ву.
Разговор о календаре между султаном и его главным визирем
состоялся давно, но с тех пор мало что изменилось. Хаким Омар
Хайям и его сотрудники вносили в календарь все новые и новые из-
менения и уточнения и жили надеждой, что рано или поздно султан
потребует их к себе...
Что нового мог сказать хакиму главный визирь?
-- Я полагаю, -- заметил он, -- что астрологу его величества
положено хотя бы время от времени показываться на глаза своему
господину.
-- Ты имеешь в виду его величество?
-- Да, -- сказал визирь. -- Он господин наш.
Хаким встал.
-- Твое превосходительство, -- сказал он тихо, -- ты знаешь
мое мнение об астрологии. Каким бы удачливым я ни казался в этой
области, судьба человека -- любого! -- решается здесь, на земле,
а не в небесах. Я клянусь тебе в этом и даю голову на отсечение,
если это не так!
Низам ал-Мулк смотрел на воду, которая время от времени слег-
ка морщинилась под дуновением ветерка.
-- Светила движутся вокруг Земли, -- продолжал горячо хаким,
-- согласно законам природы...
Это последнее слово резануло слух его превосходительства, Он
скривил рот, почесал правый висок.
-- Природы? -- недовольно произнес он. -- А что ты остав-
ляешь аллаху? [А-017]
-- Очень многое, твое превосходительство: сотворение мира,
всего сущего. И это так! Только так! Разве этого мало?
-- Мало, -- сказал визирь. -- И Газзали доказывает это.
-- Твое превосходительство... -- хаким сжал кулаки. -- Это
имя вызывает во мне глубокое возмущение. Нет ничего легче, чем
взять в руки священную Книгу и обвинять всех в невежестве и от-
ступничестве от нее. Но книга, как бы ни была она священна, ос-
тается книгой, а жизнь идет особым чередом, подчиняясь особым
законам.
-- Мало оставляешь аллаху, -- упрямо повторил визирь. -- Газ- [А-017]
зали все время твердит об этом.
-- Я еще раз говорю: нет ничего легче этого. И голова у тако-
го рода ученого никогда не болит. Самое большое, на что он спо-
собен, -- это трясти бородою...
Визирь любовался водою, но не пропускал мимо ушей ни единого
слова хакима.
-- А теперь скажи откровенно, твое превосходительство:
сколько их трясло бородами и ушло из этого мира, так ничего и не
доказав, но зато причинив немалый вред?
-- Я понимаю тебя так, уважаемый хаким: аллах сотворил мир, а [А-017]
мир этот живет с тех пор по своим законам...
-- Законам природы, -- дополнил хаким.
-- Скажем так... Но что же теперь остается делать аллаху ? [А-017]
Визирь спрашивал серьезно. Ибо на этот счет был другого мне-
ния, чем хаким. Может быть, этот Газзали в чем-то перехлесты-
вает, может быть, Газзали требует расправы, что не подобает уче-
ному, истинному ученому? Разве не писал Газзали письма его вели-
честву, всячески понося Омара Хайяма и требуя смести с лица зем-
ли рассадницу всяческой ереси -- исфаханскую обсерваторию? И он
добился бы своего, если бы не главный визирь. Ибо Газзали не
один. У него тысячи последователей и единомышленников. В этих
обстоятельствах требуется большая осмотрительность, большое уме-
ние, чтобы не сказать ловкость,
-- Твое превосходительство... -- Хайям садится на свою пле-
тенку. -- Я это могу сказать только тебе и никому больше. Только
просвещенный ум способен поверить словам, которые я сейчас выс-
кажу. -- Хаким сделал паузу. -- Я каждую ночь -- или почти каж-
дую -- изучаю небо. Я залетаю взглядом до самых высот хрус-
тального свода. И я прихожу к выводу, изучив вращение Солнца и
Луны вокруг Земли и вращение Земли вокруг своей оси, к одному
выводу: нет единого закона природы, но есть множество, и один
гармонично вытекает из другого. Один есть следствие другого. Я в
этом нахожу подтверждение великим мыслям моего учителя Абу-Али
Ибн Сины. Он, и только он, говорил правду, а я всего лишь под-
тверждаю его слова делами науки.
