принадлежит бенгальскому тигру; но на Горе таким хищником, несомненно,
является горный ларл; и я не могу поверить, что структурное сходство между
этими двумя зверями на различных мирах - всего лишь случайность.
У ларла широкая голова, иногда до двух футов в поперечнике, примерно
треугольной формы, что придает его черепу сходство с головой гадюки, но,
конечно, она поросла шерстью и зрачки глаз как у кошки, а не как у гадюки:
они могут сужаться до ширины лезвия ножа при дневном свете и ночью
превращаться в темные вопрошающие луны.
Расцветка у ларла обычно рыжевато-коричневая или черная. Черные ларлы
ведут преимущественно ночной образ жизни; и самцы и самки обладают гривой.
Рыжие ларлы, которые охотятся в любое время, когда голодны, и которые
распространены гораздо шире, не имеют гривы. Самки обоих видов обычно
меньше самцов, но столь же агрессивны и часто гораздо опаснее, особенно
поздней осенью и зимой, когда у них есть детеныши. Я как-то убил самца
рыжего ларла в Вольтайских горах всего в пасанге от города Ара.
Услышав рев этого зверя, я отбросил плащ, поднял щит и приготовил
копье. Меня удивило, что в Сардаре можно встретить ларла. Как он туда
попал? Возможно, местный. Но чем он питается в этих голых утесах? Я не
видел никакой добычи, если не считать людей, входящих в горы, но их кости,
разбросанные, белые, замерзшие, не были расколоты и изгрызены; на них не
было следов пребывания в челюстях ларла. Но тут я понял, что это ларл
царей-жрецов, потому что в этих горах ничто не может жить без их согласия;
значит, его кормят цари-жрецы или их слуги.
Несмотря на свою ненависть к царям-жрецам, я не мог не восхищаться
ими. Никому не удавалось приручить ларла. Даже детеныши ларла, если их
выращивали люди, достигнув зрелости, ночью в приступе атавистической
ярости убивали своих хозяев и под тремя лунами Гора бежали из домов людей,
бежали в горы, привлекаемые инстинктом туда, где они родились. Известен
случай, когда ларл прошел больше двадцати пяти сотен пасангов в поисках
расщелины в Вольтайских горах, где он родился. У входа в эту расщелину его
убили. За ним следили охотники. Среди них был старик, который когда-то
поймал детеныша. Он и узнал место.
Я осторожно шел вперед, подготовив к броску копье, готовый закрыться
щитом от предсмертных бросков животного, если удар копья будет удачным.
Жизнь моя в моих руках, и я был этим доволен. Другой жизни мне не нужно.
Я про себя улыбнулся. Я первое копье: здесь просто нет других.
В Вольтайских горах отряды охотников, в основном из Ара, крадутся к
ларлу с большими горянскими копьями. Обычно они движутся цепочкой, и тот,
кто впереди, называется первым копьем, потому что делает первый бросок.
Бросив копье, он падает на землю и закрывает тело щитом, и так же
поступает каждый следующий за ним. Это позволяет всем по очереди бросить
копья и дает некоторую защиту в случае неудачного броска.
Но главная причина становится ясной, когда узнаешь о роли последнего
в цепочке, которого называют последним копьем. Бросив оружие, последнее
копье не может ложиться на землю. Если он так поступит, любой из выживших
товарищей убьет его. Но это происходит редко, потому что горянские
охотники страшатся трусости больше, чем когтей и клыков ларла. Последнее
копье должен оставаться на ногах, и, если зверь еще жив, встретить его
нападение мечом. Он не ложится на землю, чтобы оставаться в поле зрения
ларла и стать объектом нападения обезумевшего раненого зверя. Таким
образом, если копья не попали в цель, последнее копье приносит себя в
жертву ради своих товарищей, которые тем временем могут убежать. Такой
обычай кажется жестоким, но он приводит к сохранению человеческих жизней:
как говорят горяне, лучше пусть умрет один, чем многие.
Первое копье обычно лучший метатель, потому что если ларл не убит или
серьезно не ранен первым же ударом, жизнь всех остальных, а не только
последнего копья, в серьезной опасности. Парадоксально, но последнее копье
- это обычно самый слабый и наименее искусный из охотников. То ли
горянские охотничьи традиции жалеют слабых, защищая их более меткими
копьями, то ли наоборот - презирают их, считая наименее ценными членами
отряда, не знаю. Зарождение этого охотничьего обычая теряется в древности,
он такой же древний, как сам человек, его оружие и ларлы.
Тропа крутая, но подъем облегчают ступени. Мне никогда не нравилось
иметь врага над собой, да и сейчас не понравилось, но я сказал себе, что
копье легче найдет уязвимое место, если ларл прыгнет на меня сверху, чем
если бы я был наверху и тогда мог метить только в основание черепа. Сверху
я попытался бы перебить позвоночник. Череп ларла - чрезвычайно трудная
цель, потому что голова его в непрерывном движении. Больше того, она
покрыта костным щитом, который идет от четырех ноздрей до начала
позвоночника. Этот щит можно пробить копьем, но неудачный бросок приводит
к тому, что копье отскакивает, нанеся нетяжелую, но болезненную рану. С
другой стороны, снизу можно попасть в сердце ларла; оно, из восьми
отделов, находится в центре груди.
