само собой получилось. Вот дурак, сразу не догадался...
- Фи...
- Я все понял, Бланка. И еще раз прошу простить меня. Примите во
внимание, что сегодня я перебрал. Я спьяну увязался за вами, не сообразив,
что вам всего лишь нужно было отлучиться на пару минут. Конечно же, я
подожду вас здесь.
Щеки Бланки вспыхнули густым румянцем. Она рывком распахнула дверь и
гневно выкрикнула:
- Ну, проходите! И будьте вы прокляты...
С самодовольной ухмылкой Филипп отвесил ей шутливым поклон.
- Только после вас, сударыня.
Они пересекли узкую переднюю и вошли в небольшую уютную комнату,
обставленную, как будуар. Несмотря на то, что Бланка провела в своих новых
покоях всего лишь одну ночь, они чувствовались обжитыми и уже пахли своей
хозяйкой - в воздухе витал тонкий аромат жасмина и еще чего-то, чуточку
пряного и невыразимо приятного, чем всегда пахло от Бланки и от всех ее
личных вещей. Этот запах всякий раз вызывал у Филиппа сильное возбуждение
и повергал его в сладостный трепет.
Дверь, ведущая в соседнюю комнату, отворилась и в образовавшуюся щель
просунулась голова Коломбы, горничной Бланки. Увидев свою госпожу с
мужчиной, она мгновенно исчезла.
Бланка расположилась на диванчике в углу комнаты и жестом указала
Филиппу на стоявшее рядом кресло. Филипп машинально сел, не сводя с нее
восхищенного взгляда. Он любовался ее изящными, грациозными движениями,
живой мимикой ее лица, тем, как она усаживается и сидит, - он любовался ею
всей. Бланка была одета в изумительное платье из великолепной золотой
парчи, которое удачно подчеркивало ее естественную привлекательность,
превращая ее из просто хорошенькой в ослепительную красавицу. Филипп
почувствовал, что начинает терять голову.
- Здорово я сыграл на вашей деликатности, не правда ли? - лукаво
улыбаясь, скала он. - Между прочим, вы знаете, как называет вас Маргарита?
Стыдливой до неприличия, вот как. И она совершенно права. Порой вы со
своей неуместной стеснительностью сами ставите себя в неловкое положение.
Это ваше уязвимое место, и я буду не я, если не найду здесь какой-нибудь
лазейки в вашу спальню. Как раз сейчас я думаю над тем, в чем бы таком
УЖАСАЮЩЕ ПОСТЫДНОМ мне вас обвинить, чтобы вы могли опровергнуть мое
обвинение только одним способом...
- Прекратите, бесстыжий! - негодующе перебила его Бланка. -
Немедленно прекратите!
В это самое мгновение в голове у Филиппа что-то щелкнуло - видимо,
начало действовать выпитое в брачных покоях вино, - и она закружилась
вдвое быстрее. И, естественно, вдвое быстрее он замолотил языком:
- Но почему "прекратите"? Нельзя ли покороче - "прекрати"? Так будет
резче, емче, весомее... и гораздо интимнее. Что ты в самом деле - все
выкаешь да выкаешь? Ладно еще когда мы на людях, но с глазу на глаз...
Черт возьми! Как ни как, ты моя троюродная сестричка. Даже больше, чем
троюродная, почти двоюродная - ведь мой дед и твоя бабка были двойняшки.
Близнецы к тому же. Ну, доставь мне удовольствие, милочка, называй меня на
ты.
Бланка невольно улыбнулась. Эта песенка была ей хорошо знакома.
Всякий раз подвыпив, Филипп с настойчивостью, достойной лучшего
применения, начинал выяснять у нее, что же мешает им быть на ты.
- Нет, Филипп, - решительно покачала она головой. - Ничего у вас не
выйдет.
- Ваше высочество считает меня недостойным? - едко осведомился
Филипп. - Ну да, как же! Ведь вы, сударыня, дочь и сестра кастильских
королей, а я - всего лишь внук короля Галлии. Мой род, конечно, не столь
знатен, как ваш, а мой предок Карл Бастард, как это явствует из его
прозвища, был незаконнорожденным... Ха! Черти полосатые! Ведь он и ваш
предок! Значит мы оба принадлежим к одному сонмищу ублюдков...
- Филипп!..
