одного студента. Никто не хочет заниматься классической
филологией, слишком опасно. И дотаций тоже
нет" [1].
Понятно, почему "слишком опасно".
"Государство не гарантирует правозащиту тем гражданам,
которые подрывают его основы" [1], то есть
используют свои способности иначе, чем государству этого
хочется.
Я настаиваю на своем медиевистском толковании. Средневековый
характер коллективной психики порождается не только
иерархической организацией общества, но и мифообразующей ролью
науки -- новой Церкви.
Как и в начале христианской эры, симбиоз установился не сразу и
не гладко. (См.: Г.Попов. Система и Зубры.) До конца симбиоз так
и не установился.
"...Улугбек и Бруно остались лежать около плазмы. Но это
было не все. Потому что левее, по ложбине у незащищенных холмов,
сверкающим клином ударила бригада кентавров, офицеры торчали из
люков, как на параде, без шлемов, и золотые наплечные значки
сияли в бледных лучах рассвета. Они шутя прорвали оборону там,
где находился Хокусай, и Хокусай погиб, собирая клочья плазмы и
бросая ее на керамитовую броню. (...) И Кант погиб, и Спиноза
погиб, и Гераклит погиб тоже" [1].
Об этих рассказ "Некто Бонапарт". О нежелающих
подчиниться.
Действие происходит в будущем, возможно, недалеком. Реакцией на
всевозрастающее антропогенное воздействие явилась Помойка --
"некий организм, возникший путем цепной самосборки в
результате накопления промышленных отходов до критической
массы" [1]. Подробного описания в рассказе
нет. Достаточно понимания того, что Помойка -- оборотная сторона
нашей цивилизации и отрицание ее.
Десятки лет войны.
"Страна агонизировала. Солдаты на фронте тысячами
захлебывались в вонючей пене и разлагались заживо, тронутые
обезьяньей чумой. Шайки дезертиров наводили ужас на
города" [1].
Вновь обращает на себя внимание нетрадиционная традиционность
А.Столярова. Эсхатологическая тема экологической катастрофы
многократно рассматривалась зарубежной и советской литературой.
Образом наступающей Помойки автор подчеркнуто не вносит ничего
нового. Другой фантастический прием, используемый в рассказе,
восходит и вовсе к Г.Уэллсу. (Конкретная модификация принадлежит
Ст.Лему.)
Не рассказ ужасов, не рассказ приключений, тем более -- не
фантастика научных идей. Скорее -- хроноклазм, порожденный
Оракулом, еще одно Зеркало.
На этот раз оно отражает людей.
Микеланджело, Босх, Жанна д'Арк, Пракситель, Гете, Бонапарт...--
"элита", вся история человечества, "кучка
высоколобых интеллигентов, отвергнутых собственным народом,--
мизер в масштабе государства" [1].
Неподчинившиеся, находящиеся в оппозиции и, как следствие,
изгнанные, выброшенные на Помойку или же просто убитые
милосердным средневековым обществом. "К ним жестоко быть
милосердными".
"Тотальная оккупация истории обернулась банальной оккупацией
Полигона. (... ) Значит, теперь у нас Австриец. Другого и нельзя
было ожидать" [1].
Нельзя. Напомню лишь, что Австриец по имени Адольф -- не только
дублер Гитлера, но и сотрудник Полигона, надо думать, ученый.
Вопрос был поставлен.
И ответ был дан.
"...и танки встали, пробуксовывая гусеницами, временно
ослепленные и беспомощные. Фронт был обнажен полностью. И все
сенсоры стянулись к нему, потому что им нечем было сражаться, и
он послал их обратно на вершины холмов, чтобы их видели в
бинокли и стереотрубы. Это была верная смерть. И они вернулись
туда -- и Декарт, и Лейбниц, и Гете, и Ломоносов, и Шекспир, и
Доницетти. Должно было пройти время, пока Хаммерштейн поймет,
что за ними нет никаких реальных сил. И Хаммерштейн понял.
...-- Ты готов был погубить весь мир ради любви, а теперь ты
намерен погубить любовь ради чужого мира.
-- Мир погубил не я,-- ответил Милн...
И когда пехотные колонны, извергая по сторонам жидкий огонь,
втянулись в ложбины и начали обтекать холм, на котором он стоял,
то глубоко в тылу, на границе болот, уже выросли горячие
плазменные стены высотой с десятиэтажный дом и неудержимо
покатились вперед. Они были грязно-зеленые, черные у подошвы, и
кипящие радужные струи пробегали по
ним" [1].
