привязанностью; она не является порождением земных чувств - уважения,
симпатии и тому подобных - даже в миллионы и миллиарды крат усиленных. Это
небесная благодать, это божественное откровение, это дьявольское
наваждение... Будто молния ударила одновременно с неба и из-под земли -
она мгновенно поразила Филиппа.
Луиза слушала его, облокотившись на колени и подперев подбородок
рукой. Ее лицо отражало целую гамму чувств - нежности, восторга,
благоговения, растерянности, замешательства и восхищения, а глаза ее томно
блестели. Когда Филипп допел до конца, и отзвучали завершающие аккорды
баллады, она еще немного помолчала, вслушиваясь в тишину, затем с
волнением в голосе произнесла:
- Как это прекрасно! У меня даже нет слов... А ведь это песня про
ваших родителей, правда?
- И да, и нет, - ответил Филипп. - В общих чертах это действительно
история о моих отце и матери, но некоторые детали и обстоятельства автор
явно позаимствовал из другой похожей истории.
- Вы имеете в виду дона Клавдия Иверо, который похитил у императора
дочь?*
- Да, именно. В частности из этой истории было взято окончание
баллады, что якобы моя мать убегает с моим отцом, и они втайне венчаются.
Наверное, автору это показалось более изящной концовкой, нежели то, что
случилось на самом деле.
- А что же было на самом деле?
- Как? Разве вы не знаете? - с искренним удивлением спросил Филипп.
Тут же он сообразил, что Луиза задала этот вопрос из вежливости, чтобы
поддержать разговор, но это получилось у нее несколько неуклюже. Стремясь
замять возникшую неловкость, он быстро заговорил: - А дело было так. Мой
отец собрал войско и пригрозил моему деду, что пойдет войной на Тулузу и
отнимет у него не только дочь, но и корону. Дед не хотел междоусобицы в
стране, поэтому уступил, из-за чего рассорился с графом Прованским...
Филипп рассказывал эту историю чисто машинально, не очень-то
вдумываясь в то, что говорит. Его мысли были заняты совсем другим; он
обмозговывал одну великолепную идею, которая только что пришла ему в
голову. Он уже оправился от первоначальной растерянности и весь
преисполнился решимости. Теперь он точно знал, что ему нужно, и был готов
к активным действиям. Но это не было следствием холодного расчета с его
стороны, это скорее была отчаянная храбрость вдребезги пьяного человека. А
Филипп был пьян - от любви.
С горем пополам закончив свой сказ, Филипп резко поднялся, извинился
перед Луизой и подошел к Жакомо, который сидел на корточках под деревом,
дожидаясь, когда его подопечная освободится. Слуга вскочил на ноги и с
почтительным видом выслушал распоряжения Филиппа, произнесенные в
полголоса, чуть ли не шепотом. Затем он поклонился ему, не мешкая
взобрался на свою лошадь и, послав прощальный поклон озадаченной Луизе,
скрылся за деревьями.
- Что случилось? - спросила она, когда Филипп вернулся и снова сел
подле нее.
- Я велел Жакомо ехать в Кастель-Фьеро и передать Эрнану, что сам
позабочусь о вас и вечером доставлю к нему целой и невредимой.
Щеки Луизы вспыхнули.
- Но зачем?
- Ну, во-первых, я уже неделю не видел Эрнана и решил сегодня
навестить его - ведь грешным делом я думал, что он находится в отъезде. А
во-вторых, я отослал Жакомо, чтобы остаться с вами наедине.
- Да?.. - Девушка еще больше смутилась. - Вы... Вы хотите остаться со
мной наедине?
- Мы УЖЕ остались наедине, - уточнил Филипп, смело обнял ее и привлек
к себе. - Согласись, милочка: как-то неловко целоваться в присутствии
слуг.
- О боже! - только и успела прошептать Луиза, прежде чем их губы
сомкнулись в долгом и жарком поцелуе.
