безмерно счастлива и глубоко несчастна. Я чувствовала себя очищенной от
всей накопившейся во мне скверны и в то же время я осознавала, что после
всего происшедшего между нами, такого светлого и прекрасного, я скорее
умру, чем позволю мужу снова осквернить меня, я убью себя прежде, чем эта
отвратительная жаба вновь прикоснется ко мне своими мерзкими лапами. Я
была в отчаянии, я не знала, что мне делать, я готова была тут же
повеситься - и вовсе не страх перед гневом Всевышнего удержал меня от
этого поступка. Я хочу жить, хочу любить, но еще больше (и это я поняла
благодаря тебе) я хочу быть любимой. Ты любил меня лишь полтора часа - но
какое я познала блаженство! Ты разбудил меня от жуткого сна, ты заставил
меня прозреть, и теперь я знаю, чего хочу. Я хочу, чтобы меня любили -
ведь это так прекрасно, когда тебя любят! Я до конца своих дней буду
благодарна тебе за преподанный мне урок. Да благословит тебя Господь,
Филипп, и ниспошлет тебе долгие годы счастливой жизни.
У меня есть друг, верный друг, который любит меня и готов ради меня
на все, - и ты знаешь, кто он. Еще неделю назад он предлагал мне бежать
вместе с ним. Сегодня на рассвете я приняла его предложение, но с
условием, что бежим мы немедленно. Я рассказала ему все, и он согласился.
Он знает о нас с тобой, и он понимает меня, потому что любит. А для меня
это самое главное - что он любит меня. Пусть даже я пока не люблю его, но
полюблю непременно - в ответ на его любовь и преданность. Я знаю, я верю,
что буду счастлива с ним. И если мне суждено будет вскоре погибнуть в
чужом краю, так и не достигнув того, что посулил мне Эрик, то я хоть умру
счастливой.
Мы уезжаем прямо сейчас, как только я допишу это письмо и отдам его
Елене. У меня начинается новая жизнь, и я перечеркиваю всю прежнюю. Я
отрекаюсь даже от своих детей. Да простит меня Бог, но я всегда ненавидела
их, с самого их рождения, - ведь они также и дети того чудовища в
человеческом обличии, которое испоганило всю мою юность. Мне горько и
больно, но в жилах моих детей течет дурная кровь, и ты сделаешь Франции
большую услугу, если выполнишь свое обещание и лишишь их наследства.
Возможно, мне придется отречься и от своей веры, и я сделаю это без
колебаний - ведь Бог един и, думаю, Ему все равно, как люди крестятся,
славя Его. Но об этом пусть тебе расскажет Елена - я ей во всем доверилась
и надеюсь, что не ошиблась в выборе.
У меня уже нет ни сил, ни времени, ни желания писать дальше. Я
сказала тебе все, что хотела сказать. Прости за сбивчивый слог. И прощай,
милый.
Не пишу, что твоя, ибо это уже не так, но просто -
Изабелла.
Филипп тяжело вздохнул и, ни мгновения не колеблясь, передал письмо
Бланке.
- Да, скандал будет отменный, - согласился он. - Шикарный скандал
намечается. Надеюсь... То бишь боюсь, что это окончательно добьет
Филиппа-Августа Третьего.
Елена посмотрела на него долгим взглядом. Между тем Бланка углубилась
в чтение письма, и по мере того, как она пробегала глазами все новые и
новые строки, выражение лица ее менялось: первоначальная ревность уступила
место недоверчивому удивлению, которое вскоре переросло в глубочайшее
изумление, затем она прошептала: "Матерь Божья!" - и в голосе ее явственно
слышалось искреннее сочувствие и даже одобрение.
- Так вы боитесь, кузен? - наконец произнесла Елена, не отводя от
него пристального взгляда. - Или все-таки надеетесь?
Филипп опять вздохнул.
- Не буду лукавить, кузина, я на это надеюсь. Филипп-Август Третий,
хоть авантюрист и до крайности безалаберен, все же порядочный человек и
любим подданными. Он всю свою жизнь, не покладая рук, трудился во благо
Франции - и не его вина, но беда его, что результаты оказались прямо
противоположными.