-- Газзали обвиняет тебя в богохульстве...
-- Не только.
-- В отрицании всяких деяний аллаха. [А-017]
-- Это неправда! Он врет.
-- Газзали вопит: мир в опасности, Омар Хайям уводит нас к
безбожию!
-- Это неправда, -- возразил хаким. -- Я говорю, я утверждаю:
мир создан аллахом. [А-017]
-- А дальше?
-- Аллах сделал великое дело... [А-017]
Его превосходительство прочитал некие стихи. Наизусть. Стихи
о том, что аллах создал землю, небо, моря: аллах сотворил чело- [А-017]
века, дал ему дыхание; и тот же аллах создал невероятное -- [А-017]
смерть. Зачем? Чтоб погубить свое же творение? Разве умный так
поступает?..
Прочитал стихи визирь и посмотрел в глаза хакиму. Он ждал,
что скажет Омар Хайям.
-- Твои? -- строго спросил визирь,
Омар Хайям молчал.
-- Я спрашиваю тебя, уважаемый хаким.
Омар Хайям вздохнул. И сказал, вздыхая, словно бы сожалея о
чем то:
-- Да, мои, твое превосходительство.
-- Ты их давал кому-нибудь?
-- Нет.
-- А как же они попали ко мне?
-- Я этого не ведаю.
-- Я никому не поручал добывать их.
-- Значит, принесли тебе мои недруги.
-- Их прислал сам Газзали.
-- Стихи пишу только для себя, -- сказал хаким. Глупо писать
стихи после великого Фирдоуси.
-- Понимаю твою скромность. -- Его превосходительство гово-
рил озабоченно и доброжелательно. -- Твои враги, уважаемый ха-
ким, не дремлют. Они жаждут твоей крови. Ты это знаешь?
-- Да?
-- Зачем же ты даешь им в руки оружие, которое они обращают
против тебя?
-- Это получается против моей воли. -- Хаким добавил: -- Как
и у тебя, твое превосходительство.
Визирь вздрогнул, словно услышал нечто удивительное. Он
скрестил руки и грозно спросил:
-- А как это получается у меня?!
-- Не знаю. Но врагов у тебя еще больше, чем у меня. И они
тоже жаждут твоей крови. Я это не раз говорил и хочу, чтобы ты
долго, долго жил, долго здравствовал здесь, у трона. Это вели-
кое благо для нас.
Визирь, вспыхнув, быстро успокоился. Подергал себя за бороду.
Покашлял, будто у него вдруг запершило в горле. И сказал ровным
голосом, как о деле давно известном:
-- Это верно: врагов у меня много! Увы, против моей воли. Но
отступать нельзя! Если хочешь руководить большим государством,
всегда приходится рисковать. Над нами его величество, а над ним
сам аллах. На нас устремлены острые взоры того и другого. А еще [А-017]
глядят на нас тысячи глаз наших подданных. Есть среди них люди
благоразумные, но есть и разбойники. Вроде Хасана Саббаха. Он
спит и видит меня в могиле. Однако руки у него коротки. Он слиш-
ком бешеный, и в этом наше счастье. Кто может поверить его бре-
довым речам? Кто?!
Хаким решил, что в данном случае благоразумнее промолчать. А
как с календарем? Вот к календарю и надо повернуть разговор...
Его превосходительство признал, что не всем нравятся его дей-
ствия. Не все довольны правлением его величества. А все ли до-
вольны учением Мухаммеда? Разве все почитают его должным обра-
зом? Разве полностью искоренены семена безбожия и ереси?
Стая зеленых попугайчиков вдруг разом взлетела с большой зе-
леной ветки и, покружив над садом, уселась на соседнее дерево.
Попугайчиков было множество, и они произвели большой шум своими
небольшим крыльями и резкими голосами.
Визирь удивился, прекратил свою речь и спросил хакима :
-- Можно подумать, что птицы эти взлетели сговорившись. Но мы
не слышали голоса их предводителя. Ведь должен быть у них пред-
водитель? А?
Хаким сказал, что, вполне возможно, кто-то и подает им знак,
но кто? И каким образом? Голосом? Взмахом крыла? Или еще ка-
ким-либо иным способом? Он признался, что специально не занимал-
ся этим, но что, если это интересует главного визиря, хаким по-
пытается ответить на этот вопрос позже, после обдумывания.
