какая!.. Не усни тогда Эрнан в моем шатре на ристалище, завтра нам
осталось бы только гадать, какие же планы строил Фернандо в отношении
Жоанны и Рикарда Иверо.
- Гадать не пришлось бы, - ответил Шатофьер. - У меня хватило ума
порыться в шкатулке с деловыми бумагами дона Фернандо... Прошу великодушно
простить меня, ваше высочество, - с сардонической ухмылкой добавил он, -
что я сломал замок шкатулки, но цель оправдывает средства - так ведь
говорят ваши друзья иезуиты? В числе прочих бумаг, тоже небезынтересных, я
обнаружил весьма любопытную петицию, написанную почерком дона Фернандо, но
наверняка рукой уже упомянутого мною брата Гаспара, и адресованную Августу
Инморте...
- Где же она?
- Вместе со шкатулкой я передал ее на хранение коменданту замкового
гарнизона. Вкратце содержание этого письма таково: дон Фернандо ЯКОБЫ
предлагает Инморте организовать убийство госпожи Маргариты и свалить вину
за это на графа Бискайского с тем, чтобы возвести на наваррский престол
княжну Жоанну и Рикарда Иверо, которых он намерен поженить. Дон Фернандо
ЯКОБЫ утверждает, что крепко держит обоих в узде - угрожая виконту его
векселями, а за княжной, дескать, водятся некоторые грешки, - и уверен,
что заставит их дать письменные обязательства, чуть ли не присягу на
верность иезуитам. А поскольку, говорится в послании, и княжна Жоанна и
Рикард Иверо слабовольные и безынициативные, к тому же она попросту
глупышка, а он постоянно витает в облаках, то вскоре после смерти короля
дона Александра Наварра фактически превратится еще в одну область ордена
Сердца Иисусова, которой на самом деле будут править ставленники Инморте.
Вот так-то.
Маргарита покачала головой.
- М-да... В чем, в чем, но в уме и хитрости кузену Бискайскому не
откажешь.
- Но зачем? - недоуменно спросила Бланка. - Зачем ему убивать
Фернандо? Я ничего не понимаю!
Филипп внимательно поглядел на нее и произнес.
- Ты просто отказываешься это понимать, боишься посмотреть правде в
глаза и признать, что все это - следствие проявленного тобой малодушия,
когда ты отвергла предложение падре Антонио. Он был готов прибегнуть к
обману, солгать ради твоего же блага, но ты предпочла до конца оставаться
праведницей и вышла замуж за графа Бискайского, а не за меня. Ты стала
женой нелюбимого и неприятного тебе человека, зато, видишь ли, не
осквернила себя ложью. И вот тебе результат: твой муж, это скотина, едва
не взошел на престол твоего отца по ступеням, обагренным кровью Жоанны,
Рикарда Иверо и обоих твоих братьев. И только благодаря Эрнану ты избежала
незавидной роли невольной и ничего не ведающей соучастницы этого
ужасающего преступления.
Бланка резко вскочила на ноги и в гневе выкрикнула:
- Прекрати, Филипп! Сейчас же прекрати!.. - Вдруг она вся сникла и
тихо всхлипнула. - Не мучь меня, дорогой. Прошу тебя, не надо...
Филипп подошел к ней и обнял ее за плечи.
- А в чем, собственно, дело? - отозвался озадаченный Симон. - Что
происходит?
Эрнан тяжело вздохнул.
- Глупенький! Граф Бискайский рассчитывал, что устранив дона
Фернандо, он все же убедит Инморте не отказываться от задуманного им
убийства дона Альфонса.
- Ну и что с того?
- Да у тебя не мозги, а решето, друг мой любезный. Кто тогда
унаследует престол, спрашивается? Конечно же, не годовалая дочурка
Фернандо Уэльвы, а госпожа Бланка, и вместе с ней граф Бискайский - как ее
муж.
Тут раздался пронзительный вопль Фернандо. Бланка мигом отпрянула на
Филиппа и во все глаза уставилась на брата, лицо которого было перекошено
от бессильной ярости и злобы. Он наконец понял все, осознал, как был глуп
и беспечен, с какой легкостью его провел тот, кого он считал своим другом.
И этот крик был криком тонущего в безбрежном океане отчаяния рассудка.
