противное, если этот идиот через несколько шагов споткнется и сломает себе
шею, - сказал Грандель, передавая Веркруизу пачку денег. - При случае
прошу вас подтвердить, что я находился в вашем обществе, маркиз.
Не говоря ни слова, старик вновь протянул руку.
Помедлив, Грандель вложил в нее вторую пачку.
Веркруиз не убирал руки.
Антиквар спокойно отстранил ее.
Ламбера мучило желание курить. Но если бы те двое, что спрятались в
тени за кустами и следили за входом в замок маркиза, заметили огонек, это
стоило бы ему жизни. Люди Де Брюна стреляли без промаха.
Через частное сыскное бюро Ламбер установил постоянное наблюдение за
антикварным магазином, поэтому в отличие от Пери знал, что Гранделя
освободили. Новый ягуар репортера не уступал по мощности машине Де Брюна
и, поняв, куда направляется Грандель, Ламбер даже обогнал его.
Вот уже добрый час Ламбер в отсыревшем плаще стоял в темноте под
нудно моросящим дождем. Несколько раз он порывался чихнуть, но
сдерживался. Ничем нельзя было выдать себя, если он не хотел, как Мажене,
стать жертвой несчастного случая.
Чтобы скоротать время, Ламбер представил, как вернется сегодня ночью
живым и невредимым в Париж с новой порцией информации о деле Эреры -
Мажене. Он, как обычно, пропустит пару стаканчиков виски, потом разбудит
Габриэлу. Спросонья она вначале, конечно, назовет его Камилем, именем
покойного Мажене, так было уже не раз. Затем спохватится и станет уверять,
что любит только его и не может без него жить. Но это брехня. На ее счет у
него не было никаких иллюзий.
От Габриэлы мысли Ламбера перешли к книге, над которой он работал...
"Ангел в чистилище" возникло неожиданное название, когда он вообразил
Эреру рядом с Гранделем. Нет, не распутав этого дела, он не успокоится.
Открылась входная дверь замка. Из прямоугольника света выскочил
мужчина и побежал по главной аллее к воротам парка. Когда неясная фигура
отделилась от кустов и напала на него, мужчина издал хриплый звук и упал.
Ламбер вытащил из рукава резиновую дубинку со свинцовым сердечником,
но кто-то молниеносным движением выбил ее, мощный кулак въехал ниже
правого уха Ламбера. Репортер, как мешок, рухнул на землю.
Табор воспользовался замешательством нападавших, вскочил и со всех
ног бросился бежать. Силы уже покидали его, когда он споткнулся и упал на
что-то влажное. Это была глубокая яма, полная опавших листьев, в которые
Табор мгновенно зарылся. Преследователи включили карманные фонари и
осмотрели все вокруг. Ничего подозрительного они не заметили. Беглец
исчез.
Совещание у тела Ламбера было недолгим.
- Возьмем его с собой?
- Не знаю. Кто бы это мог быть?
- Понятия не имею. Подумаешь - одним больше, одним меньше.
- Ты сейчас так говоришь. Посмотрим, как ты запоешь, когда тебя
поведут на гильотину.
Тут входная дверь замка вновь распахнулась, и на пороге появились
Грандель и маркиз. Это спасло Ламберу жизнь. Мужчина ударил его ногой в
лицо и скрылся в темноте.
С рассветом продрогший до костей Табор высунул голову из влажной
листвы. Никого не было видно, и он бросился бежать в сторону шоссе.
Когда Ламбер пришел в себя, он выплюнул сгусток крови, а с ним и пару
зубов. Несколько раз репортер безуспешно пытался приподняться. Наконец с
большим трудом ему удалось встать на колени.
Добравшись до деревни, он вытащил из постели хозяина единственного
трактира и попросил влить ему в рот полбутылки коньяка.
- Кто это вас так отделал? - запинаясь спросил трактирщик.
Ламбер, криво ухмыляясь распухшими губами, доверительно прошептал:
- Мэр застал меня у своей жены!
