отметил, что мишень стоит чуть косо; потом он снова перевел взгляд на
лучников и подумал, что Ифитов лук под стать владельцу - раза в полтора
длиннее лука Миртила.
И натягивал его Ифит не до груди, как привыкли фиванские стрелки, а
по-варварски, до самого уха.
А еще Кастор, как истинный лаконец, подумал, что лук - оружие труса.
Ну пусть не труса, но уж во всяком случае не настоящего мужчины.
- При том, что Ифита не Аполлон стрелять учил, а Эврит, - как
ребенку, пояснил Автолик Кастору свою мысль. - Отец, как-никак...
На поле Автолик смотрел невнимательно и думал, что зря он сел рядом с
Диоскуром.
- А-а-а, - понимающе кивнул Кастор.
Автолик покосился на безмятежное лицо Диоскура и больше до конца
состязаний с ним не заговаривал.
Лук юного Ифита с негромким гудением распрямился - и стрела, свистнув
в воздухе, с тупым стуком вонзилась в центр мишени. Хмурый и
сосредоточенный Миртил еще некоторое время целился, после чего тоже
спустил тетиву.
Центр мишени расцвел второй стрелой - и толпа зрителей на трибунах
разразилась приветственными криками.
Болели за своего, за фиванца.
Миртил с усилием улыбнулся и вытер выступивший на лбу пот. Почему-то
в тот момент, когда стрела сорвалась с тетивы, пожилому учителю
припомнилось выражение лица приезжего ойхаллийца Эврита, когда они перед
самым состязанием чуть не столкнулись у входа. Между ними еще тогда ужом
проскочила эта старая сумасшедшая, карлица Галинтиада - и Миртилу
показалось, что басилей Эврит сухо кивнул нищей старухе, прежде чем
проследовать на отведенное ему почетное место.
Ему, Миртилу, басилей кивнуть забыл - словно впервые видел...
Учитель Миртил с затаенной тоской оглядел беснующиеся трибуны и
подумал о том, что бы завопили зрители, если бы узнали об условии, которое
было поставлено Эвритом и принято им, Миртилом.
Ночью пришел в дом Миртила Эврит-ойхаллиец, и условие было ночное,
темное, из тех, которые и принять нельзя, и не принять нельзя...
Ну что ж, учитель всегда приносит себя в жертву ученику - правда, не
так, как потребовал этого басилей Эврит, человек с пальцами лучника и
глазами змеи.
Мальчишку, в жертву которому должен был тайно принести себя
проигравший сегодняшние состязания, Миртилу видно не было. Небось,
вертится в толпе вместе с братом... Герой. Будущий герой. Величайший герой
Эллады с цыпками на босых ногах.
Учитель Миртил еще раз отер бугристый, с залысинами лоб и заставил
себя сосредоточиться на мишени.
- ...Эй, Пустышка, давай к нам! Отсюда лучше видно! Да здесь мы,
здесь, у тебя под носом! Не туда смотришь! - оба брата от души веселились,
приплясывая на высоченном каменном парапете, куда непонятно как забрались.
Пустышка - типичный разгильдяй-зевака с черствым коржиком в одной
руке и флягой вина в другой - завертел головой, потом увидел мальчишек
(или сделал вид, что только что увидел) и вскоре протолкался к братьям,
легко вскочив на парапет.
Пожалуй, даже слишком легко... но кому было до этого дело?
Никому - поскольку на поле уже устанавливались новые мишени,
существенно меньшие, чем предыдущие; и располагались они от черты, где
стояли стрелки, не в пятидесяти шагах, а в полтора раза дальше.
Пустышка обнял просиявших близнецов за плечи, кивком указал им на
стрелков и восторженно прицокнул языком - что не преминули собезьянничать
Алкид с Ификлом.
И снова рослый юноша-ойхаллиец выстрелил навскидку, почти не целясь,
безошибочно поразив мишень, и снова долго и тщательно целился Миртил,
целился, спускал тетиву, и орали счастливые зрители - свой, земляк,
фиванец, пока что ни в чем не уступал заезжей знаменитости. А что целился
дольше - так это правилами не оговорено!.. хоть неделю целься.
- Эй, Пустышка, ты за кого болеешь? - дернул приятеля за край хламиды
взмокший от переживаний Ификл.
