вы обретете мудрость и адекватность зрелой личности. Однако, может быть, все
и не так безна...
Гек следил за руками Коррады, и когда тот потянулся к ящику стола,
успел лишь перебить его скороговоркой:
-- Я отрицаю мудрость!..
Он с шелестящей скоростью вымахнул из кресла и в прыжке уже
самортизировал руку, чтобы в районе солнечного сплетения не образовалось
гематомы... Коррада хватанул было ртом воздух и вырубился.
Нервишки, черт бы их подрал... Он, наверное, за мятными леденцами
полез, кроме них там ничего не было... Гек с досадой открыл нижний ящик в
левой половине стола -- точно, пистолет на месте и разрешение на него. Гек
вынул обойму -- битком, кроме одного. Гек удивился и заглянул в патронник --
нет, пустой...
Все нормально, просто его смутили интеллектуальное проворство Коррады,
скорость реакции и проницательность... Так и не договорили толком... Коррада
все еще был без сознания. Пользуясь этим, Гек нажал на скобу в тыльной части
декоративного письменного прибора и вынул кассету с записью -- по полтора
часа на каждую сторону с автоматическим перескоком (Коррада часто записывал
на пленку свои разговоры). Взамен он заправил точно такую же кассету, но
пустую. Ребята все четко обрисовали и даже кассету дали той же фирмы.
Молодцы парни. Интересно, куда он патрон дел, выронил, может быть? Да какая
разница... Все аккуратно протереть... Записочка на месте, пусть так и
лежит... Часы-передатчик молчали, не подавая ни звуковых, ни тактильных
сигналов, это очень хорошо. Не соблазнился бы Фант сегодня прослушку на меня
оставить... Да вряд ли решится... Куда -- в лоб или в сердце?.. В сердце --
грязи меньше...
Гек вложил в левую руку Коррады пистолет, помня, что тот -- левша, и,
давя сопротивление пробуждающегося сознания, подвел ствол к левой стороне
груди...
Вот елки-моталки!.. Сколько ни стреляй в замкнутом пространстве -- все
равно никак не привыкнуть: обязательно вздрогнешь при этом... Пульс...
Зрачок... все как надо, ходу теперь.
Замок-автомат на входной двери щелкнул за спиной, Гек махнул во тьму
невидимым подстраховщикам и двинулся прочь от дома. Через пару кварталов его
должен подхватить Блондин на неприметном моторе, пятнадцать минут
крейсерской скорости, и они будут в городе...
В ту ночь Гек спустился в Черный ход и не спал до рассвета: прежде чем
пленку уничтожить, крутил запись своего разговора с Коррадой. Он ни разу не
прерывал запись стопом или паузой, зато трижды -- было чему учиться --
прослушал всю пленку от начала и до конца и слушал ее самым внимательнейшим
образом.
Зеленые цифры электрического будильника светились на цифре семь, когда
Гек решил, что с него хватит, и полез спать. Казалось бы, тепло, а простыни
-- как ледяные. Лежа в кровати, он еще немного повспоминал беседу,
ухмыльнулся и выкрикнул в укоризненно молчащую темноту: "Я отрицаю мудрость!
Я -- ее -- отрицаю".
Воля лучше неволи. И забот хватает, и неопределенности, так ведь они и
на зоне не исчезают, заботы... Зато возможности резко расширяются и радостей
больше. Жизнь сильнее всех живущих -- и как-то весной неизбежное случилось:
Гек, в возрасте тридцати семи с половиной лет, влюбился.
В последний год Гека сильно стало беспокоить нечто, трудно поддающееся
осмысленной формулировке... Атмосфера в городе и стране медленно, исподволь
и вкрадчиво стала меняться... По-прежнему Адмирал стоял у руля
государственной машины, с той же, и даже большей интенсивностью гремели в
его сторону дифирамбы со всех концов бескрайней Родины, но Гек однажды,
читая утреннюю газету, унюхал некую новую, постороннюю, что ли, струю и с
тех пор не мог отделаться от ощущения, что новый запашок не исчезает.
