что Вика подала бы их мне, если бы они у нее были.
Я посмотрел на нее.
Она не приготовила себе порцию, а, обслужив меня, молча присела сбоку
в позе раба цилиндра. Рабу цилиндра обычно поручают все домашние
обязанности в цилиндрических жилищах горян.
Между прочим, на Горе стулья имеют особое значение, и их не часто
встретишь в частных домах. Они обычно предназначаются для значительных
лиц, таких, как администраторы и судьи. Больше того. Вам трудно это
понять, но стулья не считаются удобным сидением. Когда я в первый раз
вернулся на Землю с Гора, мне было довольно трудно снова привыкнуть к
простому делу - сидеть на стуле. В течение нескольких месяцев я чувствовал
себя неуверенно и неудобно, сидя на маленькой деревянной платформе,
стоящей на четырех тонких ножках. Представьте себе, что сидите на краю
высокого узкого стола - вот такое чувство.
Мужчины Гора обычно сидят скрестив ноги, а женщины поджимают ноги под
себя. Поза рабыни цилиндра отличается от позы свободной женщины только
положением рук: рабыня, руки которой не заняты, держит их перед собой так,
будто они связаны. Свободная женщина никогда не держит так руки. Олдер
Тарл, который учил меня владеть оружием в городе Ко-ро-ба много лет назад,
однажды рассказал историю свободной женщины, отчаянно влюбленной в воина.
Однажды в присутствии всей семьи она развлекала его. И вот случайно она
сложила руки в позе рабыни. С большим трудом удалось удержать ее: она
хотела броситься с одного из высоких мостов и разбиться насмерть.
Рассказывал Олдер Тарл со смехом, хотя продолжение этой истории нравилось
ему меньше. Смущенная этим происшествием, женщина отказалась видеться с
воином, и он, нетерпеливый, желающий ее, увез ее из города в качестве
рабыни, а через несколько месяцев вернулся, и она была его вольной
спутницей. Когда я был в Ко-ро-ба, эта пара все еще жила там. Что с ними
теперь?
Кстати, поза рабыни для удовольствия отличается и от позы свободной
женщины, и от позы рабыни цилиндра. Руки рабыни для удовольствия обычно
лежат на бедрах, но в некоторых городах, например, в Тентисе, она держит
руки за спиной. Свободная женщина тоже может держать руки на бедрах;
значение имеет положение колен. Во всех позах, включая позу рабыни для
удовольствия, женщины Гора держатся исключительно хорошо: спина у них
прямая, подбородок высоко поднят. Женщины Гора всегда прекрасны.
- Почему для питья только вода? - спросил я Вику.
Она пожала плечами.
- Вероятно, потому что рабыни комнаты слишком много времени проводят
в одиночестве.
Я взглянул на нее, не вполне поняв смысл ее слов.
Она прямо посмотрела на меня.
- Было бы слишком легко напиться, - сказала она.
Я почувствовал себя дураком. Конечно, рабыням комнаты не дадут
спрятаться в опьянении, потому что в таком случае их красота, а
следовательно, и полезность царям-жрецам уменьшится. Они станут
безответственными, потеряются в своих снах.
- Понятно, - сказал я.
- Пищу приносят дважды в год.
- Приносят цари-жрецы?
- Наверно.
- Но ты не знаешь?
- Нет, - сказала она. - Я просыпаюсь утром, и пища уже на месте.
- Вероятно, ее приносит Парп, - сказал я.
Она посмотрела на меня с легкой улыбкой.
- Парп - царь-жрец, - сказал я.
- Он тебе это сказал?
- Да.
- Понятно, - ответила она.
Девушка, очевидно, больше не хотела говорить об этом, и я ее не
заставлял.
Я почти кончил есть.
- Ты хорошо готовишь, - поблагодарил я ее. - Еда превосходная.
- Я хочу есть, - сказала она.
Я тупо смотрел на нее. Она не приготовила еды для себя, и я решил,
что она уже поела, или просто не голодна, или приготовит себе еду позже.
- Приготовь себе что-нибудь, - сказал я.
- Не могу, - просто ответила она. - Я могу есть только то, что ты
дашь мне.