- Я - за Миртила! - гордо добавил он, так и не дождавшись ответа,
после чего без спросу отломил у Пустышки кусок коржика и принялся его
жевать.
- А я - за Ифита! - тут же вмешался Алкид, взволнованно
подпрыгивающий на месте и ежесекундно рискующий свалиться с парапета. -
Миртил вон сколько целится, а этот долговязый раз - и точно в цель!
- Все равно Миртил лучше! - не выдержал Ификл. - Потому что наш!
Пустышка, ну Пустышка, скажи ему - кто лучше?! Кто победит?!
- Пусть победит сильнейший, - нашелся Пустышка.
- Ясное дело, сильнейший, - надулись оба мальчишки. - Но ты-то за
кого?!
- Я - за Аполлона! - улыбнулся Пустышка, но глаза его оставались
серьезными и смотрели куда-то в сторону кромки поля. - Вы, ребятки,
болейте на здоровье себе, а я пойду поздороваюсь - родственничка
заприметил...
Вот он был - и вот его не стало. Близнецы все никак не могли
привыкнуть к этой странной особенности Пустышки - умению исчезать
мгновенно и совершенно бесследно.
То-то удивились бы братья (да и не они одни), узнав, что их
замечательный друг находится совсем рядом, рукой подать, просто увидеть
его можно, только если уметь видеть по-настоящему - а это умеет далеко не
каждый.
Например, из собравшихся зрителей это умел только один слепой
Тиресий.
...Гермий невольно улыбнулся, потрепал Алкида по вихрастому затылку
(тот не глядя отмахнулся - муха, что ли, докучает?) - и, незримый для
людей, двинулся к кромке поля.
Туда, где ждал его один из Семьи, от чьих глаз укроешься разве что в
шлеме дядюшки Аида, изделии подземных ковачей-Киклопов.
Бог стоял против бога; "Я" против "Я".
"Я" путников, воров и торговцев, ораторов и душ, бредущих к Ахерону,
послов, пастухов и юных атлетов, Килленец, Лукавый, Пустышка,
Психопомп-Душеводитель, Пастырь Стад - легконогий Гермий, сын Майи-Плеяды,
горной нимфы, дочери Атланта-Небодержателя; и "Я" поэтов и лучников,
строителей и музыкантов, Стреловержец, Мститель, Водитель Муз, Оракул,
Несущий чуму, Очищающий от скверны - солнечный Аполлон Пифий, сын гонимой
Латоны, дочери титана Кея и Фебы.
Братья по отцу.
Впрочем, приплясывающий на парапете Алкид (или это Ификл?.. нет,
пожалуй, все-таки Алкид) тоже числился в братьях у этих двоих - но боги и
люди одинаково глухи к смеху Ананки-Неотвратимости.
- Какими судьбами, братец? - еще издалека поинтересовался Гермий,
придавая своему лицу самое беззаботное выражение.
"Потрясающий красавец, - про себя оценил он горделиво
подбоченившегося Аполлона. - Причем знающий это о себе - и поэтому уже не
столь потрясающий. Интересно, он искренне простил мне то украденное стадо
или просто решил не связываться?.."
- Пролетом, - чуть рисуясь, сверкнул ослепительной улыбкой Аполлон. -
На состязание взглянуть и вообще... Сам знаешь, папа всей Семье запретил
являться в Фивах по-божески, при полном параде - ну, я и заглянул так,
потихоньку... вроде тебя, бродяги.
- Угу, - кивнул Гермий. - Это правильно. Это сближает...
Кого это сближает и каким образом - этого Гермий не сказал, а Аполлон
не спросил, и некоторое время они молча наблюдали за соперниками,
старавшимися поразить подброшенное яблоко. Ифит снова попал чисто,
навскидку, расколов яблоко на две почти равные половинки; Миртил чуть не
опоздал, спустив тетиву в последний момент, и от его яблока отлетел
довольно-таки небольшой кусок - что, впрочем, тоже засчитывалось.
Когда Миртил опускал лук после выстрела, руки его слегка дрожали.
- Волнуется фиванец, - заметил Аполлон.
- Есть из-за чего, - согласился Гермий. - Ученик твоего ученика...