Началось с малого, с заметки некоего Мишеля Артуа о смычке бандитствующих
элементов с вражескими спецслужбами, под контролем последних, разумеется...
Все бы ничего, да на отдельных моментах Гек враз навострил уши. И не то
чтобы этот неведомый Артуа много знал о жизни этих самых элементов, но
некоторые подробности показались ему смутно знакомыми... Да-да-да, такое
ощущение, что о нем, о его зонной жизни кто-то напел щелкоперам. И намекнул
на старинное происхождение антигосударственной уголовщины (читай -- о
Ванах!..). С той поры Гек поручил Фанту делать электронные тематические
выборки по ряду направлений, а сам, выправив соответствующие ксивы, положил
себе за правило каждый день не менее полутора-двух часов проводить в
Публичной президентской библиотеке. Он целенаправленно читал только
ежедневную прессу, по разделам: официальная хроника, государственные
назначения, светские новости и, само собой, криминальные колонки. Там он и
познакомился с библиотекаршей, с Орой.
Стройная блондинка лет тридцати, всегда серьезная и доброжелательная,
довольно быстро запомнила его и по прошествии нескольких недель уже
здоровалась с ним, как со знакомым человеком, без напоминания подготавливала
привычный набор ежедневных газет. Из его слов она знала, что он магистр
социологии и пишет монографию по заказу одной из правительственных комиссий.
Ора, хотя и была, что называется, книжным червем, но в жизни повидать
успела многое. И родителей похоронила, и работы лишалась, и с мужем
развелась. Детей у нее не было, от родителей осталась небольшая квартира
неподалеку от Президентского проспекта, нынешняя спокойная работа ей
нравилась, а обходиться она привыкла немногим, так что скромная зарплата не
очень ее стесняла. Уж кого только она ни видела в читальных залах
громаднейшей библиотеки... Нет, разумеется, ни рок- и теле-звезды, ни
правительственная знать здесь не появлялись, но разнообразие человеческих
типов было безумно велико. И ученые, и сумасшедшие, и студенты, и
домохозяйки, экономящие на подписке модных журналов... А холодными зимами и
бомжи начинали вдруг пылать жаждой знаний и бесплатного тепла... Этот Ральф
Оуки больше походил не на социолога, а скорее на инженера-золотодобытчика с
южных приисков, как их иногда рисуют в телепередачах: суровые, крепко
сбитые, с резковатыми манерами... Был он неулыбчив, но по-своему обходителен
и вежлив и еще не стар. Однажды в воскресенье он засиделся допоздна, на этот
раз не читая газеты, а перебирая авторскую картотеку, и так вышло, что они
одновременно покинули библиотеку. Оуки тоже принадлежал к категории
пешеходов и по темному времени вызвался проводить ее до дому. Идти было
всего ничего, минут пятнадцать ее шагом, и она согласилась. А через месяц
случай повторился, и на этот раз -- как нельзя кстати. В двух шагах от дома
к ним прицепилась кучка хулиганов. Так вот этот Оуки разогнал их моментально
и кулаками, и пинками, а двоих очень жестоко побил, так что ей даже пришлось
унимать рассвирепевшего ученого мужа. Он не поленился проводить ее до двери
квартиры на третьем этаже -- и так все и случилось... Она тогда вдруг
испугалась, что побитые подонки захотят отомстить и подкараулят его на
обратном пути. Ральф поначалу упирался из непонятной мужской гордости, но
потом согласился попить горячего чаю и немного переждать. В тот вечер он
даже остался у нее на ночь и, конечно же, попытался к ней приставать, но
ничего не добился -- Ора не чувствовала себя настолько одинокой, чтобы в
первый же вечер уступать малознакомому человеку, пусть и спасителю.
Но он уже намеренно подстерег ее после работы и вновь проводил. А потом
и еще раз... Хулиганы, кстати, больше не появлялись, и вообще вдруг в ее
районе стало безопаснее на улицах, видимо, полиция сумела найти силы и
средства, чтобы навести порядок хотя бы в центре города... И постепенно Ора
привыкла к нему, и он ей понравился, и однажды он у нее остался, что
называется, "по полной программе"...
