- Отвечай же! - гневается царь. - А не то велю тебя в реке утопить!
Но тут садовник Ерофей слово взял, за Боровика вступился:
- Не вели, государь, старца немощного казнить. Это он зерна дал, зер-
на того прекрасного вьюнка, что крепость твою украшает.
- Вот оно что?! - сердится царь. - Коли так, то пойди, Ерофей, возьми
топор да немедля вьюнок этот и выруби!
- Не могу, - отвечает Ерофей, - рука не поднимется.
Осерчал государь пуще прежнего, приказал витязю своему за топор
взяться, а тот в ответ:
- Не гневайся попусту, государь, не губи вьюнок, старика пощади. Он
же меня пощадил, из волчьей ямы вызволил. А в другой раз, кабы не Боро-
вик, отдали бы меня чудищу на растерзание.
Тут уж царь не стерпел, позвал слуг своих верных, для всякого дела
пригодных, да приказал садовника и витязя в острог упечь, а клетку со
стариком прямо с крепостной стены в водопад, в бурливые воды сбросить.
Сказано - сделано. Садовника и витязя в тюрьму заточили, клетку с Бо-
ровиком в реку сбросили.
Взялись царевы слуги за топоры да пошли вьюнок изводить. Вот рубят
они его, топорами в поте лица машут, и с каждым ударом чудится им тихий
плач, стоны слышатся.
- Попусту трудитесь, - лепечет умирающий вьюнок. - Спелыми зернами
земля вдоль стен усыпана, каждому зернышку время взойти придет...
Но не услышали государевы слуги этих слов. Сам же царь в опочивальню
удалился, с досады вина выпил да спать лег. И приснился ему сон.
Высоко поднялся вьюнок, тонким зеленым кружевом укрыл старую башню от
основания и до самого верха. Поблескивает, колышется, волнами играет
свежая листва, нежным шелестом отзывается на легкое дыхание ветра. На
самом верху башни Мария, любимая дочурка. Стоит себе, улыбается, птиц из
ладошки своей крохотной кормит. Но только что это? Змея по стене ползет,
пасть свою страшную разевает, Марию ужалить хочет...
Проснулся государь, с постели вскочил да к дочурке бегом. В спаленку
ее вбежал, и показалось ему, будто бы гадюка по полу ползет, к детской
кроватке подбирается! Закричал он, дитя из постельки выхватил да скорее
прочь. Тут и стража в спаленку ворвалась, чтобы саблями змею изрубить,
да только оказалось, что вовсе и не змея это, а поясок от платьица детс-
кого.
Царевна же, среди ночи пробудившись, на отца глядит, понять ничего не
может.
- Что с тобой, папенька? - спрашивает. - Отчего не спится тебе? И от-
чего головушка твоя белой стала? Каждый волосочек словно инеем покрыл-
ся...
- Сон дурной приснился, доченька, - отвечает государь, - оттого к те-
бе и пришел.
- А мне гадюки снились, - лепечет Мария, - такие страшные... Уж коли
так случится, папенька, что приползут сюда змеи и умру я от их укусов,
то вели похоронить меня возле башни, где вьюнок свои корни пустил.
Молчит государь, зубы стиснул, совладать с собой не может.
С той поры потерял он покой. Повелел охранникам день и ночь возле ца-
ревны быть, от всякой напасти ее беречь. Сам которую ночь не спит, слов-
но привидение по крепости бродит, и всюду змеи ему мерещатся.
И однажды в тихую лунную ночь поднялся он на крепостную стену, на ту
самую стену, с которой Боровика в реку сбросили, и послышалось ему, буд-
то бы тот из глубины водопада его окликивает, к себе зовет. Дивится
царь. "Как же это? - думает. - Нешто жив старик?" Тут он на потайную
лестницу пошел, что к самой реке, к водопаду вела. Спустился вниз, к ос-
нованию скалы, а там вода ревет, гудит, да так, что уши закладывает
Сквозь шум воды тоненький, ехидный голосок Боровика пробивается.
- Обманул ты меня, премудрый повелитель. Обещался на хлебе да на воде
держать. Воды-то у меня здесь предостаточно, а вот хлеба который день
нет...
Замер царь, ушам своим не верит, а Боровик свое гнет:
- Ты самолично на дно речное ко мне явись да хлеба принеси, а уж я-то
в долгу не останусь - доченьку твою тревожить не буду. Ни единой змеи,
даже самой маленькой змейки к ней не подошлю.
