наливая в стаканчики домашнюю настойку.
Анджело бросил взгляд через окно в дождливую вечернюю хмарь и
поднялся.
- Пойду прикрою ставни.
Мать удивилась.
- Зачем! Все равно здесь не ходят люди.
- И все же я прикрою, так будет уютнее.
Плотно закрыв ставни, он успокоился и даже позволил себе немного
похвастать.
- Матушка, возможно, завтра я стану богачом.
- Богачом? - с сомнением спросила мать. - Своими картинами?
И хотя сын в разговорах с ней всегда подчеркивал, что его ремесло
однажды принесет ему славу и богатство, она инстинктивно противилась
всему, что связано с искусством. Ей было бы приятнее, если бы ее Анджело
приобрел серьезную профессию.
- За одну-единственную картину я получу сто тысяч! И заметь, без
всякого риска.
Подозрение старушки усилилось.
- Кто же даст тебе сто тысяч?
- Я не могу подробно объяснить, но, поверь, я получу эти деньги, и
тогда ты заживешь без забот. Давно пора покончить с этими паршивыми
гусями, ты достаточно намучилась с ними.
Мать ничего не ответила, лишь поджала губы. Сердце подсказывало ей,
что из затеи сына ничего хорошего не выйдет. С сотней тысяч франков никто
так просто не расстается и уж тем более ради какой-то картины.
Анджело тоже погрузился в угрюмое молчание. Он вдруг ясно представил
себе всю опасность придуманного им плана. Лучше всего было бы сесть в
машину и как можно скорее скрыться где-нибудь. Но это было невозможно,
из-за Леоры. Если он сейчас не добудет кучу денег, она бросит его. Однажды
он заговорил с ней о женитьбе. Она лишь рассмеялась.
- Такой женщине, как я, замужество ни к чему, и уж тем более с таким,
как ты, - сказала она.
Около семи Табор вышел из дома. В темноте его вновь охватил страх.
Табор затаил дыхание, напряженно вслушиваясь в монотонный шум дождя. Над
речкой поднимался туман, с трудом угадывались очертания дома, сарая,
одиноко стоявшего дерева. Везде ему мерещился притаившийся убийца.
Замок маркиза де Веркруиза развалился и обветшал, как и сам господин
маркиз. По пустынным залам и коридорам гулял ветер, со стен осыпалась
штукатурка, углы покрылись плесенью. Обитаемым был лишь первый этаж. Сюда
снесли остатки имущества маркиза: изрядно потертые кресла, изукрашенные
резьбой буфеты, этажерки, ломберные столики, стилизованные под колонны
подставки для комнатных растений, книжные шкафы, портреты предков, пару
хрустальных люстр, торшеры с выцветшими абажурами. В углу на вытоптанном
ковре стоял огромный старый рояль, на котором давно никто не играл.
К Табору маркиз де Веркруиз относился дружески-снисходительно, и
художник считал, что имел в нем надежного друга. Но это ему только
казалось. В душе маркиз презирал всех, кто не принадлежал к его кругу.
Гранделя он также презирал, считая его надменным франтом, но никогда
не обращался с ним непочтительно. У Гранделя были деньги, у Гранделя была
власть.
Веркруиз ужинал, когда единственный слуга, страдавший по примеру
своего господина подагрой, доложил о прибытии художника.
На столе в серебряном подсвечнике горели четыре свечи. Перед
маркизом, одетым в черный, изрядно потертый фрак, стояла тарелка с золотым
ободком, украшенная рисунками в стиле рококо, с двумя жареными
плотвичками. Это был его ужин.
- Присаживайтесь, присаживайтесь, мой дорогой, не нужно стоять передо
мной навытяжку, - кивнул он Табору, но руки не подал.
Затем приказал слуге принести еще один бокал - зеленого хрусталя
прекрасной римской огранки - и налить гостю кислого вина по двенадцати
франков за бочонок.
- Господин маркиз, у меня к вам небольшая просьба. - Табор сунул руку
в карман и дотронулся до пистолета. - Могу я у вас заночевать? Завтра
около семи утра я должен быть уже в Париже, а моя машина - далеко не
гоночный автомобиль.
