почему они кричат, почему они так смотрят на Него, страшно, безысходно?!
Почему в их широко раскрытых глазах застыл Ужас?! И вообще - почему все
это, зачем?!
И когда белое вздрагивающее пламя полностью скрыло от Его глаз тех
двоих, без которых Он не мог жить, которые были для Него всем. Он
закричал. Закричал так громко, пронзительно, надсадно как не кричал
никогда. Но Он сам не услышал собственного крика.
- Слабо! Очень слабо! - недовольно проворчал Второй. - Так дела не
делаются. В следующий раз я не пойду у вас на поводу. Надо их разлагать
аннигилятором, как положено!
Первый уже укладывал голыша в капсулу - старался не повредить его
покровов и внутренностей, какой интерес стрелять по мертвой мишени, по
железяке!
Нерожденные, как их называли в Системе, или по документации -
киборги, отгоняли корабль чужаков на приемные пирсы станции - там с ним
немного повозятся, поизучают, потом пустят на распыл. Металлические
поручни внешней смотровой площадки корабля были слегка оплавлены, но
чисты, будто на них и не распинали никого.
- Хватит уже возиться! Отправляй его! - почти выкрикнул Третий.
Всем им порядком надоела эта никчемная, пустая суета. Даже те тусклые
крохи интереса, что охватил их было, куда-то вдруг пропали. Навалилась
скукотища, тоска.
- Придавил бы его - да и дело с концом! - посоветовал Второй.
Первый не ответил. Он возился у аннигилятора. Потом повернулся к
Третьему.
- Зарядов нет. Пошли-ка там кого за батареями, а?!
- Да иди ты! - неласково отозвался Третий.
Нерожденные поднесли батареи, вставили в пазы. Но и на Первого
навалилась вдруг апатия. Он отодвинул от лица окуляры, отвел прицел
дальнего боя - и вправду, какой интерес стрелять, когда знаешь, что точно
попадешь, причем попадешь с первого же раза?!
Второй мысленно включил дальний обзор. Увидал, что капсула на
предельной скорости удаляется из периферийных приграничных областей
Системы. И все же он телепатическим приказом отключил ее работающие
двигатели. Отвернулся.
- Гаденыш сам сдохнет, - произнес он тусклым голосом и принялся
разглядывать черный матово поблескивающий коготь на седьмом пальце левой
руки, раздумывая, не пора ли его подточить немного или пока и так сойдет?
Решил, что сойдет и так.
До смены было еще далеко. Но обо всей этой каторжной маяте не
хотелось думать, чего зря голову забивать! Вахты, смены, патрули... Коли
уж выпало отбывать свой срок, надо набраться терпения, все равно раньше
времени не вернешься.
Второй вздохнул тяжело, откинулся на спинку кресла. И все-таки достал
из нагрудного кармана пилку.
Земля. Россия.
Областной мнемоцентр.
2477-ой год, октябрь.
Когда экраны погасли и в помещение вернулся привычный полумрак,
ведущий мнемоаналитик центра подъехал на кресле к столу, заглянул в глаза
своему давнему приятелю, внештатному консультанту. И спросил, неуверенно,
почесывая подбородок:
- Слушай, а у него в роду не было шизофреников или паранойиков?
Вопрос был не просто непрофессиональным, он был предельно наивным,
более того, он был глупым. И все же после увиденного на экране
друг-консультант не удивился вопросу. Он пожал плечами, ответил совершенно
серьезно:
- Этот парень прошел через такие проверки, что нам и не снилось.
Нулевая группа годности, четырнадцать лет работы на переднем крае,
сверхскоростник, испытатель, шестнадцать ранений и ни единого срыва, ни
одного сбоя... нет, таких на Земле больше трех десятков не сыщешь! Может,
с аппаратурой что-то случилось? - Консультант помолчал, потом добавил: -
Если нет, то мы сами шизоиды!
Лицо мнемоаналитика стало не просто задумчивым, оно сделалось
углубленно сосредоточенным, будто у роденовского "мыслителя". Казалось,
еще миг, и на нем заиграют блики озарения, раздастся выдох, а то и крик:
"эврика!" Но ничего подобного не случилось. Аналитик пробыл в позе
"мыслителя" минуты три. И сказал:
- С вашим последним замечанием, коллега, вынужден согласиться. Пора
бы нам и на покой! Но шутки в сторону, - он обернулся к ассистенту: - Что
там в истории болезни?
