Ламбер ничего не сказал комиссару о съемке. Не знал комиссар и о двух
телефонных разговорах доктора Жюно с Де Брюном и Гранделем. Подслушивание
частных телефонных разговоров всегда было сопряжено для полиции с риском,
и до поры Пери не решался на это. Его мысли занимал Ламбер.
Репортер, несмотря на четыре выпитых рюмки коньяка, продолжал
молчать. Наконец, он заговорил:
- Знаете, Пери, я повидал много такого, от чего кровь стыла в жилах,
но только что пережитое не идет с этим ни в какое сравнение.
- Неужели Де Брюн - главарь синдиката? - не обращая внимания на слова
Ламбера, спросил Пери. - Или за ним еще кто-нибудь стоит? Какие отношения
связывали Де Брюна и Эреру?
- Присмотритесь хотя бы к мальчикам и девочкам, что сидят еще за
школьными партами, - говорил о своем Ламбер. - В четырнадцать лет они уже
отравлены наркотиками, а к двадцати годам превращаются в безнадежные
развалины, вроде Эреры. Изнасилования, разбой, убийства - они ничего не
боятся, идут на все, лишь бы получить порцию наркотика. - Ламбер заказал
еще рюмку. - В Штатах я постоянно сталкивался с этим, но полиция ничего не
могла поделать. Сейчас торговля героином приносит такие барыши, каких не
дают поставки оружия. Атомная бомба! Если дело и дальше так пойдет, не
нужно будет никакой атомной бомбы. Каждый одиннадцатый или сидит в тюрьме,
или созрел для сумасшедшего дома.
- Мне бы только схватить эту банду, - с ожесточением сказал Пери, - а
уж там я сполна рассчитаюсь с этими подонками. - Он умолк, затем спросил:
- Откуда вам стало известно, что в Клинкуре был убит Табор?
- У меня есть осведомитель в префектуре.
Они заказали еще по рюмке коньяка. За соседним столиком сидело
несколько крестьян. Они пили красное вино, смеялись, рассказывали анекдоты
и громко обсуждали закупочные цены на зерно. В печи потрескивали дрова,
только что подложенные хозяином. На улице шел дождь.
- Вам будет тяжело добраться до этого Де Брюна, - прервал молчание
Ламбер. - Пока Авакасов покровительствует ему, с ним ничего не поделаешь.
- Авакасов? Вы считаете, что он стоит за Де Брюном?
- Так считаю не только я один.
- Но ведь старик один из самых богатых у нас людей!
- Даже самый богатый человек хочет стать еще богаче, к тому же... Вы
знаете, что за человек этот пушечный король?
- Нет, а вы?
- Немного. Я знаю также, что у него есть внучка, но, несмотря на
благочестивое воспитание, она не отказывается с утра пропустить
стаканчик-другой двойного шотландского.
- Следовательно, вы уже давно занимаетесь этим делом?
Ламбер кивнул.
- Меня заинтересовала Эрера, и тут я совершенно случайно натолкнулся
на это осиное гнездо.
- Видимо, кое в чем вы информированы лучше полиции.
Ламбер ухмыльнулся.
- Архивы некоторых журналов могли бы стать настоящей сокровищницей
для полиции. Берегитесь, Пери! Вы имеете дело с людьми, для которых право
и закон - то же, что деревянный шлагбаум для идущих в атаку танков.
- Однажды в предрассветных сумерках я буду стоять в тюремном дворе, -
почти торжественно произнес Пери, - и в этот двор надзиратели вытолкнут
несколько ублюдков, вроде Де Брюна, чтобы отрубить им головы.
- Я против смертной казни для них, - возразил Ламбер. - Делать бы
этим молодчикам каждый день по три укола героина в задницу, а затем, как
Эреру, бросить на произвол судьбы и доктора Жюно. Это было бы куда
справедливее.
- Эрера сама виновата, - сказал Пери. - В ее кругах такое случается
нередко. Тщеславие, жажда наслаждений, честолюбие заставляют этих людишек
забыть, что они - люди, а не звезды. Они воображают себя равными богам и,
как нарочно, стараются доказать это, бессмысленно прожигая свою жизнь в
гнуснейшем разврате.