Тут царь словно очнулся, вверх по ступеням поспешил, скорее в пекарню
дворцовую. Взял каравай хлеба побольше, обратно поторапливается. Спус-
тился вниз, перекрестился, на ревущий поток воды еще раз глянул, в тем-
ную бездну водопада взор безумный устремил, того и гляди с караваем в
руках туда бросится. Но тут голос Боровика снова раздался.
- Одумайся, - говорит Боровик, - понапрасну себя не губи. О доченьке
подумай, каково ей без отца будет.
Оторопел государь, взглядом вокруг порыскал да прямо напротив себя,
за водопадом врага своего разглядел. Вот он на камешке сидит да пальчи-
ком, как и прежде, грозит.
- Как же это? - кричит царь - Как же уцелел ты?
- Это уж мое дело, - отвечает старец. - А тебе, премудрый повелитель,
одно лишь скажу: живи, но только помни этот урок!
Тут Боровик встал да в сторону леса ушел.
Царь же в покои свои возвратился, но жить в крепости более не смог.
То ли страх перед Боровиком, то ли обида, то ли совесть его мучила -
трудно сказать, - но уехал он в другие края. Покинули люди крепость, и
пришла она в запустение.
Вот и конец истории. Прошло много-много лет. Но по-прежнему шумит на
реке водопад, и руины крепости высятся на скале, и голубеют над ними
цветочки вьюнка.
И где-то на дне речном меж камней покоится старая ржавая клеть, и
где-то в чащобе, у основания могучей ели, от которой теперь остался лишь
большой трухлявый пень, лежит железный мешок колдовской.
КАК ВОЕВОДА СВОИМ УМОМ ЗАЖИЛ
Давным-давно жил на окраине Руси воевода.
Жил не тужил, воеводством своим правил. Был он вдов, но по причине
преклонных лет своих о новой женитьбе даже и не думал. Да, не думал, но
лишь до той самой поры, пока не повстречалась ему Настенька, красная де-
вица, дочка купеческая.
Повстречалась в Пасху на ярмарке, среди праздничного гомона и ве-
селья. "Христос воскресе", - всего-то сказала Настенька, с этими словами
воеводу обняла, расцеловала и дальше пошла. А он стоит как вкопанный,
словно к посоху своему прирос, молчит, вслед девице глазищи из-под бро-
вей таращит. Люди глядят, украдкой посмеиваются, меж собой шушукаются:
"Разобрало, мол, старика-то, того и гляди за молодушкой бегом припустит-
ся".
Но вот постоял он, постоял да домой воротился, к делам своим госу-
дарственным. А дело-то на ум нейдет! В голове-то Настенька, словно зано-
за какая засела. Как ни крути, за что ни возьмись, а все щечки ее бар-
хатные вспоминаются, все поцелуи ее покоя не дают.
День прошел, другой, третий, а воевода сам не свой, места себе не на-
ходит: не ест, не спит, лишь о Настеньке думает. Думал-думал, да так ни-
чего толком и не придумал, а потому решил с хитрецом одним посовето-
ваться. Хитрец этот, а звали его Филимоном, на службе у воеводы состоял,
и ни много ни мало, а предводителем городской стражи. Был он услужлив да
льстив, во всех делах воеводе угождал, потому и ходил у него в любимчи-
ках.
Ну так вот, позвал его воевода и спрашивает:
- Вот ведь дело-то какое, Филимонушка. Прямо и не знаю, как быть. По-
любилась мне дочка купеческая. Молода, пригожа, одно загляденье, да и
только! Ее бы в жены взять, да только возрастто у меня, вроде, не больно
молодецкий...
Филимон слушает, а сам думает: "Ох ты, батюшки! Стар, а все туда же!
Нет, чтобы в зеркало на себя глянуть, так он совета какого-то спрашива-
ет". Тут он вздохнул тяжко, макушку свою поскреб, ладонь ко лбу прило-
жил, вроде как задумался, а потом и отвечает:
- Коли полюбилась девица, так отчего бы и в жены ее не взять? Возраст
тому не помеха! Да и ейто, по правде говоря, такой жених, поди, и не
снился. И богат, и знатен, у самого царя-батюшки в чести.
Разулыбался воевода, обрадовался, любимчика своего за мудрый совет
благодарит, на чарочку приглашает. Сам чарку-друтую выпил, захмелел да
на покой отправился.
