались.
Старухи сердитость бросили, личики сделали улыб-чаты и с гунушками да
утушками поплыли по дороге.
Ты знаешь ли, что гунушками у нас зовут? Это ковды губки с маленькой
улыбочкой - бантиком.
К старухам старики пристали и песни завели, так и песни звончей слыш-
ны, и песни зацвели. А девки - все как алы розаны!
Это по зимней-то дороге сад пошел! Цветики красны маки да алы розаны.
Песни широкими лентами огнистыми, тихими молниями полетели вокруг, сами
светят, звенят и летят над полями, .над лесами, в саму дальну даль.
Вот и утро стало, свет денной в полную силу взошел. Мои столбы-вехи
уже не светят, только сами светятся, со светлым днем не спорятся.
Стало время по домам идтить, за каждодневну работу браться. Все в че-
ред стали и всяк ко мне подходил с благодареньем и поклон отвешивал с
почтеньем и за работу мою, и за свет солнечной, что я к ночи припас.
Девки и бабы в полном согласье за руки взялись до Уймы и по всей Уйме
растянулись. Вся дорога расцвела!
Проезжи мужики увидали, от удивленья да умиленья шапки сняли.
"Ах!"-сказали и так до полден стояли. После шапки надели набекрень, ру-
кавицы за пояс, рожи руками расправили и за нашими девками вослед.
Мы им поучительно разговор сделали: на чужой каравай рот не разевай.
Проезжи не унимаются: - А ежели мы сватов зашлем?
- Девок не неволим, на сердце запрету не кладем. А худой жоних хоро-
шему дорогу показыват.
В ту зиму к нам со всех сторон сватьи до сваты наезжали. Всякой де-
ревне лестно было с УЙМОЙ породниться. Наши парни тоже не зевали, где
хотели выбирали.
Нас с жоной на свадьбы первоочередно звали и самолучшими гостями ве-
личали.
Ну, ладно. В то-то перво утро, когда все разошлись по домам да на ра-
боту, я запасны столбы к дому при катил да по переду, по углам и поста-
вил прямь окошек. С вечера, с сумерек и до утрешнего свету у нас во йсем
доме светлехонько и по всей Уйме свет
Прямь нашего дому народ на гулянку собирался песни пели да пляски ве-
ли. Так и говорили:
- Пойдемте к Малинину дому в малиновом свету гулять!
У меня каждый день гости и вверху и внизу. И свои уемски и городс-
ки-наезжи. Моя жона с ног сбилась: стряпала, пекла, варила, жарила, она
по Уйме первой хозяйкой живет. Слыхал, поди, стару говорю:
"Худа каша до порогу, хороша до задворья", а моя жона кашу сварит -
до заполья идешь, из сыта не вы падешь.
Наши уемски - народ совестливый: раза два мы их угощали, а потом они
со своим стали приходить. Вся деревня. Водки не пили. Сидим по-хорошему,
разго варивам, песни поем. Случится молчать, то и молчим ласково, с
улыбкой.
Девки к моим малиновым столбам изо всех сил вы торапливались. Кака
хошь некрасива, во что хошь одета, - как малиновым светом осветит - и с
лица кажет распрекрасной и одеждой разнарядна. Да так, что из-под ручки
посмотреть!
Говорят: "Куру не накормишь, девку не оденешь, дев кам сколько хошь
обнов - все мало".
В ту зиму одели-таки девок малиновым светом! Ма тери сколько денег
сберегли, новых нарядов не шили Наши девки нарядне всех богатеек были!
РЕКА УЖЕ СТАЛА
В старо время наша река шире была. Против городу верст на полтораста
с прибавком. Просторно было и для лодок, карбасов, для купанья и для па-
роходов места хватало.
Оно все было ладно, да заречным жонкам далеко было с молоком в город
ездить.
Задумали жонки тот берег к этому пододвинуть, к городу ближе. Что ты
думать? Пододвинули!
Мужики отговорить не могли. Дело известно, что бабы захотят, то и
сделают.
Вот заречны жонки собрались с вечера. В потемках руками в берег упер-
лись, ногами от земли отталкиваются, кряхтят, шепотом дубинушку запели:
Давай, жонки, приналяжем, Мужикам мы не уважим. Эх, дубинушка, сама
пойдет.