- Мы с тобой одной веревкой связаны, дорогая, - продолжал он, все
больше возбуждаясь. - Мы просто обязаны быть друг с другом на ты. И
никаких возражений я не принимаю.
- Ну а потом вы потребуете, чтобы мы... сблизились, не так ли? -
сказала Бланка. - Дескать, коль скоро мы с вами на ты, то и наши
отношения, как вы поговариваете, должны быть "на надлежащем уровне".
Филипп демонстративно хлопнул себя по лбу.
- Ага! Так вот что вас волнует! Ну, уж если на то пошло, мы можем
сначала сблизиться и лишь затем перейти на ты.
С этими словами он одним прыжком пересел с кресла на диван рядышком с
Бланкой, как бы нечаянно обнял ее за талию и привлек к себе.
- Что вы делаете, нахал! - воскликнула Бланка, изворачиваясь всем
телом. - Что вы...
- Как это что? Иду на сближение, - с невозмутимым видом пояснил
Филипп, однако глаза его лихорадочно блестели. Он отбросил с ее лба
непокорную прядь волос и запечатлел на нем нежный поцелуй. - Ну вот мы и
сблизились... Гм. По крайней мере, частично.
- Свинья! Наглец!
- А вы невежа.
- Да неужели?!
- А разве нет? - притворился изумленным Филипп. - За кем, свет души
моей, я ухаживаю последние три недели? Ясное дело, за вами. И что в ответ?
Меня не замечают! Ради кого я отослал господина де Монтини в Рим - жаль,
что не в Пекин? Разумеется, ради вас...
- Ах! - саркастически произнесла Бланка. - Так значит, это было
сделано исключительно для моего блага!
- Вот именно. Он чувствительно мешал нашей любви.
- Так, так, так...
- А вы жутко обиделись на меня.
- Ай-ай-ай! Какая черная неблагодарность с моей стороны! - Она
предприняла еще одну, впрочем, безуспешную попытку вырваться из его
объятий. - Ведь мне следовало сразу же броситься вам на шею.
Филипп важно закивал с умиротворенным видом пастыря, чей беспутный
прихожанин наконец решил взяться за ум.
- Итак, ты осознала свою вину. Что ж, отрадно... Но раскаиваешься ли
ты?
- Раскаиваюсь? - искренне возмутилась Бланка. - Ну, это уж слишком!
Может, мне еще стать на колени и попросить прощения?
- Гм... В общем-то, неплохая идея.
Слово "колени" вызвало у Филиппа цепочку тривиальных ассоциаций,
побудивших его к активным действиям. Левой рукой он сделал молниеносный
выпад вниз с явным намерением задрать ее юбки, но Бланка ни на мгновение
не теряла бдительности. Она тут же лягнула его ногой и закатила ему
звонкую пощечину - он почувствовал себя на седьмом небе от блаженства.
- Бесстыжий нахал! Похотливый самец! Гнусный извращенец!
С двумя первыми характеристиками Филипп, по-видимому, был согласен;
во всяком случае, против них он особо не возражал, чего нельзя было
сказать о последней, которая очень огорчила и даже оскорбила его.
- Я извращенец? Да что вы говорите, Бланка?!
- А нет? Как же иначе вас называть после тех ваших советов господину
де Шеверни?.. Брр! - Бланку всю передернуло от отвращения; лицо ее
запылало. - Бедная Матильда не знала, куда ей и деться от стыда.
Филипп оторопел. Он выпустил Бланку из объятий и, широко распахнув
глаза, в молчаливой растерянности глядел на нее, будто не веря своим ушам.
- О Боже!.. - наконец выдавил из себя он. - Бланка! Что ты нашла
гнусного, а тем более извращенческого, в моих советах Габриелю? Признаю,
они были слишком откровенны, довольно нескромны, и мне, пожалуй, не
следовало давать их при Матильде и прочих женщинах. Но из-за этого
называть меня гнусным извращенцем... Черти полосатые! - Он схватил Бланку
за плечи и быстро заговорил, прожигая ее насквозь пламенным взглядом: - Ты
меня убиваешь, детка! До сих пор я полагал, что Нора была уникальна в
своем невежестве, на тебя я даже подумать не мог - ведь ты у нас такая
умница, такая вдумчивая и рассудительная. Я всегда считал тебя донельзя
стеснительной, ужасно скрытной и потайной, но мне и в кошмарном сне не
могло привидеться, что ты такая забитая, затурканная... Господи, да что
там говорить! Когда мы с Норой... мм... сблизились, ей едва исполнилось
тринадцать лет, она была наивной и невинной девчушкой и понятия не имела,
что значит быть женщиной. Тебе же скоро семнадцать, ты замужем, у тебя
есть любовник - и ты такое несешь! Такой вздор, такую несусветицу!.. Позор
твоему мужу - впрочем, если он вправду не спит с тобой, это отчасти его
оправдывает. Но Монтини нет никакого оправдания. Позор ему, позор! Он не
достоин быть любовником такой хорошенькой-прехорошенькой, такой
соблазнительной-искусительной, такой аппетитно-преаппетитненькой
принцессочки. Твой Монтини - мужлан неотесанный.