Я молча обозвал себя дураком.
Неужели я настолько стал горянским воинам, что не обратил внимания на
чувства этой девушки? Согласно кодексу моей касты, я должен не думать о
ней, считать ее не более чем домашним животным, презренной рабыней,
пригодной только для службы и удовольствия.
- Прости, - сказал я.
- Ты хочешь меня наказать?
- Нет.
- Значит, мой хозяин дурак, - сказала девушка и потянулась к остаткам
мяса на тарелке.
Я схватил ее за руку.
- Теперь я намерен тебя наказать.
Глаза ее заполнились слезами.
- Хорошо. - Она отвела руку.
Сегодня ночью Вика будет спать голодной.
Хотя судя по часам в крышке одного из шкафов было уже поздно, я решил
выйти из комнаты. К несчастью, естественного света в комнате не было, и
судить о времени по солнцу, звездам и лунам Гора было невозможно. Мне их
не хватало. С самого моего пробуждения лампы-шары продолжали гореть все
так же ярко.
Я, как мог, умылся под струей воды из крана.
В одном из шкафов у стены, среди одежды множества разных каст, я
нашел и одежду воина. Моя изорвана когтями ларла, поэтому я надел новую.
Вика расстелила соломенный матрац на полу у каменного возвышения для
сна. Сидя на матраце, она наблюдала за мной.
В ногах постели толстое рабское кольцо: если хочу, я могу приковать к
нему Вику.
Я прицепил к поясу меч.
- Ты хочешь выйти из комнаты? - спросила Вика. Это были ее первые
слова после еды.
- Да.
- Но тебе нельзя.
- Почему? - насторожился я.
- Это запрещено, - сказала она.
- Понятно.
И я двинулся к двери.
- Когда ты понадобишься царям-жрецам, за тобой придут, - сказала она.
- А пока ты должен ждать.
- Не собираюсь ждать.
- Но ты должен, - настаивала она, вставая.
Я подошел к ней и положил руки ей на плечи.
- Не надо так бояться царей-жрецов, - сказал я.
Она поняла, что я не отказался от своего решения.
- Если выйдешь, - сказала она, - возвращайся до второго гонга.
- Почему?
- Ради тебя самого, - сказала она, опустив глаза.
- Я не боюсь.
- Тогда ради меня. - По-прежнему она не поднимала глаз.
- Но почему?
Она, казалось, смутилась.
- Я боюсь оставаться одна.
- Но ты была одна много ночей, - заметил я.
Она посмотрела на меня, и я не смог понять выражения ее обеспокоенных
глаз.
- Бояться никогда не перестаешь, - сказала она.
- Я должен идти.
Неожиданно издалека донесся удар гонга, какой я уже слышал в зале
царей-жрецов.
Вика улыбнулась мне.
- Видишь, - облегченно сказала она, - уже слишком поздно. Ты должен
остаться.
- Почему?
Она смотрела в сторону, избегая моего взгляда.
- Потому что скоро потускнеют лампы и начнутся часы, отведенные для
сна.
Она как будто не хотела говорить дальше.
- Почему я должен остаться? - спросил я.
Я крепче сжал ее плечи и потряс, чтобы заставить говорить.
- Почему? - настаивал я.
В глазах ее показался страх.
- Почему? - требовал я.
Послышался второй удар гонга, и Вика, казалось, вздрогнула у меня в
руках.
Глаза ее в страхе широко раскрылись.
Я свирепо потряс ее.
- Почему? - воскликнул я.
Она с трудом могла говорить. Голос ее был еле слышен.
- Потому что после гонга... - сказала она.
- Да?
- ...они ходят.
- Кто!
- Цари-жрецы! - воскликнула она и отвернулась от меня.
- Я не боюсь Парпа, - сказал я.
Она повернулась и посмотрела на меня.
- Он не царь-жрец, - негромко сказала она.
И тут раздался третий и последний удар далекого гонга, и в то же
мгновение лампы в комнате потускнели, и я понял, что где-то в длинных
пустых коридорах этого убежища ходят цари-жрецы Гора.
