бесплодных догадках до самого утра...
Хозяин зоны, как водится, торчал в Бабилонской командировке
(необременительные отчеты и кабаки с однокашниками), начальник режима,
оставшийся на хозяйстве, хотел было заказать расследование, да осекся в
мыслях своих: ясно, в чем дело, куда там... Да вскроется, что он покрывал
пытки осужденных -- и так уже пошли невнятные звонки от депутатов, адвокаты
закрутились столичные, унтеры-идиоты с белыми от испуга глазами: "ничего не
знаем, никого не подозреваем..." Угораздил черт плешивого дурака не вовремя
укатить... А... может и он... -- руки длинные у мерзавцев -- ...знал, что к
чему... Его подставил, чтобы в затылок не дышал... Что же делать, черт
возьми?..
По счастью, у начальника режима имелась на такие случаи всамделишная
недолеченная язва двенадцатиперстной кишки, благодаря обострению которой он
и взял отпуск по болезни. Заменил его с умеренным энтузиазмом начальник
хозчасти, поскольку за порядок вместо двух отсутствующих начальников, по
большому счету, он и не отвечал полною мерой, а сделать акцент на некоторых
полезных решениях -- за несколько самостоятельных суток -- можно и вполне
безопасно... Через трое суток, когда вернулся Хозяин зоны, он все же был
зван на ковер и получил нахлобучку с выговором за самовольную смену фирмы,
поставляющей уголь для зоны, но выговор для пятидесятитрехлетнего
подполковника без академии -- не больше чем пятнышко в послужном списке,
даже на пенсию не повлияет, а вот угольная контора явно не забудет его в
своей благодарности, уже не забыла -- на двадцать пять тысяч, и еще
обещала... (Вариант с угольком придумал Тони Сторож, державший постоянную
связь с Ушастым и Фантом, а фирма контачила с ним и через профсоюзы -- с
братьями Гнедыми.)
Администрация зоны не то чтобы боялась общественной огласки и шума как
такового, а скорее не хотела привлекать внимания бездельников из
контролирующих служб -- "в чем причина беспорядков там у вас, почему побоища
и поножовщины, где воспитательная работа и авторитет власти..." На совещании
зонного руководства с помощью нехитрых эвфемизмов и патриотических
панегириков в сторону Господина Президента было решено инцидент в четвертом
отряде не раздувать, а в Бабилон накатать очередную слезницу о недостаточных
правительственных заказах на работу: осужденным-де, мол, нечем заняться,
отсюда возможность беспорядков. Кум пребывал в молчаливой оппозиции, но
спорить не решился -- он на этом месте недавно, и враждовать с аборигенами
-- силенок и "компры" маловато. Но ничего -- в мутной воде можно еще будет
рыбку половить, да и "маршалы" в подопечной зоне обнаглели: вместо того
чтобы верно служить -- свою политику гнут, от наркоты до самосудов... Вот и
пусть почешутся, а потом -- либо сами прибегут за помощью, либо
поскользнутся на мокреньком и вляпаются по уши...
У каждой из сторон было свое видение ситуации, они действовали
соответственно или, напротив, бездействовали...
Гек отвалялся в "браслетах" почти до полудня следующего за
"воспитанием" дня, когда его сначала расковали и сводили к адвокату (Малоун
прислал), а потом положили в больницу. Гек сообщил, что ни к кому претензий
не имеет, сам споткнулся и ушибся (присутствующий при беседе кум облегченно
вздохнул), на содержание не жалуется. Таким образом, штрафной изолятор сам
собой отпал в никуда, а Гек семь дней провел в отдельной палате тюремной
больницы (семь тысяч капитану, начальнику санчасти, и по пятьсот фельдшерам
-- от Ушастого) с телевизором и посещениями (два раза Ушастый и один раз
Фант -- по тысяче за получасовой визит). Оклемался Гек на диво быстро, разве
что сине-зеленый с разводами копчик долго еще побаливал -- сапог тяжелый
попался...
Гека выписали в пятницу, Сим-Сима тоже, но на неделю раньше.