- Зачем вам нужно так рано в Париж?
- Кое-что забрать.
- Опять остались без гроша, не так ли? Нет даже пары франков на
оплату номера в отеле? Это похоже на вас, слугу прекрасных искусств! В
голове одни восторги да жареные индейки, а в кармане пусто, -
разглагольствовал маркиз, расправляясь с плотвичкой.
Табор хотел было ответить какой-нибудь дерзостью, но Веркруиз
опередил его:
- Хорошо, хорошо, мой друг, постель и одеяло для вас найдутся. Да, вы
виделись с Гранделем?
- Нет.
- Скверный тип, вы не находите? Когда речь заходит о деньгах, он
готов с живого снять все до костей.
- А вы еще ведете с ним какие-нибудь дела?
- Угу. - Старик отодвинул тарелку. - Не захватите ли вы кое-что для
Гранделя, несколько фарфоровых и серебряных вещиц?
- Не могу, - нерешительно ответил Табор. - Я рассорился с ним...
Маркиз задумался. Накануне Грандель звонил ему, но ни словом не
обмолвился о ссоре с Табором. Старик заметил, что его гость вел себя
нервно, будто опасался чего-то.
- Нельзя так нельзя. - Веркруиз не выказал особого сожаления.
Однако, несмотря на поздний час, решил позвонить Гранделю и узнать,
что у него произошло с художником. Сославшись на усталость, маркиз
попрощался с гостем.
Слуга проводил художника в затхлую, уставленную старыми вещами
комнату. Табор прислушался к шорохам в доме, стащил с кровати матрац и
положил его прямо под окном. Дверь оказалась без задвижки, поэтому он
подставил под ручку стул.
Когда Грандель прибыл в Верде, заржавленные ворота парка были еще
открыты. После телефонного звонка маркиза он некоторое время колебался,
следует ли ехать туда самому, но Де Брюн приказал ему поговорить с Табором
и выяснить, что художнику известно о деле, кто ему рассказал обо всем.
Грандель не сомневался, что своим освобождением из следственной
тюрьмы обязан Де Брюну и пока он находится под покровительством
всесильного шефа "Меркюр-Франс", ему нечего бояться полиции. Тем не менее
он серьезно подумывал все бросить и бежать. Игра, которую он затеял,
становилась слишком опасной. Но от Де Брюна уже пришла машина.
Вначале они поехали в направлении Сетура - водитель хотел убедиться,
что за ними нет полицейского хвоста. Это была излишняя предосторожность,
поскольку Пери еще ничего не знал об освобождении антиквара.
Веркруиз сидел с рюмкой коньяка у зажженного камина.
- Присаживайтесь к огню, дорогой Грандель, - вкрадчиво произнес он, -
выпейте глоточек, потом обсудим дела.
- Это не к спеху.
- Я тут обнаружил для вас несколько прекрасных, просто изумительных
вещиц: старинное серебро и фарфор, они доставят вам огромную радость.
Грандель пригубил коньяк и ничего не сказал.
Напольные часы в углу хрипло пробили шесть раз.
- ...она была воплощением красоты, весь мир лежал у ее ног, -
рассказывал старый подагрик, потягивая коньяк.
Но антиквар не слышал его, хотя изображал внимание. Он думал о тех
двоих на бензоколонке, с которыми водитель машины Де Брюн тихо
перебросился парой слов. Не они ли должны убрать этого простофилю?
- Да, такой человек, как вы, маркиз, несомненно многое повидал в
жизни, в этом я никогда не сомневался, - услышал Грандель собственный
голос. Про себя же подумал: "Слюнявая развалина, пугало огородное!" И
затем сказал вслух: - Дайте знать Табору. Я хотел бы поговорить с ним, а
то уже поздно.
Несмотря на охвативший его страх, художник вошел в залу с напускным
спокойствием и повел себя нарочито самоуверенно.
Грандель, словно хозяин, прервал его кичливую болтовню и повелительно
указал пальцем на стул.
- Вы прислали мне картину. - Антиквар достал из кожаного футляра
свернутый в трубку холст и развернул его. - Работа далека от совершенства,
но вы хорошо потрудились. В виде исключения я возьму ее. Сколько вы за нее
хотите?