Потом они сидели, крепко прижавшись друг к другу. Голова Луизы
покоилась на плече Филиппа, а он, зарывшись лицом в ее волосах, с
наслаждением вдыхал их пьянящий аромат, чувствуя себя на седьмом небе от
счастья. Филипп много раз целовался с девушками и сжимал их в своих
объятиях, но еще никогда не испытывал такого блаженства, как сейчас. И тут
он понял, что нисколько не страшится близости с Луизой; он жаждет этого,
он просто сгорает от нетерпения поскорее овладеть ею и познать ее. Теперь
он не боится разочароваться в любви, потому что в настоящей любви
невозможно разочароваться.
- Сколько тебе лет, дорогая? - спросил Филипп.
- Пятнадцать.
- А мне только четырнадцать... Но это не беда, правда?
Луиза погладила его по щеке, затем нежно прикоснулась губами к его
губам. Глаза ее сияли от восторга.
- Это не имеет значения, милый. Я люблю тебя.
- Я тоже люблю тебя, Луиза. Я так тебя люблю! - Филипп бережно
опустил ее на траву, скинул с себя камзол и склонился над ней. - Знаешь, -
произнес он с таким виноватым видом, будто признавался в каком-то
неблаговидном поступке, - у меня еще не было женщин. Честное слово! Ты...
ты моя первая, моя единственная...
Луиза вдруг всхлипнула и задрожала.
- Господи! - прошептала она, поняв, что сейчас произойдет. -
Господи...
- Что с тобой, родная? - всполошился Филипп. - Почему ты плачешь? Ты
сомневаешься, что я люблю тебя?
Луиза рывком прижалась к его груди.
- Я знаю, мы не должны...
- Почему? Разве ты не любишь меня?
- Люблю, но...
- Ты боишься? - спросил Филипп. Только с некоторым опозданием ему
пришло в голову, что она может страшиться близости с ним, как он страшился
близости с другими девушками. - Ты боишься разочароваться во мне?
Луиза немного отстранилась и удивленно посмотрела на него. Взгляд ее
выражал непонимание - то самое непонимание, которое неотступно следовало
за ними всю их недолгую супружескую жизнь.
- Я не боюсь разочароваться в тебе, - мягко сказала она. - Ведь мне
не с кем тебя сравнивать. Я боюсь... просто боюсь...
- Боишься, что я не люблю тебя? - вдруг осенило Филиппа. - Что я
только притворяюсь, изображая любовь? Что я просто хочу соблазнить тебя?
Ты не веришь мне?
Луиза покачала головой.
- Я верю тебе. Верю...
- Тогда почему ты такая грустная? Почему в глазах твоих слезы?
Луиза обречено вздохнула.
- Это от счастья, милый. Вправду от счастья... и от страха. Я боюсь,
но не чего-то конкретного, а просто потому, что мне страшно. Страшно и все
тут, ведь это так естественно. - Она перевела дыхание, набираясь
храбрости. - И, пожалуйста, не спрашивай ни о чем. Лучше поцелуй меня.
Филипп заглянул вглубь ее прекрасных карих глаз и будто растворился в
них целиком. В этот момент весь окружающий мир перестал существовать для
него. На всем белом свете были только он, она и любовь, соединившая их
неразлучными узами. Любовь, которую он так долго ждал и которая, наконец,
пришла.
"Люблю!" - шептали его губы.
"Люблю!" - стучало его сердце.
"Люблю!" - пело все его существо.
Он познавал любовь. Ему еще предстояло испить эту чашу до дна -
радость и горечь, муку и наслаждение, боль и блаженство, надежду и
отчаяние...
6. МУЖЧИНА
Солнце клонилось к закату. Филипп лежал, растянувшись на траве, и
бездумно глядел в небо. На его груди покоилась голова Луизы, ее волосы
щекотали ему шею и подбородок, но он не убирал их - щекотка была приятной.
И вообще, все связанное с Луизой было ему приятным. Филиппу казалось, что
он не лежит на земле, а парит в воздухе. Все его тело охватывала сладкая
истома, мысли в голове путались, порой устремляясь в самых неожиданных
направлениях, но над всем этим доминировало всепоглощающее чувство
спокойного и безмятежного счастья.
