брату хошь прав, хоть неправ - плати.
Я разбежался, в вагоны толконулся да так поддал, что вагоны догони-
ли-таки поезд, и у той самой станции, где им отцепляться надобно.
Покеда бегал, вагоны толкал, зубна боль у меня из ума выпала, зубы
болеть перестали.
Домой воротился, а кума Рукавичка с жоной все еще кофей с редькой
пьют.
Держал на уме спросить: "Кольку чашку, кумушка, пьешь да куды в тебя
лезет?" А язык в другу сторону оборотился, я и выговорил:
- Я от конпании не отстатчик, наливай-ко, жона, и мне.
БЕЛУХА
Сидел я у моря, ждал белуху. Она быть не сулилась, да я и ждал не в
гости, а ради корысти. Белуху мы на сало промышлям.
Да ты, гостюшко, не думай, что я рыбу белугу дожидался, - нет, другу
белуху, котора зверь и с рыбиной и не в родстве. Может стать, через ка-
ку-нибудь куму-кан-балу и в свойстве.
Так вот сижу, жду. По моим догадкам, пора быть белухину ходу. Меня
товарищи-артель караулить послали. Как заподымаются белы спины, я должен
артели знать дать.
Без дела сидеть нельзя. Это городски жители быва-лошны без дела много
сиживали, время мимо рук пропускали, а потом столько же на оханье трати-
ли. "Ах, да как это мы недосмотрели, время мимо носу, мимо глазу пропус-
тили. Да кабы знатье, кабы ум в пору!"
Я сидел, два дела делал: на море глядел, белуху ждал да гарпун нала-
живал.
Берег высокой, море глубоко; чтобы гарпун в воду не опустить, я ве-
ревку круг себя обвязал и работаю глазами и руками. Море взбелилось!
Белуха пришла, играт, белы спины выставлят, хвостами фигурныма вер-
тит.
Я в становище шапкой помахал, товарищам знать дал. Гарпуном в бе-
лушьего вожака запустил и попал !
Рванулся белуший вожак и так рывком сорвал меня с высокого берега в
глубоку воду. Я в воду угрузнул мало не до дна. Кабы море в этом месте
было мельче верст на пять, я мог бы о каку-нибудь подводность головой
стук нуться.
Все белушье стадо поворотило в море, в голоменье - в открыто место,
значит, от берега дальше.
Все выскакивают, спины над водой выгибают, мне то же надо делать. Лю-
би не люби - чаще взглядывай, плыви не плыви - чаще над водой выскаки-
вай!
Я плыву, я выскакиваю да над водой спину выги-наю.
Все белы, я один черный. Я нижно белье с себя стащило поверх верхней
одежи натянул. Тут-то и я по виду взаправдашней белухой стал: то над во-
дой спиной выстану, то ноги скручу и бахилами как хвостом вывертываю. Со
стороны поглядеть - у меня от белух никакого отлику нет, ничем не раз-
нился, только весом меньше, белухи пудов на семьдесят, а я своего весу.
Пока я белушьи фасоны выделывал, мы уж много дали захватили, берег
краешком чуть темнел.
Иностранны промышленники на своих судах досмотрели белуху, а меня не
признали; кабы признали меня - подальше бы.увернулись. Иностранцы в на-
ших местах безо всякого дозволенья промысел вели. Они вороваты да уверт-
ливы.
Иностранцы погнались за белухами да за мной. Я в воде булькаю и раз-
думываю: настигнут, в спину гарпун влепят.
Я кинул в вожака запасной гарпун да двумя веревками от гарпунов на
мелко место правлю. Мы-то, белушье стадо, проскочили через мель, а
иностранцы с полного разбегу на мели застопорились.
Я вожжи натянул и к дому повернул. Тут туман растянулся по морю и
толсто лег на воду.
Чайки в тумане летят, крыльями шевелят, от чаячь-их крыл узорочье ос-
талось в густоте туманной. Те узоры я в память взял, нашим бабам, девкам
обсказал.
И по ею пору наши вышивки да кружева всем на удивленье!
Я ногами выкинул и на тумане "мыслете"' написал. Так "мыслете" и по-
летело к нашему становищу.
Я дальше ногами писать принялся и отписал товарищам:
"Други, гоню стадо белух, не стреляйте, сетями ловите, чтобы мне пов-
режденья не сделать".
Мы с промыслом управились. Туман ушел. А иностранцы перед нами на ме-
ли сидят. Мы море раскачали!