В доме Оры довольно скоро образовался непривычный по своему размаху
достаток: Ральф почти не дарил цветов, но то и дело пополнял скромные недра
квартиры обновками: старый телевизор безжалостно обменял на два громадных
"панасоника", заменил холодильник, купил музыкальный центр и здоровенную
коробку с дисками на все вкусы. Только вот симфонической музыки, которую Ора
предпочитала всему остальному, там почти не оказалось. Упомянула невпопад о
понравившейся расцветке ковра, который она видела на витрине, -- пожалуйста,
из магазина доставили два ковра... Не слушая никаких возражений, принялся,
вдобавок, каждую неделю оставлять по три-четыре тысячи, хотя сам бывал у нее
не чаще двух раз в неделю -- редко-редко, когда три... Куда такие деньжищи
девать... Зато звонки, если вдруг он не появлялся в библиотеке, обязательно
и предельно коротко: "Как дела, что делаешь, скучаешь-не-скучаешь, куда
пойдем?.." Пить -- не пьет, ест все и всегда хвалит, но какая из нее
кухарка... Вот ромштексы делать научилась. Ора попробовала ходить с ним в
театры -- и не возражал, но ему явно не нравилось. На художественные
выставки гораздо охотнее соглашался, но тоже -- так... А на компьютерных --
ей скучно... Однажды -- р-раз -- посреди зимы -- и отправил ее в недельное
турне на Гавайские острова с пятизвездочными отелями и прочими прелестями,
сам же не поехал, отговорился делами... Больше всего ему нравилось просто
гулять с нею по городу, особенно по садам и паркам, и по набережным, и вдоль
побережья залива...
Кое-что Ора все-таки тратила, в основном на книги (работать в
библиотеке -- это одно, а так приятно дома иметь под боком свои любимые!),
но бо2льшую часть оставленного решила складывать в коробку из-под туфель,
чтобы при случае вернуть Ральфу: мужчины ведь как дети, швыряются направо и
налево, пока везет, а потом глядишь, и самому есть нечего... Он почти ничего
о себе не рассказывал, его работа -- закрытая, под контролем
правительства... Поначалу она стеснялась вечной его угрюмости, но он никогда
на нее не раздражался, голоса не повышал и был с ней добродушен и доверчив.
Ора подозревала, что Ральф -- семейный человек, с женой и детьми, но эту
тему никогда они не трогали, а может и к лучшему: он -- с ней, а весь
остальной мир пусть пока постоит за порогом...
Ах, идиллия кончилась внезапно и по их совместной вине. Гек много чего
знал и умел, но при всем своем опыте никогда не задумывался о проблемах
предохранения от зачатия, женщины успешно справлялись с этим и сами. Но и
Ора, привыкнув с первым мужем, что никогда и ничего в этом смысле не
происходило, считала себя бесплодной, и вот на тебе -- залетела... Делать
нечего -- призналась Ральфу, хотя и глодали ее сомнения и страх. Он явно был
потрясен новостью -- Ора научилась разбираться в его неярких эмоциях, --
такова была его первая реакция. Потом он обрадовался, но буквально на
какие-то минуты, потом задумался... Потом исчез и не показывался три дня...
А потом...
Геку никогда и ни с кем не было так покойно и хорошо, как с Орой. Ее
странности казались Геку забавными, но все равно симпатичными. Так, она
стеснялась при нем раздеваться и одеваться, никогда не обсуждала с ним
сексуальные впечатления, боялась грозы, отказывалась носить предметы из
натурального меха или кожи... Еще странность: не было ни одного случая,
чтобы она попросила у него денег или какой-нибудь подарок, и всегда до
красноты смущалась, когда он проявлял инициативу в этом вопросе... Готовила
она -- так себе, в постели -- как Луиза, не лучше... Но выдержать без нее
хотя бы неделю-другую -- для Гека стало совсем не просто. В начале их
отношений он по инерции заглядывал к проституткам, да вскоре завязал,