7. Я ОХОЧУСЬ ЗА ЦАРЯМИ-ЖРЕЦАМИ
Несмотря на возражения Вики, я с легким сердцем вышел из комнаты в
коридор. Поищу царей-жрецов Гора.
Она шла за мной почти до входа, и я помню, как засветились и
запульсировали сенсоры, когда она приблизилась к ним.
Я видел ее белое платье, ее прекрасную белую кожу, когда она стояла
на пороге потемневшей комнаты.
- Не ходи, - просила она.
- Но я должен.
- Возвращайся!
Я не ответил и пошел по коридору.
- Я боюсь, - услышал я сзади ее слова.
Я решил, что с ней ничего не случится, как и во все прошлые ночи, и
потому пошел дальше.
Мне показалось, я слышу ее плач, но я подумал, что она боится за
себя.
И продолжал идти по коридору.
Не мое дело утешать ее, говорить ей "не бойся", успокаивать ее
присутствием другого человека. У меня дело к страшным обитателям этих
коридоров, которые вызвали у нее такой ужас; я не утешитель и не друг, я
воин.
Идя по коридору, я заглядывал в многочисленные комнаты, такие же, как
моя. У всех не было дверей, только массивный вход-портал двенадцати футов
в ширину и восемнадцати в высоту. Не хотелось бы мне спать в такой
комнате: в нее невозможно закрыть доступ из коридора, а со временем,
разумеется, все равно уснешь.
Я прошел множество комнат, и почти все они оказались пустыми.
Впрочем, в двух были рабыни, девушки, как Вика, точно так же одетые и
с ошейниками. Единственным отличием в их убранстве были номера на
ошейниках. Вика закрывала ошейник шарфом, а эти девушки не закрывали, но
сейчас на Вике тоже нет шарфа; теперь ее ошейник, стальной и сверкающий,
закрытый, охватывающий ее красивое горло, ясно свидетельствовал перед
всеми, что она, как и эти девушки, рабыня.
Первая девушка низкорослая, коренастая, с толстыми бедрами и широкими
плечами, вероятно, из крестьян. Волосы у нее были перевязаны и лежали на
правом плече; в тусклом освещении трудно было определить их цвет. Она
изумленно приподнялась со своего матраца в основании спального возвышения,
мигая, потерла овальные глаза с густыми ресницами. Насколько я мог судить,
в комнате она одна. Когда она подошла к входу, сенсоры на нем тоже
засветились, как и в комнате Вики.
- Кто ты? - спросила девушка; акцент свидетельствовал, что она с
полей Са-Тарна около Ара или с залива Тамбер.
- Ты видела царей-жрецов? - спросил я.
- Не сегодня.
- Я Кабот из Ко-ро-ба, - сказал я и пошел дальше.
Вторая девушка высокая, стройная и гибкая, с тонкими лодыжками и
большими испуганными глазами; волосы у нее курчавые и темные, они падали
на плечи, резко выделяясь на фоне белой одежды; она могла принадлежать к
одной из высших каст; не услышав ее речь, трудно судить об этом; даже в
разговоре трудно судить, потому что акцент многих наиболее искусных
ремесленников приближается к чистому горянскому языку высших каст. Девушка
стояла, прижавшись спиной к дальней стене, держа руки сзади, испуганно
глядя на меня и затаив дыхание. Насколько я мог судить, она тоже была
одна.
- Видела царей-жрецов? - спросил я.
Она энергично покачала головой. Нет.
По-прежнему продолжая думать, принадлежит ли она к высшей касте,
улыбаясь про себя, я продолжал идти по коридору.
По-своему обе девушки красивы, но я решил, что Вика их превосходит.
У моей рабыни комнаты чистый акцент высшей касты, хотя из какого
города, я определить не смог. Может быть, каста строителей или врачей,
потому что если бы она была из писцов, я ожидал бы более тонкие различия в
интонации, использование более редких грамматических конструкций. А если
бы она была из касты воинов, можно было ожидать более прямой речи,
воинственной, но простой, использующей преимущественно изъявительное
наклонение и высокомерно отказывающейся от сложно построенных предложений.