Визирь махнул рукой:
-- Не будем морочить себе голову повадками глупых птиц. У нас
и без этого много дел и хлопот.
Тут было самое время ввернуть словечко по поводу календаря. И
это сделал хаким с большим умением и тактом. Он сказал, что мно-
го времени отнял у его превосходительства. Что время главного
визиря расценивается на вес золота, что не надо лишними разгово-
рами отвлекать его превосходительство от важных государственных
дел. И что если он, хаким, посмел заговорить о календаре "Джала-
ли", то только потому, что календарь и его введение в обиход
представляется лично ему, хакиму, делом большой государственной
важности. Да будет известно милостивому и большого ума визирю,
что календарь "Джалали" давно составлен и неоднократно выверен.
Попутно, точнее одновременно, составлены астрономические табли-
цы и проверены многие данные о светилах, дошедшие от древних, в
частности от Птоломея. Календарь "Джалали" очень и очень точен.
Дело заключается в измерении промежутка от одного весеннего рав-
ноденствия до другого, с тем чтобы календарь по возможности ус-
транял неточности. За тридцать три года -- это промежуток време-
ни -- должно быть четыре високосных года через каждые семь лет и
одни високосный год через пять лет. При таком чередовании лет
получается ничтожно малая разница, скажем в восемнадцать-двад-
цать секунд.
-- Секунд? -- вопросил визирь.
-- Да, твое превосходительство.
-- И такая точность, по твоему, необходима?
Хаким ответил:
-- Его величество распорядился составить точный календарь. И
мы не могли ослушаться его. Мы не могли подвести нашего велико-
го покровителя, каким являешься ты, твое превосходительство.
Визирь снова залюбовался чистой водою бассейна. Гладкое дно
просвечивало со всеми малейшими подробностями сквозь пятилокте-
вую толщу воды. Бассейн манил к себе. И он был целебным и спаси-
тельным в пору зноя...
-- Хорошо, -- сказал визирь. -- Я поговорю с его величеством,
я посоветую ему ускорить введение нового календаря. Ты его наз-
вал "Джалали"?
-- Да, твое превосходительство.
-- Это хорошо, но ты должен представить, уважаемый хаким, не-
которые трудности, с которыми будет связано введение календаря.
-- Все трудности и пути их обхода в твоих руках.
-- В его руках, -- поправил визирь и указал на небо.
-- Я слишком утомил тебя своими разговорами, -- сказал хаким.
-- Я не смею больше...
Низам ал-Мулк, который был старше хакима чуть ли не на три
десятилетия, выглядел прекрасно. Голова его была ясна, осанка
вовсе не старческая, плечи крепкие, ноги выносливые. И хаким по-
думал, что много еще добрых дел суждено совершить его превосхо-
дительству.
Визирь встал, направился вместе с хакимом к другой, противо-
положной стороне бассейна, Шел он неторопливо, размеренным ша-
гом, о чем-то думая. Визирь подвел хакима к самому краю бассейна.
-- Ты видишь дно? -- спросил он.
-- Да, вижу.
-- Оно чистое?
-- Вполне.
-- А толща воды какова? Светлая?
-- Очень светлая, твое превосходительство.
-- А теперь взгляни наверх.
Хаким запрокинул голову и увидел бирюзовое небо. Это был ве-
ликолепный купол над Исфаханом, купол, какого и не вообразишь,
если не запечатлелся он в твоих глазах хотя бы единожды.
-- Ты видел это дно и любовался этим куполом. Визирь указал
на бассейн, а потом поднял руку кверху. Говорил он торжественно
и чуть нараспев, как поэт. Что тебе приходит в голову? О чем
твоя мысль?
Хаким не сразу сообразил, чего от него ждут. Чтобы не сму-
щать ученого, его превосходительство сам ответил за него:
-- Первая мысль -- о величии аллаха, Вторая мысль -- о пов- [А-017]
седневной животворной силе его. И третья мысль -- все от аллаха [А-017]
-- и сегодня, и во веки веков!
Сказал и отпустил хакима.
24
ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ
