состоит в том, чтобы ни в коем случае не позволить госпоже Жоанне
немедленно броситься к нам за разъяснениями. Постарайтесь успокоить ее,
утешить... ну, вы понимаете, как может мужчина утешить женщину.... И
обязательно заприте входную дверь... Ах да, насчет двери. - Он повернулся
к Жоанне, которая как раз поднималась при помощи Бланки с кресла: -
Сударыня, ваш брат, случайно, не просил оставить незапертой дверь?
- Да, просил, - ответила окончательно сбитая с толку Жоанна. - Он
оставил здесь свой дорожный плащ и шляпу и на рассвете собирается зайти за
ними. Ну, и сказал, что не хочет будить меня. К тому же вместе с ним
должна вернуться и Дора - вот тогда она и запрет дверь на щеколду.
- Понятно, - сказал Эрнан. - Итак, сударыня, барон, вы готовы идти со
мной.
- Да, - ответил Гамильтон, сжимая в руке свиток. - Ведите нас,
господин граф.
Проводив Ричарда Гамильтона и Жоанну Наваррскую, Эрнан вскоре
вернулся в покои княжны и застал Филиппа и Бланку, сидевших на диване в
прихожей и целовавшихся.
- Ну вот! - с притворным недовольством констатировал он. - До
намеченного покушения осталось не более получаса, а они себе нежничают,
как ни в чем не бывало.
Поначалу Бланка смутилась, но потом, встретившись с доброжелательным
взглядом Шатофьера, успокоилась и позволила Филиппу вновь обнять себя.
- Чертов монах! - буркнул Филипп, подражая Гастону. - Тебе не понять,
каково это - любить женщину.
- Это мне-то... - с неожиданным пылом начал было Эрнан, но тут же
прикусил свой язык. - Мне-то как раз и не положено этого понимать. Ведь я
дал обет целомудрия.
Той ночью он был так взвинчен, что на какое-то мгновение потерял над
собой контроль. Но, увы, от жарких поцелуев Бланки Филипп полностью
разомлел и упустил уникальную возможность заглянуть другу в самую глубь
его души.
- Насколько я понимаю, - после неловкой паузы заговорил он, - ты...
- Я ничего не понимаю! - резко оборвал его Шатофьер. - Ведь граф
Бискайский еще полтора часа назад мог спокойнехонько убить и сестру, и
горничную, и сразу же убраться восвояси. Зачем ему вообще нужен был виконт
как помощник, черт его дери! В конце концов, он мог просто отравить ее - и
кто бы его заподозрил? Нет, я ничего не понимаю! Ровным счетом ничего.
Здесь кроется что-то еще, что-то такое, чего я никак не могу усечь.
Чего-то во всем этом деле я не улавливаю, хотя чувствую - объяснение всей
этой белиберде находится где-то рядом, что-то вертится в моей голове, но
никак не складывается в целостную картину.
- И поэтому ты решил позволить графу явиться сюда?
- Вот именно.
- А если он не придет? - отозвалась Бланка.
- Почему?
- Ведь в назначенный час кузен Рикард не сможет появиться в галерее,
и граф, глядишь, заподозрит неладное.
- Это я учел. Вместо виконта Иверо в галерее будет виконт де Бигор.
- Что?!! - поразился Филипп. - Симон?
- Ну да, он самый. Он похож на Рикарда Иверо и ростом, и фигурой, и
прической, даже в их манерах и походке есть что-то общее. Правда, волосы у
Симона темные, однако сегодня новолуние, так что будем надеяться...
- Но ведь наш маленький, глупенький Симон...
- Хочешь сказать, что он не справится с ролью?
- Думаю, что нет.
- А я думаю, что справится. На самом деле Симон не так прост, как это
кажется; вспомним хотя бы историю с дочерью лурдского лесничего. К тому же
особенно играть ему не придется, его роль предельно проста: встретиться с
сообщником, взять у него долговые расписки виконта Иверо, скупленные
графом Бискайским у евреев, и последовать за ним... Черти полосатые! -
вдруг вскричал Эрнан. - Понял! Понял, наконец!
- Что ты понял? - оживился Филипп.
- Зачем графу нужен был виконт Иверо.