Рубахами, шапками махали-махали. Море сморщилось, и волна пошла, и
валы поднялись, и белы гребешки побежали, вода стенкой поднялась и смыла
иностранны суда, как слизнула с мели.
КИСЛЫ шти
Сегодня, гостюшко, я тебя угощу для разнолику кислыма штями - это
квас такой бутылошный, ты, поди, и не слыхивал про квас такой. Скоро и
званья не останется от этого названья.
В нашей Уйме кислы шти были первеющи, и такой крепости, что пробки,
как пули, выскакивали из бутылок.
Я вот охотник и на белку с кислымя штями завсегда хожу. Приослаблю
пробку, белку высмотрю и палю. И шкурка не рвана, очень ладно выходит.
Раз я в белку только наметил стрелить, гляжу - волки обступили. Глазища-
ми сверлят, зубищами щел кают по-страшному.
А у меня ни ружьишка, ни ножишка, только бутыл ки с кислыми штями.
Ну, я пробки поослабил да кислыми штями в вол ков - да по мордам, да
по глазам!
Кислоштейной пеной едучей волкам глаза залепило. Вот они закружились,
визгом взялись, всяко сображенье потеряли.
Я волков переловил, хвостами связал, на лыжи стал да в город. На рын-
ке продал живьем для зверинца.
А один волк в кустах остался, о снег да лапами гла за прочистил, на-
шел бутылку кислых штей-это я обронил. Хватил волк бутылку зубами, а
пробка вырвалась да в волка! Кислы шти в волка!
И так его зарядило, и так волком выпалило из лесу, что его в город
бросило!
А тут на углу Буяновой у трахтира у "Золотого якоря" - такой большой
трактир был - истуканствовал городовой полицейской, он пасть открыл -
орал на про ходящих.
Волк со всего маху городовому в пасть! Летел волк вперед хвостом. Так
ведь и застрял в пасти. Да оттуда и лает на проходящих жителев, за кар-
маны хватат, всяко добро отымат. Городовой чужо добро подбират, в будку
к себе сваливат.
Потом этому городовому медаль дали за то, что хорошо лаял на жителев.
Сколько делов всяких у нас с этими кислыми штями было, что и не пе-
ресказать. Да вот хоша бы и птицы. День был светлый, теплый, сидел я
около дома, с соседом хорошой разговор говорил, собрался соседа кислыми
штями угостить. Кислы шти посогрелись, пробка выпалила, и шти вверх вы-
форкнули на полторы версты. Тут вороны не проворонили, налетели кислы
шти пить. Гляжу - ястреб. И норовит каку ни на есть ворону сцапать.
"Ах, ты, -думаю, -полицейска ты грабительска птица, не дам тебе ворон
изобижать. Ворона - она птица обстоятельна, около дому приборку делат".
Я в пробку гвоздь всадил - да в ястреба. Ну, известно, наповал.
Это что. А вот орел налетел. Высоко стал над деревней и высматриват.
И наприметил-таки, что моя баба коров на поветь загнала три коровы да
две телки и сама доить стала.
Орел крылами шевельнул, упал на деревню, хватил поветь и вызнял и по-
нес поветь и с коровами, и с телками, и с бабой моей.
Я хватил бутылку кислых штей, гвоздь барочной в пробку вбил да и
стрелил кислыми штями в орла. Гвоздем-то орла проткнуло.
Орел в остатнем лете вернул-таки поветь и с коровами, и с телятами, и
с бабой. На те же сваи угодил, малость скособочил.
Думашь, вру? Подем, покажу, сам увидишь, что поветь у меня в одну
сторону кривовата.
А с чиновником оказия вышла, и все из-за кислых штей.
Прискакал к нам чиновнишко-сутяга и почал грабить, давай ему того и
другого. И штей кислых бочонок. Жонки бочонок порастрясли да в тарантас
под чиновника и сунули. Чиновник на бочонок плюхнулся и придумыват, что
бы ишшо стребовать?
Пиво согрелось, бочка, как пушка, разорвалась! Чиновника выкинуло
столь высоко, что через два дня воротило.
Кислы шти пеной взялись, да больше, да больше, да пол-Уймы пеной зак-
рыло. Хорошо, что половину, - дру га пол-Уймы нас откопала. Пену кислош-
тейну топорами рубили да на реку бросали.
По реке что твой ледоход. На пять ден всяко дви женье пароходно оста-
новилось.
А рыба пеной этой наелась и така жирна стала, что нырять силы не бы-
ло, так по верху воды и плавала. Мы рыбу голыми руками ловили.