- Не мой ученик! - резко закончил Аполлон, мрачнея. - Мой ученичок
во-он где... вырос, заматерел! Встретит - не поздоровается, жертву не
принесет... да и так нечасто приносит.
И небрежно кивнул в сторону мест для почетных гостей, где
переговаривались о чем-то басилеи Креонт и Эврит, рядом с которыми сидел
довольный Амфитрион и еще кто-то из городской аристократии.
- Мой, не мой, - не преминул уколоть Гермий. - Что ж ты, братец,
прямо как смертный? А где же "Я"?
- Я не смертный, - отрезал Аполлон. - А Эврит - не я.
Гермий подметил странную тень, затмившую в этот миг солнечный лик
Аполлона - то ли легкую неприязнь, то ли интерес гиганта к мокрице,
испачкавшей слизью его подошву.
- На днях поминал меня пару раз, - Аполлон явно имел в виду того же
Эврита. - Думал, наверное, что я не услышу.
- Это он зря, - усмехнулся Лукавый.
- Зря, - согласился Солнцебог, похлопывая ладонью по висевшему сбоку
колчану, от которого исходило приглушенное сияние. - Не люблю, когда меня
всуе поминают. Надо бы проучить басилейчика - как-никак ученичок...
бывший. Жаль только, Семья не поймет - папа велел, чтобы в Фивах без
знамений и грозы над охульниками!
- Так мы и не будем! - с готовностью подхватил Гермий. - Зачем нам
гроза? Гроза нам ни к чему, гром, ливень, молнии там всякие... да только
насчет мелкой, но существенной помощи одному из соперников и насчет
мелкой, но досадной помехи другому - об этом папа ничего не говорил! Папа
велик, ему не до мелочей!..
- Вот и я о том же, - удивительно, до чего же неприятная ухмылка
могла возникнуть на столь красивом лице, как у Аполлона. - А то слишком уж
много возомнил о себе басилейчик... Фиванцу мы победу, пожалуй, отдавать
не станем, не заслужил, но и ничья будет Эвриту как кость в горле.
Сделаем, Лукавый?
- Сделаем, Стрелок. Только так: Ифит - мой, Миртил - твой. Пакости
больше по моему ведомству... "Феб Мусагет, Аполлон сребролукий, строящий
подлые козни Эвритову чаду Ифиту" - нет, не звучит! А вот: "И к Аполлону
воззвал славный лучник фиванский; и Фебом услышан он был" - это же совсем
другое дело!
- Болтун ты, Пустышка, - махнул рукой Аполлон. - И в кого ты такой?
- В себя, - небрежно отозвался Гермий, следя, как два голубя, громко
хлопая крыльями, взмыли в безоблачное небо - и за птицами почти
одновременно метнулись две стрелы. Один голубь камнем рухнул вниз - более
длинная стрела аккуратно отрезала ему голову; но и другой, судорожно
трепыхаясь, упал в гущу восторженных зрителей.
Чьи-то руки швырнули птицу обратно на поле; крылья голубя еще раз
проскребли по земле, и птица затихла - стрела Миртила прошила ее насквозь,
но голубь попался живучий не по-голубиному.
Судьи на поле переглянулись, и один из них стал подвешивать к
деревянной стойке два позолоченных кубка на длинных и прочных нитях. На
этом задании обычно пасовали самые искусные лучники - кубок раскачивали, и
стрелок должен был перебить нить не далее чем на локоть от кубка.
Подали стрелы с раздвоенными наконечниками.
Двое рабов одновременно качнули кубки и отскочили в разные стороны.
То ли солнечный зайчик ударил в глаза Ифиту, то ли нога не вовремя
поехала по траве, только что бывшей сухой и вдруг ставшей мокрой и
скользкой (с чего бы это?!); а может, просто сказалось все возрастающее
напряжение сегодняшнего дня - короче, дрогнула не знавшая промаха рука,
чуть качнулся лук, зазвенела возмущенно тетива... и стрела все же срезала
нить - но слишком далеко от кубка, упавшего на траву.
Локоть? Больше?..
И в то же мгновение рванулась вперед стрела Миртила-фиванца - а в
глазах пожилого лучника еще горели, не гасли огоньки удивления, словно не
он только что натягивал лук, целился, спускал коротко вскрикнувшую
тетиву...
Миртил поежился, наскоро помянул Аполлона-Стреловержца и глянул через