В комнату ворвались два охранника с обнаженными мечами - Маргарита
жестом велела им выйти.
- Фу! - брезгливо произнесла она. - Как он противно кричит! Господин
де Шатофьер, если вас не затруднит, велите ему заткнуться.
Эрнан велел Фернандо заткнуться, для пущей убедительности пнув
кулаком его в живот, затем наклонился и подобрал с ковра все долговые
расписки Рикарда.
- Сударыня, - сказал он, обращаясь к Бланке. - Эти векселя по праву
принадлежат вашему брату. Однако сейчас он находится под арестом и,
следовательно, недееспособен, а посему вам решать, что с ними делать.
Бланка молча взяла у него кипу векселей и методично разодрала каждый
в мелкие клочья.
- В мерзкой затее Александра был, впрочем, один положительный момент,
- промолвила она, глядя на Фернандо с кротостью, повергнувшей того в ужас.
- Надеюсь, все вы понимаете, что я имею в виду. И у меня аж руки чешутся
привести в исполнение эту часть несостоявшегося плана. Пойдем, Филипп,
иначе я за себя не отвечаю.
- Ты уходишь, кузина? - вяло спросила Маргарита.
- Да.
- Но ведь у тебя Жоанна.
- Я... Я буду у Филиппа.
Принцесса вздохнула:
- Ну что ж, ладно, ступайте. Мы с господином де Шатофьером сами
решим, что делать дальше... Но нет, постойте! Не думаю, что эта хорошая
идея - тебе, Бланка, провести ночь у мужчины, пусть и у Филиппа. Уж лучше
останьтесь здесь, а мы сейчас пойдем ко мне, прихватив с собой кузена
Фернандо, разумеется, - полагаю, вам он не понадобится. Таким образом, вы
с Жоанной просто поменяетесь покоями; рокируетесь, говоря на языке твоей
любимой игры.
17. ДОЧЬ КАСТИЛИИ
Первое, что увидела Бланка, проснувшись, было склоненное над ней лицо
Филиппа и были слезы, стоявшие в его глазах.
- Почему ты плачешь, милый? - спросила она.
- Это я от счастья, родная... Вправду от счастья.
С его ресниц сорвалась крупная слеза и упала ей на губы.
- Не обманывай меня, Филипп. Взгляд у тебя такой печальный, а слезы
так горьки... О чем ты думаешь? Что тебя мучит?
Филипп положил голову на подушку, крепко обнял Бланку и зарылся лицом
в ее волосах.
- Я вспомнил нашу первую встречу... Почему мы сразу не поняли, что
любим друг друга? Почем мы не поняли это позже? Ведь у нас было столько
времени! Целых пять лет мы были слепы. Даже когда я просил твоей руки -
даже тогда я не понимал, что люблю тебя, я не настоял на немедленном
браке, я принял условия твоего отца, не заподозрив в них подвоха.
Проклятье!..
- Ты очень жалеешь об этом?
- Я проклинаю себя за это. Ведь мы могли пожениться, всегда быть
вместе, жить счастливо... Боже, да что и говорить! Упустили, проворонили
мы наше счастье, Бланка...
- Однако тогда ты не смог бы жениться на Анне Юлии, и наследством
Арманда Готийского, вероятнее всего, завладел бы граф Прованский.
- Ну и что с того? Ну, пришлось бы мне повоевать с ним за галльский
престол - эка беда! В конце-то концов я бы все равно вышел победителем...
Знаю, это нелогично, неразумно, не по-государственному, но когда говорит
любовь, рассудок молчит.
Бланка вздохнула.
- Любовь... Ты слишком часто употребляешь это слово. Боюсь, оно
значит для тебя не больше, чем банальное желание обладать женщиной...
- Но, милочка...
