Все получилось легко, само собой, и когда Марта наконец пришла в себя
рядом с уснувшим и улыбавшимся во сне Джошем - она ни о чем не жалела.
Более того, через неделю-другую она стала гораздо лучше понимать
Лауру Айсендорф. Только одно было неясно для Марты - зачем нужно все время
искать новых мужчин?!
Может быть, Лаура просто еще не нашла своего?
Но чужая душа - потемки, и Марте это было известно, как никому
другому. Она и в себе-то не могла толком разобраться! Сколько блестящих
кавалеров из хороших семей вьется вокруг - а она предпочла Джозефа Воложа.
Карманника.
Они были молоды, беспечны - и счастливы. Живя сегодняшним днем,
намечая будущее не дальше завтрашней встречи, они кружились, подобно
мотылькам, не задумываясь о том, что жизнь мотылька быстротечна, и лето
должно когда-нибудь кончиться.
Баронессу сперва озаботило непривычное поведение расцветающей прямо
на глазах Марты, но та походя справлялась со своими обычными
"обязанностями", и Лаура Айсендорф быстро успокоилась - наконец-то у ее
компаньонки появился любовник, а это, по понятиям баронессы, было более
чем нормально.
Странно только, что всего один...
Многое могло случиться с этой странной парой: кто-нибудь вполне
способен был прознать, с кем встречается Марта, и коллекция сплетен
венского света обогатилась бы еще одним пикантным экспонатом; Джош мог
попасться на очередной краже и угодить в тюрьму, а то и на виселицу; но
судьба почти год примеривалась к влюбленным, прежде чем усмехнуться и
ударить наотмашь.
Эпидемия бубонной чумы, чуть было не опустошившая Италию и южные
области Франции, Вену зацепила лишь краем черного крыла, сочащегося гноем
и страхом - заболело не более двух сотен человек, причем благодаря
самоотверженности сестер-монашек венских госпиталей и вовремя принятым
мерам магистрата дальше зараза не пошла.
Но одной из этих немногих оказалась Марта.
Два дня Джош, как безумный, кружил вокруг госпиталя св.Магдалины -
любовь Лауры Айсендорф к своей компаньонке не доходила до таких
крайностей, как уход за смертельно опасной больной в баронском поместье.
Стражники-добровольцы никого не пускали в ворота госпиталя, и уж тем более
они никого не выпускали наружу (монашки и лекари жили в боковых флигелях,
дав обет не покидать госпиталя, пока в нем еще можно спасти хотя бы одного
человека).
Наконец, под вечер второго дня, измученный лекарь выкрикнул
Молчальнику через решетку приговор судьбы: надежды нет никакой, и жить
больной осталось дня три, от силы четыре.
Потом лекарь упал и заснул прямо тут же, у самой ограды, а Джозеф
остался стоять посреди улицы, окаменев от свалившегося на него горя.
Он не очнулся даже тогда, когда кучер чуть не наехавшей на него
кареты громко обругал "проклятого пьяницу" на чем свет стоит -
Джош-Молчальник просто сделал шаг в сторону и снова застыл.
Так он стоял долго. Редкие прохожие, в сумерках спешившие домой,
невольно оглядывались на этот живой памятник скорби и отчаянью. Потом
Джоша увел от госпиталя какой-то доброжелательный мясник, который все
предлагал Джозефу облегчить душу, пока не понял тщету своих попыток и не
отстал, отправившись пить пиво - короче, отчасти Молчальник пришел в себя
лишь в знакомом трактире, где целую жизнь тому назад они с Грыжей
заключали свое странное пари, а потом долго обмывали "ничью".
Джош поднял голову и огляделся: через два столика от него сидел...
Грыжа с двумя приятелями и еще каким-то господином.
На мгновение Джошу показалось, что все это уже было, что он спит или,
наоборот, что он проснулся, и Марта жива-здорова, им лишь предстоит еще
встретиться в опере, но на этот раз все будет хорошо, и...
И тут он с усилием вспомнил, что Арчибальд Шварц по кличке Грыжа две
недели назад попался на очередном "деле", забравшись в дом очень
влиятельного чиновника, и на днях его должны были повесить на городской
площади.