- Ваше здоровье! - Ламбер допил свою рюмку и хотел заказать еще по
одной.
Пери отрицательно покачал головой.
- Мне не надо. Достаточно.
- Вероятно, наглядный урок у доктора Жюно все еще сидит у вас в
печенках? - съязвил Ламбер.
- Да.
- Хорошо, тогда не будем. Позвольте еще один вопрос: как будем жить
дальше - продолжим войну или заключим мир?
- Это зависит от нескольких вопросов, на которые вам предстоит еще
ответить. - Пери бросил взгляд на часы. - А теперь поедем, продолжим нашу
беседу по дороге.
Когда они расплатились и направились к своим машинам, припаркованным
у трактира, репортер в том же шутливом тоне спросил:
- Следует ли мне понимать ваши последние слова как намек, что вы
подозреваете меня, бедного грешника, в серьезном преступлении?
- Вы не ошиблись.
- И какое же преступление я совершил? - Ламбер остановился у своей
машины, его тон стал серьезным.
- Вы утверждаете, что вечер одиннадцатого октября провели у
приятельницы Мажене Габриэлы Ребьер.
- Так это и было. А если вас интересуют подробности, то - в ее
постели.
- Это меня вовсе не интересует.
- Что же тогда?
- То, что вы говорите неправду. Я дважды допрашивал Ребьер, и оба
раза она упорно настаивала на том, что тот вечер и всю ночь - случай,
видимо, исключительный - провела в одиночестве.
- И что же из этого следует?
- А то, что вам следует хорошенько подумать, прежде чем ответить на
мой вопрос: где вы действительно были в то время, когда Мажене очутился в
гравийном карьере?
- Гулял по парку Монсо, так как у меня разболелся зуб. - Ламбер
широко открыл рот. - Вот здесь, в этой дыре, сидел этот бездельник, зуб
мудрости. На следующее утро я вытащил его. Мой зубной врач подтвердит это.
Кроме того, найдется не меньше дюжины людей, которые припомнят мою
перекошенную от боли физиономию в парке Монсо. Этого вам достаточно?
- У нас есть свидетель, - спокойно сказал Пери, - который видел вас в
вечер убийства в окрестностях Диеза, то есть неподалеку от места
преступления. Это некий Кушре, дежурный по железнодорожному переезду.
- Воистину всякое добро - наказуемо! - Ламбер попытался сделать
беспечный вид. - Если бы я не остановился, когда этот старый хрыч помахал
мне - ему, видите ли, нужно было срочно съездить за доктором для больной
внучки, - то теперь мне не пришлось бы чесать в затылке. Ну, а мотив
преступления?
- Стоимость картин, которые Мажене завещал Ребьер, составляет два
миллиона. К тому же вы поскандалили с ним из-за материала о Гранделе, Де
Брюне и Авакасове, который он отказался публиковать. Более того, вы
заподозрили, что он хочет предупредить Авакасова. Не находите, что этого
вполне достаточно для мотива преступления?
- Не нахожу. Но вынужден согласиться, ваши доводы убедили бы любого
судью в том, что у меня были все основания убить этого подлеца Мажене.
Итак, наручники или вам достаточно моего честного слова, что я не сбегу?
- Ни то, ни другое.
- Очень любопытно.
- Так вот. Я не арестую вас. Но я не столь наивен, чтобы полагаться
на ваше честное слово. Вы будете ежедневно, скажем, в десять часов,
звонить мне в бюро и сообщать о себе. Дальше делайте, что хотите. Только
не вздумайте бежать. Я сумею вас найти и арестовать за преднамеренное
убийство. После этого жить вам останется недолго. А как мне известно, вы
любите жизнь, не так ли?
- В общем, не так. Утвердительно я мог бы ответить на ваш вопрос о
вине или виски, о женщине или бабе, о песнях или джазе.
Пери оставался серьезным.
- Вам нравится разыгрывать из себя циника - пожалуйста. Но мне
приятно знать, что афера с героином возмущает вас так же, как и меня. И
ваше решение загнать Де Брюна в ловушку и при случае опубликовать
разоблачительную статью я могу только приветствовать.
- И несмотря на это, вы считаете меня убийцей?
- Можете доказать обратное?