Утром, как только проснулся, первым делом людей своих к Настеньке с
подарками послал. Но вот воротились люди и докладывают, что Настенька
подарки-то принять... не пожелала. Удивился воевода, рассердился, никак
понять не может, отчего же это девица от подарков отказывается. Ду-
мал-думал, да опять Филимона позвал, тот пришел, воеводу выслушал, людей
его расспросил, а потом и говорит:
- Не иначе как женишок у девицы есть. Надо бы соглядатаев к дому ее
подослать, что к чему разведать.
День-другой прошел, и соглядатаи к воеводе пришли, все как есть доло-
жили. Доложили, что ухажер у Настеньки есть, да не какой-то там заваля-
щийся, а боец-удалец, стражник по имени Касьян.
Родители девицы Касьяна привечают, чаями-пирогами потчуют, и дело-то,
видать, к сватовству идет.
Огорчился воевода, Касьяну позавидовал, о молодости прошедшей загрус-
тил. А Филимон, на страдания его глядючи, про себя посмеивается да снова
угодить норовит.
- Не беда! - говорит. - Надо ухажера от Настеньки отвадить, а еще
лучше и вовсе погубить.
- А хорошо ли губить-то? - сомневается воевода. - Грех ведь!
- Любовь - дело особое! В любви без греха не обойтись, - отвечает Фи-
лимон. - Есть у меня три добрые советчицы: Умница, Разумница и Благора-
зумница. Вот мы их сейчас же и спросим, как с молодцем поступить.
Тут он из покоев воеводы вышел, а вскоре вернулся с серебряным подс-
вечником, а в подсвечнике три свечки восковые. Зажег свечки и спрашива-
ет:
- Подскажите-ка мне, Умница, Разумница и Благоразумница, как молодца
доброго сгубить, да так, чтобы вроде как и не нарочно?
Умолк Филимон, ладонь к уху приложил, к свечам наклонился, а те тихо-
нечко, еле слышно, вопрошают:
- А надо ли молодца губить?
- Надо! - твердит Филимон. - Обязательно надо!
- Коли надо, - отвечают свечки, - то пошли его с депешей к царю. Да
самой дальней дорогой, да без охраны. Глядишь, и не воротится.
Замолчали свечки, сами собой погасли, а воевода, не мешкая, тут же
депешу написал да повелел Касьяна разыскать, чтобы к царю его самой
дальней дорогой отправить.
И часа не прошло, а Касьян уже в пути, в столицу на коне скачет. Не-
дели через три прискакал, добрался-таки, депешу в приказ сдал, а на сле-
дующий день свиток с ответом получил да в обратный путь.
Все бы хорошо доброму молодцу, все бы слава Богу, да только на лесной
дорожке в засаду разбойничью попал. Чудом уцелел, лишь благодаря скакуну
от погони ушел Сам-то спасся, а вот скакун стрелу разбойничью в шею по-
лучил.
Как отстали бандиты, так Касьян тут же спешился, коня на землю уло-
жил, извлек стрелу из раны, перевязку сделал Полежал конь, а встатьто
уже не может. К вечеру умер Погоревал добрый молодец о верном скакуне,
похоронил его да решил разбойникам отомстить.
Дождавшись темноты, пошел логово бандитское выискивать. Ходил-ходил,
в дремучий ельник углубился да вдруг какие-то хмельные голоса услышал,
песни нестройные Подкрался, глядь - шайка на поляне пирует, а возле
костра сам главарь в раззолоченном кафтане сидит, все руки в перстнях.
Хмелен да весел, смеется, кубок серебряный к губам подносит Пьет вино,
голову запрокинул, а Касьян лук с плеча тихонечко снял, не спеша прице-
лился да стрелу то ему прямо в висок и вогнал.
Крики, ругань, суета! Бандиты за оружие да на доброго молодца, а он
от них Меж деревьев мелькает, все дальше уходит, а они хмельной гурьбой
следом, да стрельбу учинили, да спьяну-то друг друга едва не перестреля-
ли. А Касьян в долгу не оставался, бил редко, но без промаха, двоих на-
повал уложил.
Попетлял он оврагами, лесами да перелесками, от погони ушел, а через
час-другой на берегу озера оказался. На всякий случай решил переждать до
утра, у самой воды в камышах схорониться.
Но вот ночь минула, солнышко из-за горизонта взошло. Огляделся Касьян
да вдруг неподалеку от берега русалок приметил, что из-под воды на него
смотрели. Нагляделись на него русалки, статью молодецкой налюбовались да