Мы опять вернулись в исходную точку лабиринта. Средневековый по
антуражу мир "Изгнания беса" сменился зазеркальем
Оракула, средневековым по господствующему мышлению. Помойка
пожрет эти миры, очистит их и, может быть, умрет без пищи. Милн
с Жанной вправе мечтать об этом. Но "миллиарды свежих
трав" взойдут уже не для них. "Слабое мелкое солнце
Аустерлица" опоздало.
Они, оставшиеся на вершинах холмов, сгоревшие, захлебнувшиеся --
сделали свой выбор. Встав в оппозицию к организованной силе, они
противопоставили себя средневековой логике мышления. Но
противостояние осталось вооруженным и уже не могло быть иным.
"Страна агонизировала".
"Некто Бонапарт" нельзя воспринимать как рассказ о
победе, о выходе, о спасении. Он обречен остаться ВСЕГО
ЛИШЬ гимном свободомыслию, памятником тем, кто захотел сам
выбирать себе судьбу.
10. ПОКАЯНИЕ
Средневековые миры, через которые мы прошли, следуя за
А.Столяровым,-- не красивые декорации, даже не "варианты,
которые могли бы реализовать себя". Это проекции. Это наша
реальность, увиденная под необычными углами из чужих измерений.
ОДИН шаг К АБСОЛЮТНОМУ знанию.
Маленькая дополнительная возможность увидеть структуру мира.
Что она нам даст?
"Даже самые светлые в мире умы
Не смогли разогнать окружающей тьмы..."
(О.Хайям)
С Анатолем из "Телефона для глухих" следует поспорить.
Особенно сейчас, исходя из принципа "оппозиции к
сильному". Стало слишком модным ругать науку, вкупе с
техникой и технологией, требовать борьбы с прогрессом --
почему-то экологические движения все больше выступают под
патриархальными знаменами. Защитники среды приобрели реальное
политическое влияние -- они уже партнеры, они хотят (и,
возможно, по праву) быть ведущими партнерами. Вспомним, что
"истина -- извечный беглец из лагеря победителей".
А теперь постараемся понять, в рамках какого мышления происходит
дискуссия.
Нам предлагают противопоставление: бесчеловечная наука --
божественная (с некоторых пор) Церковь. Но в рамках нашего
видения этот тысячелетний конфликт смахивает на бой с тенью.
Нам предлагают жить и действовать в рамках "вечного",
"железного" антагонизма "цивилизация --
природа". Но ведь и этот спор если не беспредметен, так
бесперспективен. Опять Средневековье с его вечной
вневременностью и постоянством борьбы тьмы и света, Сатаны и
Бога.
Так мы и останемся -- ВЕРУЮЩИМИ -- и в науке, и в
отрицании ее, остаемся фанатиками, преобразуя природу и
препятствуя этому преобразованию. Лабиринт, по которому мы
блуждали, анализируя фантастику А.Столярова, непрерывно
порождается реальностью перестройки в нашей стране и второй НТР
в странах Запада. Темп перемен нарастает и мы идем в
зазеркальный туман, идем все в той же опереточной экипировке и
безо всякой уверенности, что в случае чего удастся "вернуть
ход назад".
Дилеммы, рассмотренные А.Столяровым, не нашли решения. Значит,
их следовало решать в рамках другой парадигмы. Под сомнение
должны быть поставлены глубинные, априорные принципы организации
духовной жизни общества. Сначала духовной!
Макс Борн писал: "Существуют какие-то общие тенденции мысли,
изменяющиеся очень медленно и образующие определенные периоды с
характерными для них идеями во всех сферах человеческой
деятельности... Стили мышления -- стили не только в искусстве,
но и в науке" [12].
Мы вправе расширить это определение. С точки зрения
АБСОЛЮТНОГО ЗНАНИЯ сама наука, такая, к какой привыкли со
времен Аристотеля,-- тоже парадигма, конкретная, а потому
преходящая. Она сама по себе обусловлена иными, более глубинными
семиотическими пластами.
