лучших ратных игрищ за всю историю подобных состязаний - и по уровню
организации, и по составу участников, и по накалу страстей - как на самой
арене, так и вокруг нее. Бесспорным героем турнира стал Эрнан де Шатофьер,
доказавший себе и другим, что он не только талантливый военачальник, но и
непревзойденный боец. В групповом сражении возглавляемый им отряд одержал
уверенную победу, а сам Шатофьер в очном поединке одолел Гуго фон
Клепенштейна и был единодушно признан лучшим рыцарем второго дня.
Вдохновленный своим успехом, Эрнан выиграл все призы и в последующих
соревнованиях, не оставив ни единого шанса даже великолепному Грозе
Сарацинов. Все женщины на турнире просто сходили по нему с ума, но он
по-прежнему продолжал свято блюсти обет целомудрия, и один только Бог,
возможно, догадывался (да и то не наверняка) чего ему стоило в последнее
время строить из себя святошу...
Шатофьера пытались соблазнить не только прекрасные дамы, но и
некоторые могущественные князья, которые были не прочь привлечь к себе на
службу такого великолепного воина и полководца. К примеру, Юрий Киевский
предложил ему должность главного азовского воеводы и княжество на
половецких землях - правда, еще полудикое, но по размерам не уступающее
Наварре. Однако Эрнан отклонил такое в высшей степени заманчивое
предложение, аргументируя свой отказ тем, что он ревностный католик и ни
за какие блага на свете не отречется от своей веры. Князь Юрий сразу
понял, что действительная причина упрямства Эрнана не в его католической
вере, а в непоколебимой верности своему другу и государю, поэтому больше
не настаивал, чтобы не портить отношений с Филиппом, с которым за время
турнира успел подружиться.
Молодой русский принц был во многом похож на Филиппа. Они были одного
возраста, оба невысокие ростом, близкие по нраву, интересам и складу ума.
Они смотрели на жизнь, если можно так выразиться, с одной колокольни,
почти ко всему подходили с одинаковыми мерками, в девяти из десяти случаев
у них совпадала шкала ценностей, а имевшие место расхождения были не
принципиальными. Помимо всего прочего, их роднили также превратности
происхождения: младший сын герцога Аквитанского впоследствии возложил на
свое чело корону объединенной Галлии, а младшему сыну русского короля
суждено было на склоне лет стать правителем огромной империи от Карпат до
Урала и от Балтики до Каспия. Одним словом, оба принца быстро нашли общий
язык и по окончании турнира расстались добрыми друзьями, искренне сожалея
о том, что их страны находятся в противоположных концах континента, и
надеясь свидеться вновь на рождественских торжествах в Риме по случаю
освобождения Европы от мавров.
Как-то раз (а случилось это в последний день турнира) в одной из их
бесед речь зашла о Московии, и тогда-то Филипп в шутку высказал
предположение, что по крайней мере некоторые члены московской делегации
снюхались с иезуитами. К превеликому его изумлению, князь Юрий не счел его
слова забавной шуткой и отнесся к ним весьма серьезно.
- Вот этого я и боюсь, - произнес он, нахмурившись. - Если они, паче
чаяния, найдут общий язык...
- Но как? Что у них может быть общего?
- Много чего. Ты даже не представляешь себе, как много. Прежде всего,
и московиты и иезуиты однозначно отрицательно относятся к предстоящему
объединению церквей.
- Да, но по разным причинам. Как я понимаю, их не устраивает не само
объединение, но предложенная компромиссная форма объединения путем
взаимных уступок; и те и другие считают это предательством своей веры.
Фанатики-ортодоксы спят и видят греческий крест на соборе Святого Петра в
Риме, иезуиты же, фанатичные католики, мечтают о триумфальном шествии
римского символа веры от Гибралтара до Арарата.
- И тем не менее, - заметил князь Юрий. - На данном этапе у них общая
цель - воспрепятствовать ТАКОМУ объединению церквей.