В назидание прочим.
Но вместо того чтобы болтаться в хорошо намыленной петле или по
крайней мере в ожидании этой самой петли гнить в тюрьме и улаживать свои
сложные отношения с Господом - вместо этого Грыжа почему-то сидел в
трактире, пил вино и улыбался одними губами, а в темно-серых глазах
Арчибальда Шварца по прозвищу Грыжа... нет, не должна читаться в глазах
человека, внезапно оказавшегося на свободе, такая смертная тоска и полная
безнадежность!
Но почему?! Если Арчибальд каким-то чудом вырвался из тюрьмы или был
помилован, то он должен радоваться... Грыжа радовался. Во всяком случае,
со стороны все выглядело именно так. Трактир, приятели, вино - что еще
нужно человеку, вышедшему из застенков? Но взгляд... после услышанного в
госпитале св.Магдалины Джош не мог обмануться! На душе у Арчибальда Шварца
было так же тоскливо и мерзко, как и у него самого.
Как будто эту самую душу разъедал изнутри невидимый червь.
Джозеф велел служанке принести вина и подсел за столик Грыжи.
- О, Джош! - искренне обрадовался Грыжа, и на миг его глаза стали
прежними, но только на миг, не больше. - Хорошо, что ты появился!
- Привет, Арчи, - выдавил кривую улыбку Джозеф. - Как тебе удалось
отвертеться от виселицы? Сбежал, что ли?
- Почти, - Грыжа сразу осунулся и будто стал меньше ростом. - Вот,
господин Джон Трэйтор [трэйтор (англ.) - предатель] помог...
И Шварц кивнул на сидевшего чуть позади него высокого худощавого
господина с черной седеющей эспаньолкой, косо прилепленной на внушительном
подбородке. Незнакомец в богатом темно-зеленом камзоле и таком же зеленом
берете с петушиным пером, залихватски сдвинутом на левую бровь, более
всего походил на испанца, хотя фамилия и имя у него были скорее английские
- и в этом трактире господину Трэйтору было никак не место.
При упоминании своего имени спаситель Арчибальда-Грыжи привстал и
слегка поклонился. Джош ответил ему тем же. Тогда господин Трэйтор вскочил
и, расшаркавшись, подмел петушиным пером своего берета сомнительно чистый
пол трактира. Откуда бы ни взялся этот удивительный господин, в свободное
время спасающий воров от петли - он был сама вежливость.
- Кончайте любезничать, парни, - буркнул один из дружков Грыжи,
жилистый детина со шрамом на помятом лице. Имени детины никто не знал, и
он любил, когда его звали просто и незамысловато: Сундук. - Не сегодня,
так завтра, а петли не миновать!
Чем-чем, а тактом Сундук никогда не отличался.
- Да ладно тебе, Сундучище, - махнул на него рукой Джош. - Интересно
все-таки, как это господину Трэйтору удается вытаскивать людей из тюрьмы?
Он, часом, не колдун?
Грыжа невольно вздрогнул, разлив вино себе на колени, а Джон Трэйтор
еле заметно поморщился.
- У господина Трэйтора хорошие связи, - сбивчиво заговорил Арчибальд,
комкая в своей медвежьей лапе краюху ржаного хлеба и засыпая пол вокруг
себя крошками мякиша. - Кроме того, внушительная сумма денег, которую
пришлось внести...
Джош посмотрел в глаза Шварцу и понял, что тот врет. Врет глупо и
неумело. Грыжа поспешно отвел взгляд и умолк на середине фразы.
- А что ты, Джош, невесел? - спросил он, стремясь хоть как-то
выпутаться из неловкого положения и перевести разговор на другую тему. -
Дела не идут, или женщины не любят?
- Марта умирает, - это выплеснулось само, непроизвольно, как кровь из
раны. - Умирает. Лекарь сказал - не больше трех дней осталось...
Над столом повисло угрюмое молчание, даже Сундук захлопнул пасть и
уставился в стол - и сбивчивый шепот Молчальника услышали, кажется, все:
- Я бы за нее... душу не пожалел... Я бы...