В том, что он испытал с Луизой, было нечто фантастическое. Его
ощущения не поддавались никакому анализу, их невозможно было разобрать по
косточкам и разложить по полочкам. Теперь-то Филипп понял, что нет и быть
не может ответа на вопрос: "Что такое любовь?", ибо она - один из
абсолютов бытия, явление такое же безусловное, как рождение и смерть, это
одно из таинств жизни, и пытаться описать его так же бессмысленно, как
объяснять, почему через две точки на плоскости можно провести лишь одну
прямую. Банальный акт физической близости оказался чем-то несравненно
более значительным, чем просто плотское удовлетворение душевных порывов.
После этого Луиза стала для Филиппа не только дорогим и родным существом,
но как бы неотъемлемой частичкой его самого, кровью и плотью его...
Луиза заворочалась и подняла голову.
- Кажется, я задремала, - сонно сказала она, моргая глазами. - Я
долго спала?
- Нет, дорогая, - ласково ответил Филипп. - Самую чуточку.
- Это сколько?
- Ну, четверть часа, максимум - полчаса.
Луиза тяжело вздохнула и крепко прижалась к нему.
- Что случилось? - спросил Филипп. - Почему ты вздыхаешь?
- Да так, ничего. Просто... просто я думаю...
- О чем?
Она снова вздохнула.
- Ну как ты не понимаешь?! Я думаю о том, что произошло.
- А-а!.. Однако чем ты встревожена? Ведь все было прекрасно,
замечательно, великолепно... Или нет? По-твоему, я сделал что-то не так?
- Ах нет, Филипп, не в том дело. Вовсе не в том.
- А в чем?
С минуту Луиза помолчала, прежде чем ответить.
- Мне очень неловко, ужасно неловко. Что подумает мой кузен? Что
подумают мои родные? Что подумают все остальные? Вчера Эрнан рассказывал
мне про тебя и вполне серьезно заявил, что боится знакомить меня с тобой.
Ему-де стыдно будет смотреть в глаза моим родителям, если ты соблазнишь
меня.
Филипп поднялся и сел на траве.
- Так вот ты о чем! - наконец дошло до него. - Вот что тебя
беспокоит!
- Ну да, - в смятении кивнула она. - Это меня и беспокоит. Но только
не подумай, что я сожалею, дорогой. Я ни о чем не сожалею. Ни о чем...
Филипп наклонился к ней и поцеловал ее в губы.
- Глупышка ты моя! Как плохо ты обо мне думаешь. Ведь я люблю тебя и
хочу на тебе жениться.
Луиза вздрогнула и недоверчиво поглядела на него.
- Жениться? - переспросила она. - Ты хочешь жениться на мне? Ты не
шутишь?
- Никаких шуток! Завтра мой духовный падре Антонио обвенчает нас, и
мы станем мужем и женой. Ты согласна?
- О боже! - в растерянности прошептала Луиза. - Боже... Это так
неожиданно...
- А ты думала, я просто хотел поразвлечься с тобой?
- Ну, вообще-то... Вообще-то я думала, что между нами такая
разница...
- Это несущественно, милочка, - заявил Филипп с такой
безаппеляционностью, как будто сам был не до конца в этом уверен и
страстно желал убедить себя в собственной правоте. - Все это кастовые
предрассудки. Раньше я разделял их... пока не встретил тебя. Теперь-то я
понимаю, что грош им цена в базарный день. Теперь я понимаю Эрнана, и его
отца... Да что и говорить! Я жить без тебя не могу, я хочу, чтобы ты
всегда была рядом со мной, и если ты откажешься по своей воле выйти за
меня замуж, я силой женюсь на тебе.
В глазах Луизы заплясали лукавые чертики.
- И как ты это сделаешь? - игриво спросила она.
- А вот как! - Смеясь, Филипп опрокинул ее на траву и осыпал ее лицо
поцелуями. - Попробуй только отказать! Я зацелую тебя до полусмерти и на
руках понесу к алтарю.
Луиза тоже рассмеялась, и они долго целовались и ласкали друг друга,
пока вконец не выдохлись.
- Так ты согласна? - спросил Филипп, положив голову ей на колени. -
Ты станешь моей женой?
- Да, конечно, я согласна. И мои родители не станут возражать. Ах!
Они будут так рады за меня, так счастливы... Но согласиться ли твой отец?