- И зачем же?
- А затем, чтобы... Нет, погодите! - Минуту он простоял в
задумчивости; с лица его напрочь исчезло обескураженное выражение, уступив
место хорошо знакомой Филиппу мине уверенного в себе и в своей правоте
человека. - Все сходится. Абсолютно все.
- И вы поделитесь с нами вашими догадками? - вежливо спросила Бланка.
- Непременно, моя принцесса, - ответил Эрнан. - Но прежде надо
погасить всюду свет и распахнуть ставни. Затем мы спрячемся в спальне
княжны и, пока будем ждать появления злоумышленника, я изложу вам свои
соображения на сей счет... Гм... У меня, кстати, появилась одна весьма
остроумная идея, и если вы, сударыня, согласитесь, а ты, Филипп, не
станешь возражать, мы можем устроить отличное представление...
12. ПРЕСТУПНИК
А тем временем одетый в костюм виконта Иверо Симон расхаживал по
своим покоям, пытаясь сымитировать походку Рикарда. Гастон Альбре,
которому Эрнан поручил проинструктировать Симона, недовольно морщился.
- Ну что ж, - сказал он наконец. - Будем надеяться, что преступник
купится на твою шляпу. В актеры ты явно не годишься.
- А может быть, оставим эту затею? - робко предложил Симон. - Пусть
стражники схватят его прямо в галерее...
- Нетушки, дружок! Не увиливай! Они схватят его только в том случае,
если он раскусит тебя. Но все же постарайся честно отработать те часы, что
ты пронежился в постельке с Адель де Монтальбан, между тем как мы...
Ч-черт! И что она в тебе нашла такого, что решила родить ребенка именно от
тебя, а не от меня, к примеру... Ай, ладно. - Гастон подступил к Симону и
нахлобучил ему на лоб шляпу с непомерно широкими полями, которую последние
несколько дней носил Рикард Иверо. - Вот так будет лучше. Готовься,
дружок. Уж близится твой час.
У Симона вдруг затряслись поджилки; он невольно застучал зубами.
- М-мне уж-же ид-ти?
- Нет еще. Обожди немного, успокойся. Пусть сообщник первым явится в
галерею, А то не ровен час увидит, что ты вышел не из той двери... Да
прекрати ты дрожать! Ну, прямо как девчонка пугливая!
Постепенно Симону удалось унять дрожь в коленях. Он даже чуток
приободрился и расправил плечи.
- Уже пора?
- Пожалуй, да. Долго задерживаться тоже опасно. Он может
забеспокоиться и чего доброго еще вернется за виконтом. Пошли.
- Мы так и пойдем вместе? - недоуменно спросил Симон.
- До входа в галерею. Я буду подстраховывать тебя - чтобы ты не так
волновался.
Они вышли в темный и пустынный коридор и, крадучись, подобрались к
галерее. Альбре легонько хлопнул Симона по спине и еле слышно прошептал:
- С богом, дружище.
Симон вошел в галерею и увидел шагах в пятидесяти впереди себя
мужскую фигуру. Его зазнобило, а на лбу выступила испарина. Вне всякого
сомнения, это был преступник!
И он поманил его к себе!!!
У Симона подкосились ноги, но он с мужеством насмерть испуганного
человека смело двинулся навстречу своей судьбе. Подойдя к преступнику, он
так низко склонил голову, пряча лицо под полями шляпы, что наблюдавший за
ним из-за угла Гастон про себя выругался:
"Негодный мальчишка! Сейчас он испортит все дело..."
К счастью, преступник ничего не заподозрил, по-видимому, отнеся его
странное поведение на счет вполне естественного волнения.
- Вы опоздали, кузен, - с ледяным спокойствием произнес он. - И не
тряситесь так. Все будет в порядке.
"Матушка моя родная! Амелина моя любимая!" - мысленно вскричал Симон.
Он узнал голос преступника и громко застучал зубами.
Между тем преступник извлек из кармана какой-то пакет и протянул его
Симону.
- Надеюсь, это вас успокоит. Здесь все ваши долговые расписки - на
восемьдесят две тысячи скудо.
Дрожащими пальцами Симон взял у преступника пакет и запихнул его за
отворот своего камзола.
