горный исправник и при нем несколько казаков в качестве полицейских (...).
Я решил, что нужно познакомиться в общих чертах с геологией всего
района и с составом золотоносных отложений и осмотреть подземные и
открытые работы на приисках и выходы коренных пород на склонах долин,
чтобы за одно лето собрать достаточный материал для общей характеристики
геологии и условий золотоносности района.
Читателю, не знакомому с горным делом, нужно пояснить, что такое
золотоносная россыпь и как из нее добывают золото.
Россыпное золото представляет маленькие кусочки самородного металла в
виде чешуек и зернышек в 1 - 2 мм в диаметре, а в меньшем количестве более
крупных, в 5 - 10 мм и больше, до 2 - 3 сантиметров, называемых уже
самородками, изредка достигающими веса в несколько килограммов, даже до 30
- 40 кг. Эти чешуйки, крупинки, самородки рассеяны в большем или меньшем
количестве в рыхлых отложениях: песках, илах, галечниках речных долин. Они
попадают в эти отложения при постепенном выветривании и разрушении
коренных месторождений золота, размываемых дождевой и речной водой на дне
и склонах долин. Чаще всего эти коренные месторождения представляют жилы
белого кварца, в которых золото вкраплено зернами, чешуйками, прожилками.
Поэтому частицы россыпного золота часто содержат уцелевшие, крепко
спаянные с ними зерна кварца.
В речных отложениях главная часть золота обыкновенно сосредоточена в
самом нижнем слое, который залегает непосредственно на дне речной долины
(...). Коренное дно под наносами называют <почвой> или <плотиком>;
наиболее богатый золотом нижний слой рыхлых отложений называют
<золотоносный пласт>, <золотоносные пески> или, короче, <пески>, а лежащие
на нем рыхлые отложения, более бедные или пустые, называют <торфа>. Пески
имеют обычно от 0,5 до 1 - 2 м толщины, торфа - очень различную толщину:
от 1 до 10 - 20 м и более (...).
Некоторое время добывали нижний богатый золотоносный пласт глубокими
открытыми разрезами, вывозя огромную массу торфов в отвалы. Но затем
подсчитали, что выгоднее добывать этот пласт подземными работами, углубляя
шахты на некотором расстоянии одну от другой и проводя из них основные
штреки (галереи) вдоль россыпи от шахты к шахте (...). Недостатком
подземной отработки является то, что верхний, золотоносный, пласт (...) не
добывается, то есть содержащееся в нем золото остается в наносах на дне
долины (...).
Открытый разрез вблизи Успенского прииска подвигался уступами вверх
по долине Накатами, речка была отведена в сторону. На верхних уступах
рабочие разрыхляли кайлами и ломами торфа и нагружали их лопатами в
таратайки, представлявшие собой полуцилиндрические ящики на двух колесах,
запряженные одной лошадью; ямщики, большей частью мальчики или подростки,
увозили этот материал, преимущественно мелкий или грубый галечник, на
отвал. Эта верхняя часть торфов была сухая и рыхлая, и работа подвигалась
быстро, таратайки подъезжали одна за другой, наполнялись и уезжали. Отвал
располагался недалеко и представлял собой длинную серую насыпь.
Но второй снизу уступ состоял из тяжелой, мерзлой и очень вязкой
глины с камнями, которую рабочие называли <месника>, потому что она,
оттаивая, месилась под ногами, как густое тесто, в ней вязли ноги, кайлы,
колеса и копыта, и работа была грязная и тяжелая. Под этой месникой
залегали пески, золотоносный пласт (...). Нижняя часть пласта содержала
всего больше золота, и ее выбирали особенно тщательно между гребнями
песчаника и сланца, составлявшими плотик. Эта работа велась под надзором
служащего компании, так как в пласте попадались самородки золота, которое
легко было подметить, выхватить пальцами из пласта и спрятать в карман.