Шестнадцать человек из числа избитых скуржавых, в зависимости от тяжести
полученных травм, распиханы были кто куда -- одного, с переломом
позвоночника, отвезли в Картагенский госпиталь, а впоследствии сактировали с
первой группой инвалидности, четверых продержали несколько суток в
межрайонной, подконтрольной скуржавым больнице (но в другом корпусе, не там,
где лежал Гек) и вернули долечиваться "домой"; восемь человек пустили в
межрайонной якорь на два-три месяца (Жираф в том числе). Трое человек
отделались ушибами, выбитыми зубами и "легким испугом", их выписали через
сутки-двое. Но никто из шестнадцати в четвертый барак уже не вернулся --
путь туда был им теперь заказан.
Ребята из команды Гека времени зря не теряли: они продолжили, согласно
указаниям Гека, восстановление порядка, по минимуму прибегая к мордобою и
угрозам. Тотчас был упразднен пятидесятипроцентный сбор с работяг, взамен же
предлагалось добровольное пожертвование в общак, но не более пяти процентов
от притекающих к сидельцам сумм. Все нетаки, мгновенно возникшие вокруг
новой воцарившейся кодлы, обязаны были отстегивать не менее десяти процентов
от доходов. Опущенные и "вставшие на путь исправления" в общак не
допускались. Нетакам не разрешалось новым обычаем носить повязки
категорически, фратам-трудилам -- прямо не запрещалось, конечно... Опущенным
повязки предписывались в обязательном порядке. К моменту прихода Гека в
отряд во всем бараке насчитывалось не более двух десятков повязочников из
числа парафинов, обитателей "курятника" и нескольких фратов, добывающих
такое близкое, пальцем тронуть, досрочное освобождение; что им теперь косые
взгляды вчерашних кентов -- воля ждет...
Старая пословица справедливо утверждает, что короля делает свита. Люди
Гека во главе с Сим-Симом рассказывали то одну, то другую историю о Ларее,
постоянно ссылались на него, утверждая новый порядок, подтверждали слухи о
столичном урке и тюрьме "Пентагон"...
Ларей -- так звучало должное к употреблению имя, оно же прозвище, но
заглазная кличка, пока еще рыхлая и неустойчивая, уже появилась: Чтив
Бабилонский (читать любит -- слухи такие ходили). Кое-кто уже спрашивал
Сим-Сима -- не Ван ли последний пожаловал к ним на зону, однако Сим-Сим, в
душе подозревающий то же самое, только ежился и многозначительно молчал...
Слухи о моментальной расправе с надзирателями-унтерами, посмевшими поднять
руку на знаменитого урку, со скоростью тюремной почты разбежались по зоне и
выплеснулись за ее пределы. Перед этой новостью померкла и отступила чуть в
тень новость предыдущая -- о том, что в четвертом бараке свершился
переворот. Однако главпахану зоны и его приближенным как раз первая новость
представлялась наиболее важной и наименее приятной, поскольку застала их
врасплох. Да, внутренние мятежи случаются повсюду и никто от них не
застрахован, но обычно им предшествует долгое закипание, агентурные сведения
о недовольных и их заводилах. А тут -- на днях еще Жираф и Бонус гостили за
бутылочкой и стирами в черезследующем шестом бараке, а ныне -- Жираф чуть ли
не дискантом петь собрался, а Бонус -- парализован, на волю готовится,
бедолага увечный... Слухи, слухи... Ну не один же поганый урка шестнадцать
человек измордовал, всем бараком небось метелили... И мужик в возрасте,
хорошо за сорок, фраты болтают, кто видел его... Расспросили этапных по
баракам -- точно, непростой мужичонка в новоселы к ним попал, сказывают --
ржавый, а иные болтают без ума, что Ларей этот -- самый настоящий Большой
Ван. Бред бредом, но -- чем черт не шутит: ведь даже лягавые вроде как хвост
приподжали. Да-а, ситуацию следует гасить, пока не разгорелась... А ведь и
Фикс, и Моторный -- из бывших золотых -- тоже вспомнили предания о
сюзеренском предсмертном выкрике последних Ванов -- то ли молодо выглядит
оставшийся Ван, то ли вечно молод... И трудилы заурчали по углам, иной чуть
ли не огрызается...