А птицы столько рыбы наели, что сами ожирели, от жиру пешком ходить
стали. Мы и их голыми руками имали.
А звери столько птиц сожрали, что сами ожирели и скоро бегать от жиру
занемогли. Мы и их голыми руками ловили.
И лисиц, и куниц, и соболей, и всяких других зве рей, которых у нас и
вовсе нет.
И были бы мы первеющими богатеями, да мы-то ловили имали голыми рука-
ми, а чиновники нас грабили в пер чатках.
ИЗ БОЛОТА ВЫСТРЕЛИЛСЯ
Пошел я на охоту.
Пошел на новы места. У нас нехоженых мест непочатый край, за болота-
ми, за топями нетоптаного места по ею пору много живет.
Охота дело заманчиво: и манит, и зовет, и ведет Стал уставать, перес-
тал шагать остановился и заоседал на месте. Оглянулся, а я в трясину
вперся. Стих, чтобы далеко не угрузнуть.
Вытащил телефонную трубку да к приятелю медведю позвонил: - Мишенька,
выручай!
Медведь на ответ время тратить не стал, к краю тряси ны прибежал, го-
ловой повертел и лапу вытянул. Дело понятно: велит веревку на лапу наки-
нуть, он тогда вытащит.
Веревка у меня завсегда с собой. Петлю сделал, размахнулся и накинул
на медвежью лапу.
Я веревкой размахнулся, пошевелился и глубже в болото провалился.
Медведь тянет, тянет, а меня и с места стронуть не может.
Решил я выстрелиться из болотной трясины. Ружье у меня было не тако,
как у всех, а особенно, вытяжно. Еже ли по деревне иду или дома держу,
то ствол как и у всех такой же длины, а в нужну минуту его тянуть можно.
Я вытянул ствол на весь запас - сажени две с аршином да приклад аршин
пять. Зарядил, а дуло сверху крепко заткнул, чтобы пуля одна не улетела,
чтобы меня в болоте тонуть не оставила. Выпалил. К-а-а-к дернуло!
Меня из болота выстрелило! Да не одного, а вместях с медведем. Я мед-
ведя отвязать позабыл. Один конец веревки петлей на медведевой лапе, а
другой круг меня охвачен.
Взвились мы с приятелем мишенькой стрельным летом. А гуси, утки кры-
лами хлещут, а дела не понимают и не сторонятся.
Я стрельно лечу, значит, куда хочу, туда и целю, туда ружьем и прав-
лю. И без промаху. Я в гусей, я в уток и на длинно ружье наловил, наце-
пил ровно сто, от руки до кон ца ствола вся сотня уместилась.
Ружье отяготело, пуля лететь устала. В город упали. пуля в ружье,
птицы на ружье, я на прикладе и медведь на веревке добавочным грузом.
Угодили к самой транвайной остановке.
В пуле лету еще много, она себя в ружье подбрасыват. Ружье подскаки-
ват. Птицы гогочут, крылами хлопают Медведь поуркиват, себя проверят:
все ли места живы?
У городских жителей в старо время ум был отбит, они боялись всего,
чего не понимали:
- Ах, - кричат, - какой страх! Тут, наверно, нечиста сила дела делат!
Кабы ум был - глаз бы руками не захлапывали и поняли бы, в чем дело
обстоит.
Разбежались чины и чиновники. Попов из скрытных мест вытащили, велели
нечисту силу прогонить.
Попы завопили, кадилами замахали. У попов от страху ноги гнутся,
глотки перехватило. Поповско вопенье до медведя и до птиц дошло. А ка-
дильного маханья медведь не стерпел да тако запел, что от попов след
простыл, один дух тяжелый остался.
"Ну, думаю, пора домой, а то оглядятся - всю охоту отберут, медве-
дя-приятеля изобидят, меня оштрафовать могут - дико дело не хитро".
Вагон транвайной подошел. Народ увидел медведя да кучу птиц, крылами
на ружье машущих, с криком во все стороны и без оглядки разбежались.
Вагон - не лошадь, медведя не боится, на колесах спо коен, окнами не
косится. Мы - медведь, птицы, я - в вагон сели. Я колокольчиком забря-
кал, медведь песню закрякал.
Поехали. Остановок не признавам, домой торопимся. Полицейски от стра-
ху в будки спрятались, а чинов ники в бумаги зарылись, как настоящи кан-
целярски крысы.
Были в городу охотники, веселый народ. Они страхов многих не принима-
ли и на этот раз глаза не прятали, медведя в вагоне углядели и засобира-