Рабочий, заметивший такой самородок, должен был поднять его и опустить в
особую, запертую на замок кружку-копилку, стоявшую возле служащего на
уступе. Это золото называлось <подъемным> и оплачивалось в конторе в доход
всей артели, работавшей в разрезе, чтобы предупредить хищение золота.
Добытый пласт также нагружался в таратайки и отвозился на
золотопромывательную машину, стоявшую далеко ниже, на дне разреза (...).
Познакомившись с составом торфов, пласта и плотика в этом разрезе, я
в следующие дни посещал шахты на Успенском и других отводах этой компании.
В шахты спускались по деревянным лестницам, освещая себе путь свечой
(рабочие имели керосиновые коптилки). Рядом с лестничным отделом в
сквозном пролете двигались на канате вверх и вниз две большие бадьи в виде
ящиков из толстых досок, в которых пласт, добытый под землей, поднимался
на поверхность - на-гора, как говорят горняки. Шахты имели глубину от 20
до 30 и даже до 40 м (...). В обе стороны вдоль по длине россыпи шел
главный штрек, прочно закрепленный сбоку и сверху толстыми бревнами,
составлявшими дверные оклады (...). По дну штрека были проложены доски, по
которым в тачках выкатывали добытый пласт к шахте для перегрузки его в
бадьи (...).
Упомяну, что при изучении приисков я впервые столкнулся с
практическим значением так называемой вечной мерзлоты, то есть
существованием на некоторой глубине от поверхности земли мерзлой, никогда
не оттаивающей почвы, чем она и отличается от мерзлоты сезонной,
возникающей ежегодно с наступлением морозов в зимнее время, охватывающей
почву с поверхности и на некоторую глубину в 1 - 2 м и весной опять
исчезающей (...).
На Ленских приисках мощность вечной мерзлоты, то есть толщина слоев
земли, скованных отрицательной температурой, достигает 100 м, если не
больше. Сама по себе вечная мерзлота даже облегчает добычу золотоносного
пласта подземными работами: шахты в мерзлоте стоят прочно, воду отливать
при их углублении не нужно, а водоотлив стоит дорого. Хотя золотоносный
пласт добывают пожогами или динамитом, то есть с некоторым расходом дров
или взрывчатых веществ, но это дешевле водоотлива, необходимого при работе
в немерзлой почве, и рабочие работают спокойно в валенках в сухих забоях
(...).
При работе открытыми разрезами вечная мерзлота удорожает и замедляет
вскрышу: ее нужно оттаивать разведением костров на поверхности мерзлого
слоя или оставлять на некоторое время в покое, чтобы она оттаяла теплом
воздуха, и потом снимать оттаявший слой и снова оставлять, то есть
работать с перерывами (...).
В мае 1891 года я поехал вторично на прииски и попутно при плавании
вниз по Лене выполнил задуманное беглое обследование берегов этой реки от
Качуга до Витима (...).
Обследование приисков я начал снова с Успенского, где нужно было
осмотреть некоторые новые шахты, а также прииски Андреевский и Водянистый,
расположенные по Бодайбо ниже устья Накатами (...).
Рядом с Андреевским прииском, в низовьях крутой боковой пади правого
склона р. Бодайбо, находился отвод мелкого золотопромышленника, на котором
несколько старателей копались в маленьком разрезе. Можно было удивляться
владельцу, который платил налоги за этот прииск, едва ли окупавший их. Но
окружной инженер Штраус объяснил мне, что такие золотопромышленники,
получившие отвод рядом с приисками крупной компании, занимаются скупкой
краденого золота у рабочих этой компании, уплачивая за него немного
больше, чем платит компания за так называемое <подъемное> золото,
упомянутое выше. Мелкий золотопромышленник, конечно, может платить за это
золото больше, чем крупный, так как не несет никаких расходов по его
добыче. Уличить этих людей трудно: они записывают это золото как добытое
на своем отводе, который держат ради этого и для отвода глаз ведут на нем
какие-нибудь работы. Большую часть купленного золота такие дельцы даже не
записывали в книгу, а увозили в Иркутск и продавали китайским купцам,
которых там было довольно много и которые имели лавки с китайскими
товарами: чесучой, леденцом, чаем. В Иркутске на одной из улиц таких
китайских лавок был целый ряд, и, заглядывая изредка в них, я всегда
удивлялся отсутствию покупателей (...).