- И вы позволите мне разгуливать на свободе?
- Условия вам известны.
- Ну, а если я протяну вам на прощанье руку, которая, образно говоря,
обагрена кровью добропорядочного Мажене?
- На вашем месте я не стал бы протягивать мне руку. Я подвезу вас на
своей машине до Парижа, чтобы вас не задержал какой-нибудь патруль
дорожной полиции. Плохо, если вы лишитесь водительских прав.
- Ладно. Вы правы. И большое спасибо. - Ламбер сел рядом с Пери, и
комиссар тронул машину с места.
За все время Ламбер не проронил ни слова. Лишь когда они выехали на
Национальное шоссе, он коротко бросил:
- Не забудьте, что я вам сказал о внучке Авакасова. Я думаю: в
эндшпиле, когда король будет палачом, роль ферзя сыграет королева.
Пери кивнул. Он понял, что Ламбер хотел сказать этой странной
аллегорией.
17
Грандель еще спал, когда Пьязенна возвратился из Клинкура в Париж.
Прежде чем разбудить хозяина, он заварил кофе и не торопясь выкурил
сигарету. Он тщательно обдумывал предстоящий разговор с Гранделем.
Несмотря на огромную опасность, грозившую ему самому, Пьязенна почти
ликовал от мысли, что наконец-то рассчитается с этим жирным
рабовладельцем. Он уже сделал все необходимые приготовления. Он выкурил
еще одну сигарету и зашел в магазин, как будто хотел в этот ранний час,
тишину которого нарушали лишь звуки шагов редких прохожих, проститься со
своей прежней жизнью.
Ровно в шесть он открыл дверь в конце магазина, которая вела в
квартиру антиквара.
Заспанный Грандель вскочил с постели. "Спросонья он выглядит как
мучной червяк", - подумал Пьязенна.
- Произошло нечто чрезвычайное, поэтому я был вынужден разбудить вас
так рано, - объяснил он.
- Что произошло? - Часто мигая заспанными глазами, Грандель натянул
пижаму в яркую полоску и сунул ноги в домашние туфли из черной
лакированной кожи.
Пьязенна открыл дверь ванной и, пустив горячую воду, бросил из
флакона немного ароматической соли.
- Пожалуй, это последняя ванна, которую вы примете здесь, да и то
если поспешите, - сказал он с напускным спокойствием.
- Что ты там болтаешь? В чем дело? - Сон слетел с Гранделя.
Пьязенна взял опасную бритву, отбил ее на ремне, приготовил крем для
бритья и придвинул табуретку к зеркалу.
- Сегодня ребята Де Брюна прикончили Табора.
- Откуда ты узнал об этом?
Пьязенна скривил рот.
- Вам это, вероятно, безразлично.
- Мне это не безразлично, - сердито возразил Грандель. - Как не
безразлично и то, от кого Табор узнал историю с Эрерой.
Пьязенна нахально ухмыльнулся, глядя снизу вверх на тучного Гранделя.
- От кого? - повторил он вопрос антиквара. - От меня, от кого же еще.
И что должно быть вам особенно интересно, полиция подозревает вас в
убийстве Табора. На этот раз вы не отвертитесь.
- Никак ты чувствуешь себя победителем? - медленно спросил Грандель.
- Могу я узнать причину?
- Сейчас! Все по порядку. И без резких движений, иначе будет бо-бо!
Открытой бритвой Пьязенна провел по воздуху, показывая, как он это
сделает.
Затем Пьязенна достал пистолет, который, как он знал, Грандель всегда
держал под подушкой, сунул его в карман и бритвой указал на табуретку.
- Садитесь. Не собираетесь же вы гулять среди ангелов небритым. А
может, и среди заключенных, если явитесь с повинной. Такому аристократу,
как вы, всегда следует заботиться о своей внешности. Ну, так как?
- Послушай, Пьязенна! - Грандель попытался сохранять спокойствие. -
Если Де Брюн заставил умолкнуть Табора, значит, и тебя он также может
заставить замолчать навсегда. Ты же знаешь, что для него любой человек
стоит не дороже трех тысяч франков.
- Может быть, это и так, - согласился Пьязенна. - И все же. Скоблить
