она держала руку неестественно прямо, несколько отставив ее от туловища.
Она улыбалась, глядя в сторону и вниз.
- Сделай книксен, Люсиль, вот так. А теперь подай месье руку - не
левую, правую! Должна же ты, наконец, научиться этому. - И, обращаясь к
Пери, сказала: - Простите, месье, но мы сегодня немного смущаемся. Так
бывает всегда, когда дают морковку. Мы совершенно не переносим ее и тогда
начинаем упрямиться, поэтому нас следует немножко подержать в духовке. - И
она снова взглянула вниз и в сторону: - Хорошо, хорошо, не надо плакать.
Подойди поближе, я вытру тебе нос, вот так, а теперь скажи месье "до
свидания", мы задерживаем его.
Пери непроизвольно сделал движение, словно хотел пожать ручку
невидимого ребенка, затем приподнял шляпу и быстрыми шагами пошел прочь.
Когда он вошел в бывший загородный замок - здесь также царили чистота
и порядок, - внезапный душераздирающий крик заставил его остановиться.
Кто-то кричал так, будто с него живьем снимали кожу. Затем вновь настала
тишина, звенящая тишина, когда слышен каждый шорох.
В холле появилась медицинская сестра. На ней был белоснежный халат,
такой же белоснежный колпак, и ее лицо, ее руки, казалось, были высечены
из мрамора.
Пери объяснил ей цель своего визита.
Доктор Жюно принял его сразу. У него было умное, резко очерченное
лицо, и, судя по поведению, он знал цену себе и своему положению.
- Пери, Пери? Ах да, я встречал как-то ваше имя в газетах. Чем могу
быть полезен?
Поскольку Пери еще не решил, как ему следует вести себя с доктором
Жюно, то он, как бы невзначай, спросил:
- Что это за женщина прогуливает воображаемого ребенка за руку?
- Случай не особенно сложный. И абсолютно неопасный, - пояснил
доктор. - Эта женщина, супруга состоятельного торговца, долго не имела
детей. В сорок ей удалось родить. Уход за малюткой доверили кормилице. Но
у той был любовник. Чтобы неугомонный ребенок не нарушал их любовную
идиллию, кормилица включала газовую плиту и на секундочку совала плачущую
малышку в духовку, после чего та крепко засыпала. И вот однажды этот
эксперимент окончился трагически... Но для матери ребенок по-прежнему
жив... Впрочем, я полагаю, вы прибыли сюда не для того, чтобы услышать от
меня эту историю?
Пери не ответил - резкий, леденящий душу крик, который, казалось, не
могли заглушить даже толстые стены, опять остановил его.
- Смирительная рубашка, - сухо заметил доктор Жюно. - Есть случаи,
когда без этого невозможно обойтись.
- Я прибыл сюда, - сказал Пери, - чтобы повидать бывшую певицу Эреру
Буайо.
- Эреру Буайо? - Глаза доктора стали холодными и неприветливыми.
- Возможно, она помещена в вашу клинику под другим именем. Но это
нетрудно установить. Или я ошибаюсь?
- В нашей клинике сотни пациентов, и так сразу я не могу припомнить
ту, что вас интересует. И, к сожалению, регистратура уже закрыта.
- Тем не менее прошу вас выяснить это. Причем незамедлительно. Мне
необходимо увидеть эту женщину и поговорить с ней.
- Ваш тон, месье...
Пери взглянул на часы.
- Даю вам три минуты на то, чтобы освежить свою память. Затем вы
проведете меня к Эрере Буайо. В противном случае вы сядете в мою машину, и
мы продолжим наш разговор у меня в кабинете.
Доктор Жюно самодовольно рассмеялся.
- Замечу, месье Пери, что я принадлежу к кругу людей, где придают
значение формам обращения. И тому, кто намерен оскорбить меня, следует
помнить: состояние некоторых наших пациентов требует от наших санитаров
недюжинной физической силы. И они беспрекословно подчиняются мне. - Он
хотел взять телефонную трубку.
- Не спешите, - остановил его Пери. - Не знаю, что вам известно о
деле Мажене-Гранделя-Буайо, но можете мне поверить, все это очень
серьезно.