ВРЕМЯ МЕНЯТЬ ФОНЕТИКУ.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. РАССУЖДЕНИЕ О ЯЗЫКЕ
Бесконечна сила традиции. Бесконечно наше рабство, духовное и
материальное. Мы рабы мертвых. Мы говорим с природой на мертвом
языке, сами звуки которого созданы для того, чтобы воспевать
горделивые замки и Господа нашего Иисуса Христа. Азбука этого
языка не в ладах с семантикой, грамматика запутна, а большая
часть словарного запаса забыта или еще не создана.
Мы сами не понимаем этот язык, мы, те, кто его создает. И не
трогая фонетику, не меняя азбуку, мы разбили его высшие
семантические уровни на сотню тысяч диалектов и окончательно
утратили контроль над новым Вавилоном.
Но сила, вышедшая из-под нашего управления, осталась силой. И
всякий, осмеливающийся поступать иначе, чем принято, обратит ее
всю против себя.
Изменения все-таки происходят.
Понять почему, выше моих сил.
Я не знаю, какой должна быть фонетика цивилизации, иная
парадигма человеческого мышления. Для новых сущостей не
придумано имен. Можно пользоваться синонимами, можно давать
описательные определения, но НЕТ ЗАМЕНЫ У ИМЕНИ.
Свободомыслие.
Независимость.
Терпимость.
Оппозиция к сильному.
Свобода, наконец.
Лишь лингвы, буквы старого алфавита, использованные и затертые.
Мы знаем уже, что ИМЕНА будут состоять из этих букв.
Бльше мы ничего не знаем.
ЛИТЕРАТУРА
1. Столяров А. Изгнание беса.-- М.: Прометей, 1989.
2. Степанов Ю. В трехмерном пространстве языка: Семиотические
проблемы лингвистики, философии, искусства.-- М.: 1985.
3. Веркор. Люди или животные? -- М.: 1957.
4. Келасьев В.Н. Системные принципы порождения психической
активности.-- Вестник ЛГУ, 1986, сер.6., вып.2, с.55-66.
5. Переслегин С. Скованные одной цепью.-- В кн.: Стругацкие А.
и Б. Отягощенные Злом, или Сорок лет спустя. М.: Прометей, 1989.
6. Толкиен Д.Р.Р. Хранители.-- М.: 1983.
7. Шерред Т. Попытка.-- В сб.: Фантастические изобретения. М.:
Мир, 1971.
8. Шварц Е. Дракон.
9. Стругацкие А. и Б. Волны гасят ветер. Перефраз эпиграфа.
10. Нейштадт Я. Зигьерт Тарраш.-- М., 1983.
11. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок их хаоса.-- М., 1986.
(Перефраз)
12. Борн М. Физика в жизни моего поколения.-- М., 1963.
Неоткрытые звезды
- 1 -
Разговор здесь пойдет о литературной школе, почти неизвестной
советскому, а тем более зарубежному читателю. Школу эту называют
"Новой волной", "Четвертым поколением", а чаще - семинаром
Б.Н.Стругацкого.
Фантастика шестидесятых годов построила так называемую "стан-
дартную модель коммунизма", ввела в обиход новую, весьма плодо-
творную тему прогрессорства, подробно исследовала процессы фаши-
зации в застойных общественно-политических структурах. Шестиде-
сятникам удалось сформулировать задачу жанра, создание абстракт-
ных моделей мира, связанных с реальностью через изучаемую пробле-
му.
"... Реальность нужно понимать широко, - отмечает Б.Н.Стругац-
кий, - это не просто окружающий нас быт с его коллизиями, кон-
фликтами, проблемами, это также и мир социальных, научных, утопи-
ческих, моральных представлений человечества. И отражать эту
широко понимаемую реальность надлежит действенно, то есть ставить
жизненные проблемы так, чтобы они сделались достоянием читателей,
вызвали его активное сопереживание, дошли бы до его ума и до
сердца, стали частью его личной жизни." <1>
Фантастика эпохи шестидесятых воспитала два поколения совет-
ских людей.
Она была уничтожена в один год, если не в один день с "Новым
миром" А.Твардовского. Совпадение, бросающееся в глаза; уничтоже-
ние реальностей ХХ съезда КПСС и фантастики, верной идеалам
"Туманности Андромеды", открывала путь к десятилетию застоя.
Самое страшное, что не печатали только талантливое - бессмыс-
ленного же чтива, серого и скучного, выходило предостаточно.
"Напиши плохую книгу, и тебя будут публиковать" - вот лозунг,
определяющий издательскую политику семидесятых годов.
Противовесом механизму "защиты от таланта" стали семинары