Джош уронил голову на руки, и словно издалека услыхал сдавленный
голос Арчибальда Шварца, которого теперь венские воры будут звать
Висельником целых полтора года, до дня его внезапной смерти от
апоплексического удара:
- Ты, парень, думай, что говоришь! Душу, ее... ее, это самое...
Грыжа явно хотел сказать что-то еще, но поперхнулся, закашлялся и
умолк.
Джош плохо помнил, что было дальше. Он долго пил, не пьянея, чуть не
подрался с Сундуком, но их вовремя растащили, потом Молчальник стал
отвечать на вопросы собутыльников по-подгальски, удивляясь их непонимающим
физиономиям и время от времени ловя на себе пристальный изучающий взгляд
Джона Трэйтора. Наконец приятели Грыжи куда-то исчезли, следом за ними
нетвердой походкой покинул трактир и сам Грыжа, и они с Трэйтором остались
за столом вдвоем.
Похожий на испанца человек со странной английской фамилией отставил в
сторону кружку с вином, и Джозеф, предчувствуя что-то смертельно важное,
сделал то же самое.
Отрезвление ударило неожиданно и коварно, словно нож в спину.
- Итак, вы говорили, что не пожалели бы своей души в обмен на жизнь
Марты Ивонич? - с едва заметной усмешкой проговорил господин Трэйтор,
дернув себя за клочок волос на подбородке.
...Она бежала темными запутанными коридорами, где с бугристого
потолка капала слизь, на стенах копились огромные колонии светящихся
гусениц, а за спиной раздавался топот и тяжелое дыхание Стражей; Марта
мчалась из последних сил, унося с собой что-то... она сама не знала - что
именно, но бросить украденное было нельзя, никак нельзя, да и Стражи все
равно не оставили бы ее в покое.
Марта чувствовала, что уже давно заблудилась в этом бесконечном
внутреннем лабиринте, что Стражи гонят ее к Черному Ходу, к тому
пульсирующему омуту, разъедающему жертву, о котором ей не раз рассказывал
вечерами батька Самуил. Несмотря на ужас и липкое отчаяние, парализующие
волю, она заставила себя остановиться и встретить Стражей лицом к лицу.
Это ничего не давало, кроме возможности достойно умереть - но Стражи
почему-то все не показывались, а потом за поворотом коридора послышался
какой-то шум и хриплое рычание, переходящее в затихающий бессильно-злобный
вой. Марта кинулась туда и, свернув за угол, увидела Джоша, ее Джоша,
спокойного сосредоточенного Молчальника, который вытирал об штанину
длинный окровавленный нож.
Рядом бились в агонии три бесформенных Стража, сверля Марту
тускнеющим взглядом, полным ненависти.
Марта невольно вскрикнула, Джош поднял на нее глаза и грустно
улыбнулся.
- Ну что ты, маленькая, успокойся... Все в порядке. Пошли.
Он обнял ее за плечи рукой, измазанной в густой коричневой крови, и
они двинулись к выходу. По дороге Марта все пыталась вспомнить, что же
здесь не так, и когда впереди слабо забрезжил розовато-голубой свет, она
наконец вспомнила: ведь это же Лабиринт Души, чужой души, куда она
неведомо как попала, - значит, Джоша попросту не может здесь быть, и уж
тем более он не должен знать пути наружу!..
- Да, не может, - Джош обернулся к ней, словно прочтя ее мысли. - Не
может и не должен. Но я здесь. Потому что без меня ты бы погибла. Вот я и
пришел.
Он снова грустно улыбнулся, и только тут Марта заметила, что на шее у
Джоша - веревочная петля, нет, не веревочная, а скрученная из Джошева
пояса, а лицо Молчальника неживое, застывшее, чем-то похожее на лица
убитых Стражей, и лишь в запавших глазах, как в омуте Черного Хода, куда
Марта так и не добежала, бьется живая безысходная тоска. Марте захотелось
кричать от этой хлынувшей в нее тоски - но тут что-то ослепительно
взорвалось перед нею, Джош исчез, и все исчезло...
Марта вскрикнула, открыв глаза - и мгновенно зажмурилась от
ворвавшегося под веки яркого света.
- Слава Богу! - как сквозь вату услышала она голос сиделки. -