- Цена вам известна. Сто тысяч!
Грандель молча достал из бумажника пять банкнот.
- Прекрасно, даю вам сто франков, и, заметьте, я плачу слишком щедро.
Но запомните - это последний случай, когда я что-нибудь покупаю у вас.
- Вы издеваетесь? - прохрипел Табор.
- Сто франков в наши дни большие, очень большие деньги, молодой
человек, - прошамкал маркиз. - На вашем месте я бы подумал, хорошо
подумал.
- Ну, так как? - спросил Грандель.
- Вы еще пожалеете об этом! - взорвался Табор.
- Если вам больше нечего сказать, можете идти, - рассмеялся Грандель.
Задохнувшись от злости, Табор бросился к двери, но властный окрик
Гранделя остановил его на пороге.
- Подождите, милейший! Если вы вернетесь без денег, прекрасная Леора
вряд ли встретит вас с распростертыми объятьями. Неужели вы думаете, будто
таким, как она, нужна только любовь?
- Чем красивее женщина, поверьте моему опыту, - захихикал маркиз, -
тем больше опасность, что она сбежит с другим. Против этого есть лишь одно
средство, хе-хе-хе...
Грандель снова достал бумажник и бросил на стол две запечатанные
пачки денег. На банковских лентах стояли большие черные цифры "1000". От
этого зрелища индюшачье лицо Веркруиза слегка вытянулось.
- За одну минуту вы можете заработать тысячу, а то и две, - протянул
Грандель. Табор оставался на месте. На стол упала третья пачка. - Давайте
поговорим как два человека, у которых нет причин ненавидеть друг друга.
Табор медленно, будто во сне, подошел к столу.
Грандель взял его под руку и повел к стеклянной двери в конце залы.
- Первое, что мне хотелось бы узнать, - антиквар понизил голос, -
каким образом и от кого вы узнали, что я продал вашу копию Джотто как
оригинал?
- Я... спросите что-нибудь другое.
- После того как я получил письмо, в котором вы угрожали мне сообщить
обо всем Мажене, я не отреагировал...
- Вы отреагировали! - Табор вышел из себя. - Вы убили его, потому что
не могли достать меня и опасались, что я расскажу ему, как вы обманули его
с копией! Теперь вы хотите убрать с дороги меня, но тут вы просчитались! Я
всем рассказал, что...
- Не кричите так громко! Этот старый осел может услышать разговор, и
тогда нашу сделку можно считать несостоявшейся. С моим первым вопросом
связаны еще два: кому пришла идея с портретом двух баб? Кто рассказал вам
о них? Плачу сразу и наличными.
- Двадцать тысяч - и я скажу вам.
Табор казался самому себе жалким ничтожеством, доносчиком,
предателем, но ему нужны были деньги, без денег все рушилось.
- Три тысячи.
- Я сказал - двадцать тысяч.
- Хорошо, пять тысяч.
- Десять тысяч, не меньше.
Неожиданно в памяти Гранделя всплыло серое, нарочито-бесстрастное
лицо, маска, за которой, он знал, скрывалась лютая ненависть к нему.
- Десять тысяч? - протяжно произнес Грандель. - Ни одного су. Я сам
назову вам имя. Пьязенна!
- Как... каким образом?..
- А теперь проваливайте отсюда!
Табор попытался достать пистолет, но от волнения замешкался, и тут
Грандель нанес ему удар по локтю маленькой бронзовой статуэткой, которую
схватил с этажерки. Художник закричал от боли.
Грандель выудил из его кармана пистолет, вынул обойму и, оставив в
ней один патрон, сунул пистолет снова в карман художника.
- Когда придет время, можете пробить этим патроном в своей голове
дырку. А теперь, мой милый, убирайтесь! Иначе мне придется выпить слишком
много коньяка, чтобы заглушить мерзкий привкус, который появляется у меня
при взгляде на вас.
Качаясь от бессильной злобы, Табор направился к двери.
Грандель вернулся к маркизу.
- Ну как, вы уладили все дела? - заспанным голосом спросил Веркруиз,
скосив глаза на пачки банкнот.
- Мы расстались в любви и согласии. Никто не сможет утверждать