Ознакомившись основательно с приисками Ленского товарищества, я нанял
у местного подрядчика-якута трех лошадей, получил от конторы в проводники
конюха, знавшего дороги по дальней тайге, и направился на восток (...).
В долине р. Балаганнах было два прииска; один из них назывался
Золотой бугорок и принадлежал мелкому золотопромышленнику, который не
позволил мне спуститься в шахту под предлогом того, что она ремонтируется.
Пришлось осмотреть только небольшой разрез, в котором работали
золотничники. Переночевав на прииске, я поехал дальше, в верховьях
Балаганнаха поднялся на высокий водораздел, представлявший гольцы, то есть
безлесные плоские вершины, и спустился с него в долину речки Бульбухты. И
здесь на прииске в бортах старого разреза копались только золотничники.
В конторе владельца я увидел несколько больших бутылей, в которых
водка настаивалась на красном перце. Этот мелкий золотопромышленник,
очевидно, принадлежал к категории тех, которые существовали главным
образом не добычей золота из глубоких россыпей, для чего у них не хватало
средств, а торговлей из своей лавки и продажей водки своим золотничникам в
обмен на намываемое ими золото. Отдаленность этого прииска от приисков
крупных владельцев не позволяла подозревать его в скупке хищенного золота,
от которой при случае он, конечно, не отказывался. Подобные
золотопромышленники брали отвод, платили подесятинный налог и производили
небольшие работы для отвода глаз, чтобы иметь право заводить лавку с
товарами и иметь спирт для рабочих; последний они разбавляли водой и
подкрепляли красным перцем, в общем, эксплуатировали жестоко золотничников
и обманывали государство.
Осмотрев работы в разрезе и обнажения в берегах речки, я опять
перевалил через гольцы в другом месте и спустился на север в долину речки
Кигелан, впадающей в Жую, где также работалась россыпь, но шахтами.
Вечером на этот прииск прибыла большая кавалькада: горный инженер Н.
И. Штраус и горный исправник Олекминского округа (то есть дальней тайги)
Минин с конвоем из десятка казаков, которые на приисках являлись полицией
горного надзора. Эти власти совершали свой ежегодный летний объезд
приисков для проверки шнуровых книг по записи золота, осмотра горных работ
в отношении их соответствия правилам безопасности, ревизии цен на товары в
лавках, приема жалоб от рабочих, ведения следствия по уголовным делам и т.
п. На этом прииске в начале лета был несчастный случай: один рабочий в
шахте угорел насмерть после пожога для оттаивания вечной мерзлоты.
Этот способ разведения костров у забоев в подземных выработках, чтобы
оттаять мерзлые пески россыпи для их легкой выемки и промывки, применялся
на мелких приисках, вблизи которых было еще достаточно леса для дров; на
крупных приисках для добычи мерзлых песков в забоях предпочитали уже
взрывать их динамитом. Приехавшие инженер и исправник должны были провести
следствие по поводу смерти этого рабочего; они торопились и выполнили это
вечером при свете факелов, пригласив меня в качестве понятого. Возле
шахты, в которой угорел рабочий, поставили стол, стулья, принесли бумагу,
перья, чернила. Мы втроем уселись, и начался допрос рабочих для выяснения
условий несчастного случая: когда разожгли пожог в забое, сколько времени
ждали после его догорания, спустился ли угоревший по своей воле или по
приказу десятника, был ли он трезв, не хворал ли чем-нибудь, не было ли
драки или убийства. Труп был сохранен на леднике прииска; его принесли,
осмотрели, убедились в отсутствии следов какого-либо насилия. Из показаний