Берег-то сшевелился и заподвигался. Бабы не курят, на перекурошну си-
жанку время не тратят. Берег-то к самому городу дотолкали бы, да сог-
ласья бабьего ненадолго хватило.
Перво дело, каждой жонке охота свою деревню ближе к городу поставить,
как тут не толконуть соседку, котора свой бок вперед прет? Начали пере-
ругиваться по-тихому, а как руганью подхлестнулись, и голосу прибавили.
Лисестровска тетка Задира задом крутонула да в заостровску тетку Рас-
шиву стуконула. Обе разом во весь голос крик подняли. Другим-то как отс-
тать?
И лисестровски, глуховски, заостровски, ладински, кегостровски, глин-
никовски, и ближнодеревенски, и Дальнодеревенски в ругань вступились.
Друг дружку стельными коровами обозвали. Ругань руганью, да и толкотня в
ход пошла.
Ведь у всех жонок под одежой полагушки с молоком, простокваша в крын-
ках двуручными корзинами, а под фартуками туеса с пареной брюквой. За-
речны жонки все до одной с готовым товаром собрались. Думали берег до-
толкнуть, да в рынок, кажда хотела первой скочить и торговать.
Жонки руганью да потасовкой занялись. Над рекой от ругани визг пере-
полошной да от полагушек брякоток столь громкой, что спящи в городе
проснулись. А приезжи сдивовались:
- Совсем особенны и музыка и пенье. Слыхать, что поют ото всего серд-
ца и со всем усердием.
Приезжи особенны записны гранофоны наставили и визжачу ругань и пола-
гушечный стукоток на запись взяли.
Как ободнело, осветило, городски жители долго глаза протирали, долго
глазам не верили, говорили:
- Гляньте-ка, что оно тако? Река уже стала! Завсегда в полтораста
верст была, а осталось всего три, и мало где пять. Кто дозволил тот бе-
рег чуть не под нос городу поставить?
Кегостровски бабы самы крикливы, неуемны и выпер-лись ближе всех.
Пока жонки толкались да дрались, все полагушкп опрокинули, молоко
пролили. Молоко над рекой рекой течет. Простокваша со сметаной в крынках
у берега пле щется. В тот день городски жители молока нахлебались задар-
ма в кого сколько влезло. Водовозы в бочках молоко по домам развозили
заместо воды. Молоко рекой над рекой - и в море, все море взбелело. С
той поры и по ею пору наше море Белым и прозыватся.
Начальство хотело тот берег обратно поставить, да приспособиться не
смогло. Руками в берег упереться можно, а ногами не много оттолкнешься.
Меня не спросили как. Сам я навязываться не стал. Тещина деревня ближе
стала, мне и ладно.
АПЕЛЬСИН
Дак вот ехал я вечером на маленьком пароходишке Река спокойнехонька,
воду пригладила, с небом в гляделки играт - кто кого переглядит. И я на
них загляделся. Еду, гляжу, а сам апельсин чищу и делаю это дело ми-
мо-думно.
Вычистил апельсин и бросил в воду, в руках только корка осталась. При
солнечной тиши да яркости я и не огорчился. На гладкой воде место запри-
метил. Потом, как семгу ловить выеду, спутье не спутье, а приверну к
апельсинову месту поглядеть, что мой апельсин делат?
Апельсин в рост пошел, знат, что мне надо скоро, - растет-торопится,
ветками вымахиват, листиками помахи-ват. Скоро и над водой размахался
большим зеленым деревом и в цвет пустился.
И така ли эта была распрекрасность, как кругом вода, одна вода, свер-
ху небо, посередке апельсиново дерево цветет!
Наш край летом богат светом. Солнце круглосуточно. Апельсины незамед-
лительно поспели. На длинных ветвях, на зеленых листах как фонарики зо-
лоты.
Апельсинов множество, видать, крупны, сочны, да от воды высоко - ни
рукой, ни веслом не достанешь, на воду лестницу не поставишь.
Много городских подъезжало, вокруг кружили, только все безо всякого
толку.