Шутка Ламбера попала в цель, так как мэр около года назад женился на
дочери владельца гаража в Диезе, чей жизнерадостный характер и легкомыслие
не давали мэру покоя.
Трактирщик понимающе кивнул, предвкушая, как вечером преподнесет
завсегдатаям трактира историю Ламбера, сопроводив ее собственными
комментариями.
11
После неудачи в Верде Де Брюн решил лично заняться этим делом. Но ему
необходимо было заручиться согласием Авакасова.
Авакасов относился к тем немногим людям, перед которыми Де Брюн
испытывал животный страх. Он знал, что власть этого человека почти
безгранична и того, кто серьезно раздражал его, он уничтожал. Хотя старик
и жил затворником в древнем монастыре, который купил в родной греческой
деревушке, перевез во Францию и восстановил в Жанвиле, в делах и в
отношении к людям он был отнюдь не сентиментальным, как и в те времена,
когда поставками оружия во Францию и одновременно ее противнику,
кайзеровской Германии, заложил краеугольный камень своего огромного
состояния.
Его отношение к Де Брюну было двойственным. Он уважал его ум и
профессионализм, но кричал и даже плевал в него, приходя в ярость, как
неделю назад, когда Де Брюн выиграл у него подряд три партии в шашки.
Де Брюн хорошо изучил и другие особенности поведения старца. Когда
Авакасов приглашал его к себе, уже по свету в окнах он определял, какое у
того настроение. Если Авакасов сидел при свечах в келье, увешанной старыми
иконами, то он пребывал в созерцательном или подавленном расположении и
следовало ожидать длинных монологов о ничтожестве человеческого существа,
о бренности всего сущего, о спасении жизни и о смерти.
Яркий свет в большом зале был особенно опасным признаком. Значит, на
Авакасова накатил очередной приступ мании преследования и в каждом углу
ему мерещился убийца.
Самым благоприятным был момент, когда он сидел в рабочем кабинете за
огромным письменным столом и сверял длиннющие колонки цифр различных
инвестиций и акций. В эти минуты на него снисходили человеколюбие и
филантропия, и он мог без долгих размышлений подписать чек на миллион
долларов, например, для строительства христианского центра в Швейцарии.
Зная вздорный нрав Авакасова, год назад Де Брюн воспользовался
случаем, когда старец сидел в келье при свете лампадок, и предложил ему
сделку, которую до того долго обдумывал.
Желчный, преисполненный ненависти к людям, престарелый миллиардер
поначалу не обращал на Де Брюна никакого внимания.
- Уничтожить, огнем и мечом истребить весь этот сброд, - хрипло
произнес он вдруг, - единственное, что в этом мире еще имеет смысл!
Единственное!
Де Брюн, рискуя потерять все, чего достиг благодаря Авакасову,
решился заговорить. Отчетливо произнося каждое слово, он сказал:
- Огонь? Меч? В наше время с их помощью немногого можно добиться. Но
есть одно по-настоящему действенное средство, позволяющее извести тех, кто
не достоин жизни.
- Какое средство?
- И оно может принести больше тысячи процентов прибыли! - как бы
невзначай прибавил Де Брюн.
Старец насторожился.
- В чем же дело?
Де Брюн вплотную придвинулся к нему и коротко изложил свою идею. Если
Авакасов войдет в дело и инвестирует необходимый начальный капитал, то
сможет без всякого риска заработать миллионы. О сбыте товара позаботится
Де Брюн.
И вот теперь, год спустя, дело могло лопнуть. Через Гранделя,
которого он считал одним из самых толковых среди своих людей, полиция
что-то заподозрила, и трудно было сказать, как далеко зашло расследование.
Во всяком случае, Де Брюн решил, что надо показать этому Пери зубы и дать
понять, чтобы он не совал нос туда, куда не следует.
Приехав в Жанвиль, Де Брюн застал Авакасова в молельне. Перед иконами
в золотых и серебряных окладах тускло горели лампадки из разноцветного
стекла. В руках старец держал письмо от своей внучки Ирэн, которая
воспитывалась под вымышленным именем в аристократическом лицее в Дюньи.