За дверью послышался какой-то шум, затем она распахнулась.
- Добрый день, господа! Надеюсь, вы позволите прессе принять участие
в вашей встрече. - По худому веснушчатому лицу Ламбера скользнула
нахальная улыбка.
Реакция Пери удивила его самого. Он почувствовал, что этот человек
симпатичен ему, его развязность скорее забавляла, нежели возмущала. Доктор
Жюно был более чем возмущен.
- Кто позволил вам врываться сюда? - резко спросил он.
- Если вы употребляете глагол "ворваться", - непринужденно поучал его
Ламбер, - то вам следует опустить - "позволил". Вы могли бы сказать: "Кто
дал вам право врываться сюда?" Тогда я ответил бы: "К этому меня побуждает
моя гражданская совесть. Она уже шепчет мне на ухо кое-какие газетные
заголовки..."
Истошный крик заставил Ламбера умолкнуть, и, когда вновь стало тихо,
он продолжил:
- К примеру: "Сумасшедший дом доктора Жюно - гнездо киднапперов?".
Или: "Где их прячут? Хроника одной психиатрической клиники". Вероятно, вы
обратили внимание, что все заголовки с вопросительными знаками. Вам было
бы неприятно, если бы это привело к расследованию, очень неприятно.
- Господин комиссар, - неожиданно обратился доктор к Пери. - Прошу
вас выдворить этого субъекта.
- Мне показалось, у вас есть своя домашняя полиция. - Пери
усмехнулся. - Эти здоровяки, которые служат у вас санитарами. - И так как
Жюно ничего не ответил, Пери спросил: - Ну, так как же? Проводите нас к
Буайо или мне взять телефонную трубку?
- То, что вы требуете от меня, расценивается как шантаж. - Жюно все
еще пытался сохранить достоинство, но Ламбер осадил его.
- Бросьте молоть чепуху, господин комиссар здесь не для того, чтобы
выслушивать вашу трепотню.
Пери молча открыл дверь, предлагая доктору пройти вперед. Жюно нехотя
подчинился. Пери и Ламбер последовали за ним.
В сияющем чистотой холле с резными колоннами еще не чувствовался
запах, но едва они прошли двойную дверь и очутились на втором этаже,
тяжелый дух сдавил им дыхание. Пери была знакома атмосфера клиник, где
лечили серьезные случаи психических заболеваний. Умалишенные беспомощны,
как грудные младенцы, и, хотя за ними присматривают, они постоянно ходят
под себя. Многих все время тошнит.
Холодящие душу стоны, крики, смех доносились из-за обитых дверей в
коридор.
- Вы говорите, здесь около сотни пациентов? - спросил Пери, лишь для
того чтобы услышать свой голос.
- Да. И большинство случаев тяжелые, нередко безнадежные, - объяснил
доктор Жюно много любезнее, чем можно было ожидать.
- Кто подписывает направление в вашу клинику? - спросил Ламбер, когда
все трое остановились у двери в конце коридора.
На лице психиатра появилась ироническая усмешка.
- Понимаю, на что вы намекаете. Нет, одной моей подписи недостаточно.
Для этого необходимо заключение специальной экспертной комиссии из
нескольких врачей.
- Ну, а кто, кроме вас, санкционировал направление в клинику Эреры
Буайо? - поинтересовался Пери.
- Профессор Шарен, один из крупнейших специалистов в нашей области.
Она уже была подвержена болезненному пристрастию к наркотикам, так что не
помогало никакое лечение.
- Кто ходатайствовал о том, чтобы Эрера Буайо была помещена в вашу
клинику?
- Ее бывший друг. Он же оплачивает все расходы по ее пребыванию
здесь.
- Его имя?
- Я не вправе называть ничьих имен, - сказал Жюно и после короткой
паузы пояснил: - Не заблуждайтесь: времена, когда кого-либо можно было
тайно упрятать в сумасшедший дом, прошли. Две трети моих пациентов -
законченные наркоманы, человекоподобные существа (Жюно сделал акцент на
слове "подобные"), которым уже едва ли можно помочь. - И очень задумчивым,
очень усталым голосом прибавил: - Можете себе представить, какие сцены
разыгрываются здесь, если я скажу, что ни одну медсестру, ни одного
санитара я не держу у себя более двух лет.
