жи старику, не огорчай душу мою добрую...
- Хорошо, - отвечает девица. - Ровно через неделю жди меня, царь-го-
сударь.
Тут она в облачко превратилась и в небеса поднялась, а царь в карету
свою сел да обратно уехал.
Но вот прошла неделя, и съехались во дворец именитые гости. И состоя-
лась торжественная церемония, но потом в большом зале за огромным столом
был устроен пир. Обильный и веселый пир.
И в разгар веселья, когда все уже разомлели от еды и питья, вдруг
прохладный, свежий, приятный ветерок пронесся над дворцом. И захлопали
отчего-то оконные рамы, и зашумели деревья во дворцовом саду, и густой
туман заполнил праздничный зал. И вышла из тумана пригожая девица. И
платье на ней, и кокошник, и туфельки - все серебром, жемчугами искрит-
ся, а на плечи белый кружевной платок наброшен.
- Здравствуй, царь-государь, - молвила она, - дозволь погостить у те-
бя...
А царь молчит, сидит словно каменный, глаза на нее уставил. И дворяне
молчат, красотой невиданной любуются.
Молчат минуту, молчат другую, молчат третью, а девица смеется.
- Что же, - спрашивает, - так мне и стоять? И местечка для меня не
найдется?
Тут-то дворяне словно очнулись, повскакивали, разом к гостье подбежа-
ли, каждый место ей свое уступает, каждый в свою сторону тянет. И Бог
знает, чем бы все это кончилось, если бы царь не повелел кресло для
гостьи принести и рядом с собой поставить.
Сидит он во главе застолья, слева от него царица, справа - девица.
Сидит счастливый, довольный, глаз с девицы не сводит.
Терпела царица, терпела, да не вытерпела.
- Скажи-ка мне, - спрашивает, - супруг ты мой верный, уж не свело ли
шею тебе? Уж не позвать ли лекаря?
А государь молчит, девицу глазами так и ест. Взгрустнула царица,
встала да прочь ушла, а следом за ней и придворные дамы, и жены дворянс-
кие. А девица ни с того ни с сего вдруг пожелала, чтобы кто-нибудь из
гостей сплясал, душеньку ее потешил.
Тут-то и началось: заиграла музыка, все дворяне как один из-за стола
вышли, в пляс перед гостьей пустились. Руками машут, ухают, сапогами то-
пают - каждый показать себя хочет.
Гостья довольна, смеется, и царь вместе с ней, а самого-то озноб до
самых костей пробирает. Холодом, снегом от девицы веет, точь-в-точь как
от спицы ее серебряной.
Терпел царь сколько мог, а потом велел-таки шубу соболью принести.
Надел шубу, а гостья спрашивает:
- Хорошо ли тебе со мной, царь-государь? Не наскучила я тебе?
- Ой как хорошо! - отвечает царь, а сам велит слугам еще одну шубу
принести, теперь уже бобровую.
- Хорошо ли тебе со мной, царь-государь? - спрашивает девица в другой
раз. - Не наскучила я тебе?
- Хор-р-р-рошо, - отвечает царь, а у самого зубы так и стучат.
Тут он велел еще одну шубу принести, медвежью. Сидит уже в трех шу-
бах, а девица все за свое:
- Хорошо ли тебе со мной, царь-государь? Не наскучила я тебе?
А он молчит-помалкивает, ни словечка в ответ! Обиделась гостья, из-за
стола вышла, тут же облачком обернулась да прочь из дворца.
Тут и музыканты увидели, и дворяне после долгой пляски на пол повали-
лись, а царь сидит себе в трех шубах, но почему-то вместо носа у него...
самая настоящая сосулька торчит.
Испугались слуги, царя-батюшку на руки подхватили да скорее в баню
отнесли. День его парили, два дня парили, а лее без толку - озноб его
как и прежде трясет. Год его парили, два года парили - опять не помога-
ет.
И лишь на третий год царя отогрели, насилу от погибели уберегли, вер-
нулся он на престол, и царством-государстом своим долго правил. Но о де-
вице-красавице более не вспоминал - видно, запамятовал.