- И ради этого, по-твоему, они способны заключить временный союз?
- Вот именно. Надобно сказать, что здесь замешаны чисто практические
интересы обеих сторон, а религиозные соображения - лишь мишура, за которой
скрываются политические амбиции. Для московитов объединение церквей
означает прекращение междоусобицы в Литве, нормализацию отношений Руси с
западными соседями, а также всеобщий крестовый поход против турок, что
позволит нам всерьез приняться за освобождение своих северо-восточных
территорий. Как раз этого московиты и не хотят допустить... Конечно, не
все московиты, - поспешил добавить Юрий, - далеко не все. Предводители
московской делегации, князь Рязанский и боярин Козельский, выступая якобы
от имени государства Московского, на самом деле отстаивают интересы
антирусски настроенной части московской знати. К несчастью, царь Иван
Второй, подобно большинству мужеложцев, несамостоятелен, неуравновешен и
слишком подвержен влиянию фаворитов - а мальчиков ему подбирает друг его
детства Василий Козельский, который, между прочим, является одним из
организаторов и вдохновителей так называемого православного братства
Сердца Иисусова.
- Чего-чего? - переспросил ошеломленный Филипп. - У вас тоже есть
иезуиты?
- Ну, это не совсем ваши иезуиты, они такие яростные блюстители
чистоты православия, что... А впрочем, кто знает. Западные и восточные
иезуиты настолько крайни в своих взглядах, что, возможно, эти две
крайности в чем-то да сходятся. Кстати говоря, такое название Братству дал
наш общий знакомый Козельский. Я подозреваю, что он тайно преклоняется
перед иезуитами, оставаясь при том ревностным поборником греческой веры...
гм... Как-то в разговоре со мной он сказал мне одну очень странную вещь:
дескать, по его убеждению, рыцари Инморте - пятая колонна православия на
католическом Западе.
- М-да, довольно странно... Но я уловил твою мысль: даже если иезуиты
и реакционные московские бояре готовы перегрызть друг другу глотки, все
равно сейчас им выгоднее действовать сообща. Вот только... Способны ли они
воспрепятствовать объединению церквей?
- Еще как способны! Сейчас московские епископы, как, собственно, и
византийские, ставят свое участие или неучастие в объединительном
вселенском соборе в зависимость от того, собираются ли католические страны
на деле помочь своим православным братьям в борьбе против неверных. Если
же Московия сама освободится от татар - возможно, при тайной поддержке
иезуитов, - то местное духовенство напрочь откажется от объединения. Его
примеру последуют православные владыки Руси, Литвы, Дакии, Сербии,
Болгарии - тогда и Константинопольский патриарший престол отринет эту
идею.
- Вроде как из солидарности?
- Скорее, из боязни выглядеть в чьих-то глазах отступником и
предателем. Все или никто - такова единодушная позиция восточных
епископов. И это очень на руку иезуитам, которые претендуют стать
преемниками тевтонских и ливонских рыцарей в Пруссии и Восточной
Прибалтике. Им ни к чему прекращение религиозных распрей в Литве - должен
же быть какой-нибудь повод для крестового похода на земли, принадлежащие
христианскому князю... - Несколько секунд Юрий помолчал, затем добавил: -
Князь-то он вправду христианский, но всю страну его таковой не назовешь.
Эти литовцы, к твоему сведению, престраннейший народ. Разговаривают на
разных, зачастую непохожих языках, треть их католики, треть православные,
остальные вовсе не крещены и все еще поклоняются языческому Перхунасу -
Перуну, по-нашему, чьи идолы мой предок Владимир Святославлич велел
сбросить в Днепр почти пять веков тому назад... Но как бы там ни было,
литовцы мне нравятся. Они не снобы, подобно московитам; те тоже долго не
хотели принимать христианство, а едва лишь с грехом пополам окрестились,
так сразу же стали считать себя самым правоверным христианским народом -
как у вас говорят, святее папы Римского.