Ассистент развел руками.
- Нет никакой истории.
- Совсем?
- Совсем, шеф. Он здесь третий день, отпуск коротает, сами, наверное,
слышали-после геизации Гадры.
Аналитик поморщился.
- Слыхал чего-то, не припомню.... Нам другое важно, пускай они там
какие угодно подвиги совершают, пускай оземлянивают иные миры и носятся на
своих сверхскоростниках, пускай, это их дело, это все внешнее, а нас их
внутренности интересуют, понял? Вот из этого и исходи.
Помощник не обиделся, он давно привык не замечать брюзжания шефа.
- Поступил вчера с жалобой на провал в памяти, пришел сам. Попросил
сделать глубинную мнемоскопию. После первого сеанса из транса не вышел.
Сейчас лежит в реанимации без сознания. Все!
- Бредятина какая-то! - аналитик стукнул кулаком по столу. - Я
понимаю, если б это у него были заложено на последних уровнях, ну ладно,
чего у них там не бывает! Но ты обратил внимание, где у него все это
лежит?!
Консультант успокаивающе-погладил приятеля по руке, он не был склонен
предаваться отчаянию, выходить из себя. Он навидался за свой век много
разного, тысячи больных прошли через его руки. И все же случай особый, да
и интуиция подсказывала - здесь нет и следов болезни, этот парень
здоровяк, каких поискать! И потому он решил пойти по самому простому пути.
- Надо запросить Центр, - предложил он.
Аналитик вытаращил на него глаза.
- Ага, разбежался, сейчас они тебе выложат подноготную! - почти
выкрикнул он в лицо другу.
Помощник не вмешивался в этот разговор. Ему своих забот хватало. По
показаниям датчиков реанимационной он знал, что пациент так и не пришел в
себя: И все же он почти машинально набрал на клавиатуре кодированный
запрос в Центр и теперь, - держа указательный палец между двух кнопок -
сброса и отсыла - ждал, какая поступит от шефа команда.
- Ты переучился, мой милый, - наступал аналитик, - ты позабыл
арифметику! Этому парню сейчас тридцать шесть, так? Уровень восприятия -
преднулевой, сам знаешь! То есть он видел все это, если он вообще что-то
видел, в самом раннем младенчестве, так?! А глубина - свыше двухсот лет.
Ну что, считать разучился?!
Консультант не сдавался.
- А если он вместе с мамой и папой участвовал в голопредставлении, а?
Как думаешь? Там ведь сценарии самые безумные бывают!
- Ага! Участвовал в голопредставлениях двести лет назад, когда ни его
самого на свете не было, ни представлений этих дьявольских!
- Не горячись! Иногда решения бывают настолько простыми, что потом
сам себя будешь ругать за горячность, чего ты распсиховался? Мало ли что,
попался непредвиденный, вариант... а до этого у тебя всегда, что ли, были
готовые рецепты?! И потом, не хочешь делать запроса, перекинь ты его к
центровикам, пускай у них мозги скрипят!
Аналитик разом успокоился, даже обмяк как-то, расплылся в своем
передвижном кресле. Но отступать ему было стыдно. И он махнул ассистенту.
- Ладно, бухнемся еще разок в ноженьки, давай, запрашивай!
Палец помощника уперся в кнопку отсыла. Что-то буркнуло, щелкнуло.
Ответ появился на экране почти сразу:
ВНИМАНИЕ!. ВРАЧЕБНАЯ И ГОСУДАРСТВЕННАЯ ТАЙНА!
ИНФОРМАЦИЯ МОЖЕТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНА ЛИЩЬ В МЕДИЦИНСКИХ ЦЕЛЯХ С
ПОСЛЕДУЮЩИМ ИЗЪЯТИЕМ ИЗ ПАМЯТИ! ПОДТВЕРДИТЕ СОГЛАСИЕ.
- Нет, я уж лучше выйду! - заявил ассистент.
Никто не имел права удерживать его. И он вышел.
- Я тоже пойду, - тихо проговорил консультант.
Губы аналитика скривились в горькой усмешке.
Он подался вперед.
- Заварил кашу и бежишь теперь?!
- Ты и один справишься, - сказал консультант и закрыл за собой дверь.