- Так идемте же, кузен, - сказал преступник. - Все будет в полном
порядке, уверяю вас.
Весь путь они прошли молча. Симон плелся позади преступника, низко
склонив голову, и видел только его ноги. В голове у него царил полнейший
кавардак. Потрясенный своим открытием, он никак не мог собраться с мыслями
и готов был разрыдаться от ужаса и отчаяния. Больше всего на свете ему
хотелось броситься наутек, но страх показаться трусом удерживал его от
этого поступка.
Наконец они подошли к двери покоев Жоанны. Как ни в чем не бывало,
преступник вошел в переднюю и тихо произнес:
- Входите живее. И закройте дверь.
Симон машинально подчинился этому приказу, и они очутились в
кромешной темноте. В руках преступника вспыхнула искра - сердце Симона
ухнуло в холодную бездну, и он едва не лишился чувств, - но тут же искра
погасла, и в передней снова воцарился мрак. Преступник хотел лишь
выяснить, где находится следующая дверь.
Когда они вошли в прихожую, Симон облегченно вздохнул - теперь уже не
понадобится чиркать огнивом. Ставни окон были открыты, шторы раздвинуты, и
сумрачного света, проникавшего извне, было вполне достаточно, чтобы идти,
не рискуя натолкнуться на мебель.
- Так, - прошептал себе под нос преступник. - Теперь направо... Вон
та дверь. Следуйте за мной, кузен.
Они пересекли еще одну комнату и оказались перед дверью в спальню.
Преступник осторожно приоткрыл ее, и полумрак комнаты, в которой они
находились, рассекла тонкая полоска света. В спальне, видимо, горела
свеча.
Преступник замер и несколько секунд обождал. Никакой реакции не
последовало. Тогда он шире отворил дверь. Симон проворно отступил в
сторону и спрятался в тени. Преступник предостерегающе поднял палец и
вкрадчивой поступью вошел в спальню.
На ночном столике возле кровати горела свеча. В постели ничком лежала
укрытая до плеч девушка; ее пышные темно-каштановые волосы веером
рассыпались по одеялу и подушкам.
Преступник остановился посреди спальни и довольно ухмыльнулся. Его
правая рука потянулась к поясу, где висел короткий кинжал. Но тут меж
лопаток ему кольнуло что-то острое, а в локоть мертвой хваткой вцепились
чьи-то стальные пальцы. В тот же момент из-за дальнего полога кровати
выглянула белокурая голова Филиппа.
- Однако! - пораженно произнес он. - Вот уж кого я не ожидал здесь
увидеть...
Девушка, лежавшая в постели, быстро перевернулась на спину - и вдруг
красивое лицо ее исказила гримаса неподдельного ужаса. Широко раскрывая
рот, она судорожно хватала воздух, будто вынутая из воды рыба. Зрачки ее
глаз расширились почти на всю радужную оболочку.
- Игры окончены, дон Фернандо, - прозвучал за спиной преступника
голос Шатофьера. - Именем высшей справедливости мы арестовываем вас за
попытку убийства госпожи Жоанны Наваррской, княжны Бискайской.
- Боже! - с невыразимой болью в голосе прошептала Бланка, наконец
обретя дар речи. - Боже милостивый! - Мой брат - убийца!..
13. ТИБАЛЬД МИРИТСЯ С МАРГАРИТОЙ
И ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СТАРЫМ ЗНАКОМЫМ
Спустя час после того, как Тибальд и Маргарита остались наедине друг
с другом, отношения между ними значительно улучшились. Вначале они, по
требованию Маргариты, мчали во весь опор, убегая от обескураженной Бланки
и готовившегося соблазнить ее Филиппа. Потом, замедлив шаг, Маргарита еще
немного поупрямилась, но в конечном итоге все-таки попросила у Тибальда
прощения за вчерашние злые остроты, оправдываясь тем, что сказаны они были
спьяну и не всерьез. В первое Тибальд охотно поверил - еще бы! - но в
искренности второго утверждения он позволил себе усомниться, о чем ей и
сказал напрямик.
Вместо того, чтобы обидеться, Маргарита прибегла к более верному
способу убедить своего собеседника, что он несправедлив к ней, - она