- Вы его расхваливаете, - недоуменно заметила Елена, - и тем не
менее...
- И тем не менее для меня предпочтителен король Филипп Шестой,
который самое большее за десять лет разбазарит всю страну, доведет ее до
нищеты и разорения, и каждая собака в крестьянском дворе, не говоря уж о
людях, люто возненавидит его.
- И тогда Франция сама попросится под руку галльского короля, -
подытожила княжна. - Я вас правильно поняла?
- Совершенно верно, кузина.
- Однако вы честолюбец!
- Не возражаю, я честолюбив. Но вместе с тем замечу, что
воссоединение Франции с Галлией не просто мой каприз, это неизбежный
процесс. Рано или поздно все галльские государства объединятся в одно -
Великую Галлию. В конце концов, французы - те же галлы, разве что
нахватались сверх меры германских слов и взяли себе дурную привычку
"съедать" конечные гласные...
- Какой же ты бессердечный! - вдруг выкрикнула Бланка, сжимая в руке
письмо Изабеллы; на длинных ее ресницах блестели слезы. - Во всем ищешь
для себя выгоду. И как только я могла полюбить такого... такое чудовище!
- Ну вот, - с грустной улыбкой констатировала Елена. - Первая
семейная ссора. А сейчас последует бурная сцена ревности.
- Вовсе нет, - чуть успокоившись, ответила Бланка. - Никакой
ревности. Ведь это было вчера, и это.. Это так трогательно, так прекрасно!
- Прекрасно?
- Да, Елена, прекрасно. Кузина Изабелла поступила правильно, она
мужественная женщина. Когда я впервые увидела графа де Пуатье, то поняла,
как мне повезло, что я не родилась лет на пять раньше - глядишь, меня бы
выдали за эту мерзкую скотину. А потом... Вчера, когда он затянул эту
гнусную песню, я посмотрела на Изабеллу - у нее был ТАКОЙ взгляд, там было
столько боли, отчаяния и безысходности, что я.... Право, будь моя воля, я
бы тотчас велела отрубить ему голову, - последние слова она произнесла с
тем жутким умиротворением, с той неестественной кротостью, с какими ее
отец выносил смертные приговоры. - Но тебе этого не понять, кузина. Пока
не понять - потому что ты еще... это...
- Потому что я еще девственница, - помогла ей Елена. - Нет, это
потрясающе, Бланка! Недавно ты рассказывала о таких пикантных вещах, а
теперь, в присутствии кузена Филиппа, стесняешься произнести это
совершенно невинное слово... Но именно такую я тебя и люблю. - Она обняла
Бланку и расцеловала ее в обе щеки. - Вы, случаем, не ревнуете, кузен?
- Ни капельки, - заверил ее Филипп. - Друзья Бланки - мои друзья.
- А значит, мы с вами друзья. Вот и хорошо! Может быть, тогда выпьем,
как говаривают немцы, на брудершафт?
- То есть на ты? Великолепная идея! Ведь мы не такие уж дальние
родственники - король Галлии Людовик Пятый был нашим общим прапрадедом. К
тому же у меня с трудом поворачивается язык говорить "вы" хорошеньким
девушкам, в особенности таким красавицам, как... как ты, Елена.
Они выпили на брудершафт.
- Итак, - произнесла затем княжна, - мне рассказывать про Изабеллу и
Эрика сейчас, или мы чуть повременим?
- Сейчас, но только в общих чертах, - ответила Бланка. - Куда они
направились? И что это за намек на возможное отречение от Господа Иисуса?
- И тебя это больше всего смущает, - улыбнулась Елена. - Не
беспокойся, ты просто неверно истолковала написанное. Речь там идет всего
лишь о переходе в греческую веру.
- Ага! - сообразил Филипп. - Кузен Эрик возвращается на Балканы.
- Да. К весне в Далмации и Герцеговине снова намечается восстание
против византийского господства, и на сей раз большинство тамошних баронов
склонны признать Эрика своим вождем, правда, с условием, что он примет
православие.
- И Изабелла Юлия вместе с ним?
- Да. Чтобы выйти за него замуж.
- Вот как! - сказала Бланка.