Ничего, найдется лекарство и против оборзевших фратов из четвертого
барака, да и не только из четвертого, если понадобится, и против поганых
урок, не в свои ворота лезущих... Только как бы не захлебнулись бы они от
того лекарства, на четвереньках стоя...
Ларея встречали всем бараком. Впереди Сим-Сим со счастливой ухмылкой на
лице, сразу за ним оба "десантированных" бабилонца, рядом с ними соэтапник
Гека Бычок (в шутку прозванный так за свою плюгавость), чуть глубже и дальше
-- пятеро новокрещенных нетаков. Все остальные молча и с великим
любопытством наблюдали за происходящим от своих мест; сидельцы из другой
половины барака столпились в "переходе" либо у шконок своих земляков и
кентов из главной половины барака, куда они зашли под разными предлогами в
гости.
Гек с порога поздоровался общим приветствием со всем бараком, за руку с
каждым из своего нового окружения, а Сим-Симу, в знак особого расположения,
даже выделил легкий подзатыльник. После чего проследовал в торец барака, где
в углу, отгороженном занавесками, его ждала одноярусная шконка с
дополнительным матрацем и накрытый банкетный стол, составленный из восьми
тумбочек.
Ели впятером -- Гек и его "угловые". Гек не пил, Сим-Сим тоже, вслед за
шефом. Бычок хлопнул полстакана, оглядел обстановку и шустро перевернул
посуду вверх дном: харе! Валет и Форд, еще с Бабилона предупрежденные о
чудачествах шефа, пригубили по глоточку и забыли про свои стаканы, как и не
было их, а выпить хотелось, конечно... Однако выпивки было заготовлено ровно
половина ящика -- пять литров коньяку. Через час Геку, вкратце введенному в
курс местных дел, были представлены один за другим все пятеро нетаков, за
ратные подвиги и поддержку признанные таковыми, поскольку ничем серьезным,
кроме формальных повязок и самого факта отсидки на б... зоне, они себя не
запятнали, если мерять по урочьим понятиям. А Гуго Север даже умудрился
миновать и повязки, что теоретически позволяло ему в будущем подниматься в
своем авторитете вплоть до золотой пробы. Остальным нетакам, повязку хотя бы
день носившим, в ржавые путь был, конечно, заказан, но в последние
десятилетия в "правильном" уголовном мире появились прослойки очень высокого
ранга -- фраты трампованные, к примеру. Фрат трампованный, из-за досадных
мелочей в "анкетных данных" не могущий стать ржавым, имел право, тем не
менее, руководить зоной, даже быть зырковым по целому краю, присутствовать
на "золотых" сходках "с правом совещательного голоса"...
Гек поговорил с каждым, в конце беседы собственноручно преподнося
полный стакан коньяку и бутерброд с закуской.
-- Пей-пей, сегодня можно...
Затем настал черед нового старосты барака, предварительно, без Гека,
намеченного угловыми на это место (Гек одобрил и утвердил), за ним троих
солидных и уважаемых трудил, а в конце -- нескольких ребят из перспективного
молодняка, которым делами еще предстояло доказать свое право числиться в
рядах нетаков и носить черную робу...
После аудиенции все еще оставалось пять невыпитых бутылок. Одну Гек
приказал заначить на всякий случай, а четыре велел отнести в близлежащие
"семьи" -- группки сидельцев, объединенных землячеством, дружбой или иным
каким интересом, проживающих, как правило, на соседних шконках, как в
вагонном купе. Таким образом плодилась несправедливость -- чем "близлежащие"
лучше "дальних"? Однако и в этом был расчет, основанный на простой
психологии сидельца, да и просто человека: чем ближе к "светилу", тем
потенциально лучше, глядишь -- внимание обратят, обломится чего-нибудь. И не
сразу, быть может, но постепенно врубался механизм естественного и в то же