Тут Филипп лукаво усмехнулся:
- Ты только что оговорился, княже, - назвал московитов народом. А
давеча же утверждал, что никакого московского народа и в помине нет, что
это лишь часть единого русского народа, насильственно оторванная от
материнской груди - Киевской земли.
Князь Юрий заговорщически подмигнул ему.
- Народ-то такой, в общем, есть, но это - государственная тайна.
Надеюсь, ты не выдашь ее...
Через день после окончания турнира, 10 сентября 1452 года, Италия
обрела новую королеву. Это знаменательное событие произошло в соборе
Пречистой Девы Марии Памплонской, где епископ Франческо де Арагон с
высочайшего соизволения Его Святейшества папы Павла VII сочетал браком
императора Августа XII Юлия и кастильскую принцессу Элеонору.
А вечером накануне венчания был подписан составленный впопыхах
брачный контракт между Филиппом IV Аквитанским и Анной Юлией Римской,
наследницей галльских графств Перигора, Руэрга и Готии. Точную дату
бракосочетания предстояло еще уточнить, однако была достигнута
принципиальная договоренность, что свадьба состоится в Риме вскоре после
Рождества, а пока что к Анне в услужение будет приставлена свита из
гасконских дворян, чтобы от имени Филиппа заботиться о ней как о его
невесте.
На последнем пункте Филипп настаивал особо, и когда в числе молодых
людей, удостоенных этой чести, он назвал Этьена де Монтини, стало понятно
почему. В отличие от других счастливчиков, которые радовались перспективе
провести три месяца в императорском дворце на Палатинском холме, Монтини
был отнюдь не в восторге и волком смотрел на Филиппа, то и дело бросая
умоляющие взгляды на Бланку. Однако она ничего не могла поделать: хотя
Этьен был лейтенантом наваррской гвардии и подчинялся королю, он как
гасконский подданный не смел ослушаться приказа Филиппа, даже если бы
терял при этом лейтенантские нашивки.
Бедняга Монтини сошел со сцены, так и не попрощавшись с возлюбленной.
Всякий раз, чувствуя себя беспомощной, Бланка ужасно злилась; когда же,
вдобавок, у нее были месячные, она норовила сорвать свою злость на первом
попавшемся ей под горячую руку и зачастую ни в чем не повинном человеке.
Тем же вечером, но чуть позже, оставшись с Этьеном наедине, Бланка
обвинила его во всех смертных грехах и прогнала прочь, а на следующий день
во время свадьбы и утром 11-го числа, когда римские гости тронулись в
обратный путь, всячески избегала его, о чем впоследствии горько сожалела,
проклиная себя за жестокость и бессердечие. Так что мы не ошибемся, если
скажем, что Монтини покидал Памплону с тяжелым сердцем, терзаемый самыми
дурными предчувствиями.
Перед отъездом Август XII, улучив свободную минуту, отвел Филиппа в
сторону и тихо сказал ему:
- Пожалуй, я должен поблагодарить учителя моей жены за проявленное
усердие. Отлично сработано!
Филипп обалдело уставился на своего будущего тестя. Он все утро ловил
на себе странные взгляды императора и, в общем, догадывался, в чем дело,
но такой откровенности он никак не ожидал. Между тем Август XII положил
ему руку на плечо и продолжал:
- А я-то думал, что избежал этой участи, когда принцесса Бланка вышла
за графа Бискайского. Вот нерадивые у меня осведомители - ну, никуда не
годные... Впрочем, мы с тобой квиты, - с некоторой долей злорадства
добавил он. - Моя дочь тоже не подарок.
Филипп согласно кивнул. От Дианы Орсини он узнал, что увлечение Анны
девчонками было далеко не столь невинным, как ему казалось прежде.
Последние полтора года при императорском дворе активно возрождались хорошо