Аналитик подъехал к клавиатуре машины. Положил на нее длинные
ухоженные пальцы. Он размышлял совсем недолго - на его месте было бы
смешно отказаться после запроса, он потерял бы к себе уважение, если бы
отказался. Оставалось одно - дать согласие, которого от него никто не
требовал, но которое могло хоть в какой-то степени прояснить картину. И он
его дал.
Экран высветился на несколько долей секунды. Но аналитик успел
прочитать то, что появилось на нем:
ГЛУБИНА ПАМЯТИ ПАЦИЕНТА-ДВЕСТИ СОРОК ТРИ ГОДА ОДИННАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ ДВА
ДНЯ. ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗГЛАШЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ.
Длинные пальцы нервно забегали по клавиатуре. В Центр полетел запрос:
"О какой памяти идет речь - родовой, передаточной, надслойной..." Ответ
вспыхнул, казалось, еще прежде, чем закончился вопрос:
ДВЕСТИ СОРОК ТРИ ГОДА ОДИННАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ ДВА ДНЯ-ГЛУБИНА ЛИЧНОЙ
ПАМЯТИ ПАЦИЕНТА. ПО ИСТЕЧЕНИИ ДВУХ ЧАСОВ С МОМЕНТА ПОЛУЧЕНИЯ ИНФОРМАЦИЯ
БУДЕТ ИЗЪЯТА ИЗ ВАШЕГО МОЗГА. ПРИСТУПАЙТЕ К ОПЕРАЦИИ.
ВНИМАНИЕ! ПАЦИЕНТ НЕ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ РЕЗУЛЬТАТОВ МНЕМОСКОПИИ!
По лицу аналитика, сверху вниз, ото лба к подбородку, пробежала капля
пота, затем еще одна и еще... Он утерся рукавом халата, переключил экраны
на реанимационную. Надо было начинать операцию.
Но он никакие мог собраться, руки дрожали, перед глазами все
мелькало. И принес же черт этого парня именно к нему! Ну почему так
получилось?! За что?! Он будет знать об этих всех делах лишь два часа,
потом он навсегда забудет о них! Но надо выдержать эти два часа, надо
заставить себя лишить этого парня его же личной памяти, пускай и совсем
далекой, пускай и младенческой, неосознанной... но почему должен сделать
это именно он?! И какого черта он полез в Центр со своими запросами!
Какого черта он сегодня решил пригласить эту старую свинью, своего
давнишнего приятеля, так ловко улизнувшего! Нет, все это ерунда, эмоции!
Надо делать дело! С такой памятью жить нельзя! Если она вырвется из-под
гнета, выльется в сознание из тайников подсознательных хранилищ, этот
парень или свихнется или наложит на себя руки! Возвращение такой памяти
искалечит его, изуродует нравственно, психически! Как он будет жить? И
сможет ли он вообще жить, не наложит ли на себя руки?! Нет, там в Центре
все знают, там давно все решили, и они правы - нельзя допустить, чтобы он
все вспомнил, это станет трагедией для него! Это будет его казнью!
Длительной, растянутой на всю жизнь! А может, и совсем короткой, кто
знает, как он будет реагировать на все, эта жуть его захлестнет, удушит
мгновенно, а может, она будет тисками сжимать его мозг - день за днем,
неделя за неделей, год за годом?! Нет, он не имеет права обрекать этого
парня на лютую и жестокую казнь! Он - обязан вытравить из его мозгов всю
мерзость, что застряла в них! И он это сделает!
Аналитик оторвал глаза; от покрытого крупной плиткой пола. К
уставился в экран.
Там, в реанимационной, на самом краю бескрайней автобиокровати сидел
мускулистый и жилистый мужчина. Сидел и смотрел прямо в глаза. И трудно
было поверить, что всего несколько секунд назад этот человек лежал без
сознания, был полумертвым.
Аналитик невольно, подался назад, откинулся на спинку кресла.
Непредвиденное обстоятельство могло лишь осложнить дело. Хотя по большому
счету для мнемохирурга не имело значения - в сознании ли пациент или без
сознания. Какая разница - ткань мозга совершенно бесчувственна, в ней нет
нервных окончаний, способных засвидетельствовать боль... Вот сейчас он
подключится к психоусилителю, нащупает нужный участочек - совсем
крохотный, для которого миллиметры и микроны это исполинские величины, и
блокирует его, а потом и погасит, умертвит вместе с хранящейся в нем