- Молчи, Филипп. Твой язык, пусть и против твоей воли, становится
лживым, когда ты разговариваешь с женщинами. Прошу тебя, не надо опошлять
словами то единственное прекрасное, что осталось у меня - мою любовь к
тебе. На первое время ее хватит на нас обоих, а потом... Потом видно
будет, время само расставит все на свои места. У нашей любви нет будущего,
зато есть настоящее, и пока я с тобой, я буду жить лишь текущим днем. Со
вчерашнего вечера меня больше ничто не связывает с графом Бискайским, и я
буду с тобой до тех пор... - Она умолкла, подняла к Филиппу лицо и
пристально поглядела ему в глаза. - Имей в виду, дорогой: вчера, отдавшись
тебе, я потеряла от любви голову, но вся моя гордость осталась при мне. Я
ни на мгновение не забываю и никогда не забуду о том, что я принцесса
Кастилии, дочь и сестра кастильских королей. Разумеется, я не стану
требовать от тебя верности - право, это было бы смешно. Ты уже неисправим,
ты до такой степени развращен и любвеобилен, что будешь путаться с другими
женщинами, даже если действительно любишь меня, любишь так, как люблю тебя
я. К тому же вскоре у тебя появится жена...
- Насчет Анны можешь не беспокоиться. Она предпочитает девчонок, и
вряд ли ее вкусы изменятся.
- Это несущественно, Филипп. В любом случае она должна родить тебе
сына или дочь. Твое право на галльскую корону станет бесспорным только
тогда, когда твои и Анны родовые земли будут объединены общим наследником.
Впрочем, речь сейчас не о том. За прошедшие восемь месяцев я во многом
изменилась. Я уже не та маленькая твердолобая святоша, которую ты тщетно
пытался совратить с пути истинного, я поняла, что реальную жизнь никак
нельзя втиснуть в прокрустово ложе ханжеской морали, исповедуемой моими
воспитательницами-кармелитками. Я приняла как должное факт существования
внебрачных связей, и даже сама грешила этим. Я отдаю себе отчет в том, что
мы с тобой будем любовниками, и я согласна на это, я этого хочу. Однако
запомни, хорошенько запомни: мы будем вместе, пока я буду владеть всеми
твоими помыслами, как ты владеешь моими. Время от времени мне придется
делить тебя с другими женщинами - но сердце твое должно целиком
принадлежать мне одной, иначе... Как только я почувствую, что ты
охладеваешь ко мне, что у меня появилась соперница, которая. с твоего
позволения, покушается на мое единовластие, я не стану бороться с ней -
ибо я не жена тебе, а насильно удерживать любовника будет для меня
унизительно, - но я первая уйду от тебя. Я уйду прежде, чем ты сам
осознаешь, что теряешь ко мне интерес. Ты будешь утверждать, что произошло
ужаснейшее недоразумение, будешь клясться, что любишь меня больше всех на
свете, и это не будет ложью. Но я все равно брошу тебя. Брошу навсегда.
- Никогда...
- Не зарекайся, Филипп. Если тебе кажется, что ты любишь меня, так
люби, пока тебе кажется. Но наперед не загадывай... Лучше поцелуй меня.
Он поцеловал ее, а затем они любили друг друга, пока им хватало сил.
Около трех пополудни Бланка встала с постели и накинула пеньюар,
собираясь вызвать горничную, чтобы дать ей распоряжения насчет обеда и
воды для купания. Но едва лишь отворив дверь, она тут же остановилась на
пороге, как вкопанная. Из груди ее вырвалось изумленное восклицание:
- Брат!
Филипп быстро набросил на себя одеяло и в два прыжка очутился возле
нее. Челюсть у него отвисла, и он недоуменно уставился на сидевшего в
кресле в дальнем от двери углу комнаты человека.
- Альфонсо!
Король Кастилии попытался доброжелательно улыбнуться им, но то, что у
него получилось, больше походило на отчаянную гримасу боли.
- Мне, конечно, следовало бы обождать в прихожей, но вы так красиво
занимались любовью, что просто загляденье... Нет, нет, я, пожалуй, неточно
выразился. Разумеется, я не подглядывал за вами, - но звуковое
сопровождение было потрясающим. Честное слово, после всех тех гадостей,
что мне довелось услышать в последние несколько часов, мне было несказанно
приятно послушать, как вы самозабвенно любились. Я даже немного воспрянул
духом.
Смущенная Бланка подошла к брату, поцеловала его в щеку и присела
рядом, сжимая его руку в своих руках. Следовавший за ней Филипп пододвинул
еще одно кресло и расположился напротив них, кутаясь в одеяло, как в
широкий плащ.
- Рад вас видеть, Альфонсо, - сказал он. - Жаль только, что при таких