- Вот именно! После ее обращения в греческую веру ее брак с кузеном
Пуатье будет считаться недействительным, вернее, сомнительным по
православным канонам, и любой греческий епископ может освободить ее от
всех обязательств, налагаемых на нее прежним браком.
Филипп понимающе кивнул.
- Итак, оба наших беглеца вскоре поженятся, и если их предприятие
увенчается успехом, через год они станут правителями Далмации и
Герцеговины. Что ж, недурно. В плане своего положения кузина Изабелла
теряет немного... кроме истинной веры, конечно, - добавил он, лукаво
взглянув на Бланку. - Да и кузен Эрик не прогадал, влюбившись в Изабеллу
ЮЛИЮ, - ее родовое имя он произнес с особым нажимом.
- О чем это ты? - спросила Елена.
- Кажется, я понимаю, - отозвалась Бланка, укоризненно глядя на
Филиппа. - И во всем-то он ищет политическую подоплеку, несносный такой!..
А впрочем, кузина, в этом что-то есть. Балканские славяне, хоть они и
греческого вероисповедания, в политическом плане больше тяготеют к Риму,
чем к Константинополю, и посему брак кузена Эрика с троюродной сестрой
царствующего императора значительно укрепит его позиции.
- Ах! - в притворном отчаянии всплеснула руками Елена. - Почему тогда
я не сбежала с Эриком! Ведь я же двоюродная сестра Августа Юлия.
Все трое весело рассмеялись, и последние тучи над их головами
рассеялись.
- Да, кстати, - сказал Филипп. - Когда они сбежали?
- Сегодня утром, в восьмом часу, когда все остальные еще отходили
после вчерашней попойки. Кузен Эрик оставил для Маргариты письмо, в
котором сообщает, что вынужден незамедлительно вернуться на родину, и
приносит всяческие извинения за столь поспешный отъезд. А что касается
Изабеллы, то она "проболеет" до завтрашнего вечера - к тому времени они с
Эриком уже наверняка будут в Беарне...
- Черти полосатые! - не очень тактично перебил ее Филипп. - Надо было
сказать мне раньше. Я бы...
- Я в этом не сомневалась, кузен, и потому убедила Эрика
скорректировать свои планы. Он отправил гонца в Барселону с приказом для
капитала своего корабля не мешкая отплыть в Нарбонн, а дворяне из его
свиты, что остались в Памплоне, должны присоединиться к нему и Изабелле в
Олороне...
- Я сейчас же напишу распоряжение коменданту олоронского гарнизона...
- Не стоит, кузен. С этим все улажено.
- Вот как! И кем улажено?
- Господином де Шатофьером.
- Так он в курсе?!
- Да. Я посоветовала кузену Эрику довериться твоему коннетаблю, и он
последовал моему совету. Граф Капсирский любезно согласился помочь им и
дал кузену сопроводительное письмо, которым предписывается комендантам
всех гасконских гарнизонов оказывать всяческое содействие нашим беглецам и
обеспечить им надежную охрану, пока они не взойдут на корабль Эрика в
нарбоннском порту... Я думаю, Бланка, ты не будешь возражать, если на
некоторое время они воспользуются твоим гостеприимством.
- О нет! Конечно, нет! Какие могут быть разговоры.
А Филипп угрюмо покачал головой.
- М-да, вижу, у вас все схвачено, все учтено, и на мою долю ничего не
осталось... Однако! Кое-что все же осталось. Я возьму под защиту горничную
кузины Изабеллы. Когда граф де Пуатье узнает, что она покрывала свою
госпожу, он наверняка вознамерится порешить ее.
Елена усмехнулась.
- И это учтено, кузен. С сегодняшнего утра девушка находится в моем
услужении, и то, что она делает, исходит от меня. По сути, она выполняет
мои приказания.
- Эх! - вздохнул Филипп. - Ладно, сдаюсь.
- И все-таки, - произнесла Бланка. - Почему Изабелла доверилась
именно тебе? Почему не своей сестре?
- Ну, прежде всего потому, что Мария вчера много выпила, к тому же
ночью у нее был Фернандо. Вот Изабелла и обратилась ко мне, ведь я
известная авантюристка. - Елена звонко рассмеялась. - А кроме всего