Раз буря поднялась, воду вздыбила. Я в лодку скочил карбасов штук
пятнадцать с собой прихватил, к апельси новому дереву подъехал. Меня
волнами подкидыват, а я апельсины рву. Пятнадцать карбасов нагрузил с
большими верхами, и лодка полнехонька. На самой верхушке один апельсин
остался. Пятнадцать карбасов да лодку с апельсинами в деревню пригнал.
Вся деревня всю зиму апельсинами сыта была.
Меня раздумье берет, как достать остатный апельсин. В праздник, в ти-
ху погоду подъехал в лодочке к апельсиновому дереву. А около дерева тоже
в лодочке франт да франтиха крутятся. Франт весь обтянут-перетянут - то-
нюсенький, как былиночка. А франтиха растопоршена безо всякой меры, у
нее и юбка на обручах. Франтиха выахиват:
- Ах, ах! Как мне хочется апельсина! Ах, ах! Не могу ни быть, ни жить
без апельсина. Франт отвечат: - Для вас апельсин? Я-с сейчас!
Поднялся обтянутой, тонконогой и, как пружинка, с лодки скочил.
Апельсина не достал, на лодку упал, на саму корму. Лодка носом выскочи-
ла, франтиху выкинуло. Франтиха над водой перевернулась, на воду юбками
с обручами хлопнулась и завертелась, как настояща пловуча животна!
Франт в лодке усиделся, франтихе веревочку бросил и мимо городу на
буксире повез.
Франтиха на лице приятность показыват, ручкой по-махиват и так громко
говорит:
- Теперь ненавижу в лодках ездить, как все, и ах как антиресно по ре-
ке самоходом гулять наособицу!
Городски франтихи с места сорвались, им страсть захотелось так же
плыть и хорошими словами, сладким голосом на берегу гуляющих дразнить.
Франтихи в воду десятками скакать почали.
Народ, который безработный был, много в тот раз заработали - мокрых
франтих из воды баграми выволакивали. Смотреть было смешно, как на бала-
ганно представленье.
К апельсиновому дереву воротился, дерево нагнул и апельсин достал.
Дело стало к вечеру, вода стихла, выгладилась, заблестела. Небо в во-
ду смотрится, на себя любуется.
Я стал апельсин чистить без торопливости, с раздумчивостью.
Вычистил апельсин, на себя оглянулся, а у меня только корки в руках.
Апельсин я опять мимодумно в воду бросил. Должно, опять впрок положил.
ЧТОБЫ ВСЕГО СЕБЯ НЕ РАЗБУДИТЬ
Вот скажу я тебе, гость разлюбезной, как я дом-от этот ставил. Нару-
бил это я лесу на дом, а руки размахались, устатка нет, - стал рубить
соседу на избу, да брату, да свату, да куму с кумой, да своим, да прис-
воим. Нарубил лес - вишь, дом слажен что нать.
А как домой лес достать? Лошади худы. И столько лесу возить время
много нать.
Вот я уклал лес по дороге до самой деревни, укладывал в один ряд кон-
цом на конец. Подождал, ковды спать повалятся наши деревенски, чтобы как
грехом не зашибить кого.
Вот уж ночь, все угомонились. Я топором по последнему бревну стуконул
что было силы! Бревно выгалило, да не одно, а все на попа стали. На попа
стали да перевернулись и сызнова на попа, да впереверт, и так до моего
дому. У дома склались кучей высоченной.
- Посмотрел кругом - все спят. По времени знаю - долго еще не зажи-
вут. А моя стара избенка ходуном ходит - это жона моя храп проделыват.
Хотел поколотиться, да будить боязно, как бы чем не огрела.
Залез на бревна на верех и спать повалился. Заспал крепко-накрепко с
устатку.
Утресь просыпаться почал - жить уж пора. Да хорошо, что проснулся не
разом, а вполсна. Смотрю, а мои соседи да родня лес из-под меня раската-
ли, кому сколь ко надобно, а я в высях лежу на крепком сне, как на под
порке, да носом песни высвистываю! Скорей рукой один глаз прихватил да
половину рта. Одной половиной сплю-тороплюсь, а другой в сообра - жение
пришел и вполголоса, чтобы всего себя не разбудить, кричу вниз:
- Сватушки, соседушки! Тащите лестницу да верев ки - выручайте, тако
спанье перводельное!
Приладился на снах крепких спать. Коли где в вы сях засплю и жить