Авакасов был убежден, что его враги, узнав, где находится Ирэн, убьют или
похитят ее, поэтому, как свидетельство высокого доверия, поручил Де Брюну
охрану девушки.
- Все больше умерших является ко мне, скоро и я стану одним из них, -
сказал старец после долгого молчания.
Ему исполнилось восемьдесят девять лет, осунувшееся лицо с
крючковатым носом покрывала густая сетка морщин. Странную
противоположность дряблому лицу являла густая шапка седых волос, которыми
Авакасов по-детски гордился. Как гордился и тем, что ни одного дня в своей
жизни не провел из-за болезни в постели. Он не жалел денег на свое
здоровье, рассчитывая прожить не меньше ста лет.
- ...и лишь пепел, останется лишь серый пепел, отравленный смертью...
и больше ничего. Ничего, ничего! - мрачно пробормотал Авакасов.
- Как же так, - тихо возразил Де Брюн. - Всегда найдется несколько
человек, ради которых стоит сохранить жизнь на земле.
- У меня остался лишь один человек, для которого я живу, - подавленно
произнес Авакасов.
Прежде чем перейти к делу, Де Брюну надо было как-то вывести старца
из меланхолии. Он знал его тайную струнку и решил на ней сыграть.
- Вам непременно следует забрать внучку к себе, - настойчиво
посоветовал он Авакасову. - Дюньи для нее небезопасное место, там с ней
всякое может случиться. А если бы она была здесь, около вас, то я бы мог
гарантировать ее безопасность.
Глаза Авакасова ожили.
- Я и сам уже давно думаю о ее приезде сюда, для меня это было бы
большой радостью.
Он нажал кнопку, и под потолком кельи вспыхнул яркий свет. Сразу
просветлели страдальческие лица святых и мучеников на иконах. Огоньки в
лампадках померкли и потеряли свой спокойно-таинственный блеск.
- Действительно, для меня это была бы самая большая радость, какую я
могу себе представить, - сказал старец. - Я напишу пару строк префекту
полиции, он даст вашим людям специальное разрешение на применение оружия в
особых случаях.
Де Брюн ничего не ответил.
Позднее, когда они сидели в рабочем кабинете миллиардера и Де Брюн
одну за другой проиграл четыре партии в шашки, он вернулся к последним
словам Авакасова.
- Едва ли среди полицейских найдется хоть один, кто не поддерживает
связей с преступным миром, в этом вы скоро сами убедитесь!
- Да? - на морщинистом лице Авакасова появилось выражение
подозрительного недоверия.
- Кто-то из этих молодчиков сообщил таможенникам, чтобы они обыскали
наше судно "Афины", прежде чем оно бросит якорь в Марселе.
- Ну и что?
- Что, что! На судне спрятана партия товара на сумму в двадцать
миллионов, - продолжал лгать Де Брюн, он вытер платком лоб и прибавил: - Я
полагаю, что даже для вас это не мелочь.
- Де Брюн, не приносите мне подобных известий! - В тихом голосе
Авакасова прозвучала угроза, заставившая Де Брюна побледнеть. - Когда вы
сделали мне предложение, я сразу сказал, что не желаю ничего знать об этом
деле. Всю ответственность несете вы. И весь риск. Только вы.
- Вот список сумм, которые вы получили только лишь в этом году. - Де
Брюн протянул Авакасову исписанный цифрами листок и разыграл тем самым
свою последнюю карту. - Это вчетверо больше, чем мы предполагали, даже для
вас это внушительная сумма. Мне думается, едва ли найдется еще кто-нибудь,
кто возложил бы в таком деле всю ответственность на свои плечи. Ведь я
рискую не только всем своим имуществом, но и своей жизнью. Это
обстоятельство позволяет мне напомнить вам, что я не раз брал на себя ваши
заботы, обременительные даже для столь могущественного человека, как вы.
Казалось, для Авакасова Де Брюн уже не существовал - только листок с
колонками цифр. В комнате воцарилась тишина. Де Брюн слышал тикание своих