- Филипп!
Он с вожделением облизнулся и нетерпеливо потер руками, точно в
предвкушении некоего редчайшего лакомства.
- Обожаю девственниц, - сообщил он. - А ты настоящая девственница. Ты
неиспорченная, целомудренная девчонка, чистая душой и помыслами, достойная
воспитанница монахинь-кармелиток. - Глаза его засияли каким-то
удивительным сочетанием нежности и похоти. - Я научу тебя любви, Бланка,
хочешь? Поверь, нет ничего постыдного в тех ласках, которыми мужчина
одаряет женщину и наоборот. Какие бы ни были те ласки, главное, чтобы они
доставляли им обоим удовольствие не в ущерб их здоровью, а все остальное
неважно... Ну, скажи: "хочу", милочка. Одно-единственное слово или просто
кивок головы - и со мной ты испытаешь такое наслаждение, какого еще не
знала никогда и ни с кем.
- Да вы просто чудовище! - пораженно вскричала Бланка.
- Да, я чудовище, - подтвердил Филипп, притягивая ее к себе. - Я
дракон. Р-р-р!
Он попытался ухватить зубами ее носик. Бланка увернулась и наградила
его еще одной пощечиной.
- Отпустите меня, вы, пьяная свинюка!
- Я не свинюка, я дракон. Пьяный дракон. А ты знаешь, милочка, что
больше всего любят драконы - и пьяные и трезвые? Они просто обожают кушать
хорошеньких, вкусненьких девчонок - таких, как ты, например. А поскольку я
дракон, голодный и пьяный дракон, то сейчас я тебя съе-е-ем! - последнее
слово Филипп прорычал.
Одной рукой он прижал Бланку к себе, а другой принялся расстегивать
ее корсаж. Она изворачивалась, извивалась, брыкалась, лягалась, но
вырваться из его объятий ей не удавалось.
- Прекратите немедленно! Я буду вас бить.
- Бей, - равнодушно ответил Филипп; он как раз сосредоточил все свое
внимание на застежках, которые почему-то не хотели выполнять своей
основной функции - расстегиваться.
- Я буду кусаться, - предупредила Бланка.
- Об этом я только и мечтаю, - заверил ее Филипп.
- Негодяй ты! - сказала она и вдруг всхлипнула.
Оставив в покое ее корсаж, Филипп взял Бланку за подбородок и поднял
ее лицо к себе. На ее длинных ресницах, словно капли росы, блестели слезы.
- Что с тобой, милая? Почему ты плачешь?
- Вы... Ты насилуешь меня. Ты заставляешь... принуждаешь...
Он провел большим пальцем по ее розовым губам, которые непроизвольно
напряглись и задрожали, готовые подчиниться малейшему желанию своей
обладательницы.
- А если я не буду принуждать, ты согласишься?
- На что?
- Как это на что? Да все на то же самое - лечь со мной в постельку.
Ну, не отказывайся, солнышко, ведь я ТАК тебя хочу. Я никого еще не хотел
так, как тебя. Вот как я тебя хочу!
Бланка отрицательно покачала головой:
- Нет, Филипп.
- Но почему, почему? Неужели я не нравлюсь тебе?
Бланка промолчала. Продолжая удерживать ее в объятиях, Филипп
свободной рукой погладил сквозь ткань юбок и платья ее бедро, затем
пальцами пробежал вдоль стана к груди, пощекотал ее подбородок, шею, за
ушком... Бланка глубоко и часто дышала, вся пылая от стыда и сладостного
возбуждения.
- Разве я не нравлюсь тебе? - повторил свой вопрос Филипп.