- Почему?
- Потому что они сами становятся душевнобольными.
Они все еще стояли перед дверью, обитой зеленой кожей, словно каждый
из них, даже доктор Жюно, опасался переступить через порог.
Неожиданно, комическим жестом доктор Жюно вставил в правый глаз
монокль.
- Не знаю, что привело вас сюда, - сказал он, решительно нажимая на
ручку, - но мой долг предупредить вас: до тех пор, пока вы будете держать
себя в соответствующих рамках, можете полностью рассчитывать на мою
поддержку.
Пери пристально взглянул в глаза доктора. Он не мог объяснить, почему
у него возникло это предположение, но он вдруг почувствовал, что сам Жюно
наркоман.
- Ну что же, заглянем в ад, - грубым голосом сказал Ламбер. - Да
укрепимся в своей вере и станем лучшими из людей.
Войдя в помещение, он не произнес больше ни одного слова.
На полу, завернутая в смирительную рубашку, с искаженным жуткой
гримасой лицом, извивалась какая-то женщина. Кроме нее в палате находились
еще пятеро больных, а также медсестра и санитар. Одна из женщин ползала на
коленях перед завернутой в смирительную рубашку и с истошными завываниями
билась головой об пол, другая - в разорванном платье лежала на кровати и
жалобно стонала. Третья - безмолвно стояла у окна с вытянутыми вверх
руками, словно вырезанная из дерева статуя. (Позднее Пери узнал, что в
таком положении она могла выстаивать до семнадцати часов!) Две женщины
расположились неподалеку от медсестры и санитара и идиотскими, блаженными
взорами смотрели на тех, что корчились на полу.
Увидев доктора Жюно и его двух спутников, женщина в смирительной
рубашке разразилась истошными криками, умоляя выпустить ее отсюда, иначе
она действительно сойдет с ума.
Санитар равнодушно произнес:
- Мы собирались отправить ее в одиночку, господин доктор.
Доктор Жюно кивнул.
- Кто из них она? - с кажущейся невозмутимостью спросил Пери.
Жюно кивнул на пол.
- Через два часа припадок пройдет. Раньше она буйствовала по целым
суткам. За это время она теряла в весе более восьми килограммов.
- Выпустите меня отсюда... я совершенно здорова... совершенно
нормальная! Помогите, смилуйтесь, пощадите... помогите! Я же совершенно
нормальная! - истошно кричала женщина. Но ее истасканное лицо, блуждающий
взгляд темных глаз с неестественно расширенными зрачками отчетливо
говорили Пери, что она действительно безумна.
Он с трудом узнал в ней Эреру Буайо, некогда восторженно почитаемую
всем Парижем. Ее ослепительно красивое, одухотворенное лицо превратилось в
безобразную маску с серо-коричневыми складками кожи. Между желтыми зубами
зияло несколько черных дыр, седые, всклокоченные волосы прилипли к потному
лбу.
Пери оторвал от нее взгляд и шепотом спросил Жюно:
- Нельзя ли ей сделать укол, чтобы она хоть на четверть часа
успокоилась?
Когда Эрера - в лучшие времена ее звали только по имени - смогла,
правда с трудом, выговаривать некоторые слова, Пери сел рядом с кушеткой,
на которой она лежала. Настойчиво, насколько позволяли обстоятельства, он
пытался объяснить Эрере, что его интересовало, пока наконец она не начала
понимать его.
- Да... но Грандель только подручный... порошок он получал от Роже,
человека Де Брюна... - Ее глаза загорелись ненавистью. - Господин
генеральный директор, как говорил Байрон, и я дуреха также влипла!
Грандель переправлял порошок в один подставной отель... там устраивались
оргии... Вы ведь знаете, как... там я привыкла к наркотикам, мне нужно
было больше... все... все больше... помогите же мне, пожалуйста, помогите
мне!
Ни Пери, ни Жюно не слышали тихих щелчков миниатюрной камеры,
спрятанной в пиджаке Ламбера. Они совершенно забыли о нем.
Позднее, когда репортер и Пери сидели в деревенском трактирчике,