Но тут сердце у меня дрогнуло: я услышал рев второго животного.
А у меня только одно копье.
Одного ларла я могу убить, но потом обязательно погибну в челюстях
второго. Я не боялся смерти и почувствовал только гнев, что эти звери
помешают моему свиданию с царями-жрецами Гора.
Я подумал, сколько человек на моем месте повернули бы назад, и
вспомнил побелевшие замерзшие кости на тропе. Может, отступить и
подождать, пока звери уйдут. Вероятно, они еще не увидели меня. И я
улыбнулся этой глупой мысли: ведь передо мной ларлы царей-жрецов,
охранники крепости богов Гора.
Высвободив меч в ножнах, я снова двинулся вверх.
Оказался на повороте тропы и подготовился к броску, чтобы ударить
одного ларла копьем, обратив против второго меч.
Мгновение постояв, я с яростным воинским кличем города Ко-ро-ба в
чистом морозном воздухе Сардара выбежал на открытое место, отведя назад
руку с копьем и высоко подняв щит.
3. ПАРП
Послышался неожиданный звон цепей, и я увидел двух больших белых
ларлов. Звери на мгновение застыли, обнаружив мое присутствие, потом
мгновенно повернулись и бросились ко мне, насколько позволяли натянувшиеся
цепи.
Копье осталось у меня в руке.
Оба зверя были прикованы, толстые цепи начинались у их украшенных
драгоценностями ошейников; они-то и сдержали ужасный бросок. Одного ларла
отбросило назад, настолько сильно он на меня кинулся, второй какое-то
мгновение стоял вертикально, нависая надо мной, как дикий жеребец, его
мощные когти резали воздух, он пытался разорвать удерживающую его цепь.
Потом оба звери сели на расстоянии вытянутой цепи, рыча, злобно глядя
на меня, изредка пытаясь подтянуть меня лапой к своим ужасным челюстям.
Я был поражен. Но старался держаться от зверей как можно дальше, хотя
никогда раньше не видел белых ларлов.
Огромные звери, превосходные образцы, не менее восьми футов в плечах.
Верхние клыки, как кинжалы в челюсти, в фут длиной и выступают за
нижнюю челюсть, как у саблезубых тигров. Четыре носовых щели каждого
животного широко раскрыты, звери возбужденно и тяжело дышат. Длинные
хвосты с кисточкой на конце хлещут по сторонам.
Затем больший по размеру ларл почему-то утратил ко мне интерес. Он
встал, принюхался, повернулся ко мне боком и как будто отказался от
всякого намерения причинить мне вред. Мгновение спустя я понял, в чем
дело: он быстро повернулся, лег на бок и протянул ко мне задние лапы. Я в
ужасе поднял щит: изменив позу, он на целых двадцать футов увеличил радиус
пространства, куда допускала его цепь. Две большие когтистые лапы ударили
меня по щиту и отбросили к утесу. Я покатился и постарался быстрее
вернуться, так как удар отбросил меня в пределы досягаемости второго
зверя. Плащ и одежда на спине у меня были разорваны когтями второго ларла.
Я с трудом встал.
- Прекрасно сделано, - сказал я ларлу.
Я был на волосок от гибели.
Теперь оба зверя страшно разъярились: они понимали, что я больше не
поддамся на их примитивную уловку. Меня восхитили эти ларлы, они казались
почти разумными. Да, сказал я себе, хорошо было сделано.
Я осмотрел щит и обнаружил десять широких разрывов в покрывавшей его
коже. Спина промокла от крови: когти второго ларла добрались до тела.
Кровь должна была быть теплой, но я чувствовал холод. Она замерзала у меня
на спине. Теперь не оставалось другого выхода, только вперед, если смогу.
Без таких маленьких, но необходимых предметов, как иголка и нитка, я,
несомненно, замерзну. В Сардаре нет дерева, значит не из чего разжечь
костер.
Да, повторил я про себя мрачно, хотя и улыбаясь и глядя на ларлов:
хорошо было сделано, слишком хорошо.
И тут я услышал звон цепей и увидел, что цепи не прикреплены к
кольцам на скале, а исчезают в двух круглых отверстиях. Теперь цепи
медленно втягивали внутрь, к крайнему раздражению зверей.
Место, на котором я оказался, значительно шире тропы: тропа
неожиданно расширилась, превратившись в большую круглую площадку, на
которой я и обнаружил прикованных ларлов. С одной стороны площадка
заканчивалась вертикальной скалой; скала изгибалась, создавая нечто вроде
чашеобразного углубления; по другую стороны площадка обрывалась в крутую
пропасть, но частично ограничивалась другим утесом: это начиналась вторая
гора, которая соединялась с той, на которую я поднимался. Круглые
отверстия, куда уходили цепи ларлов, находились в этих двух
противоположных утесах. И между утесами открывался узкий проход. Насколько
я мог видеть, он заканчивался тупиком. Да, решил я, эта внешне
непроницаемая стена вполне может скрывать вход в зал царей-жрецов.
Почувствовав натяжение цепей, звери начали отступать к утесам, теперь
они сидели, прижавшись к стенам, цепи их превратились в короткие привязи.
Мне показалась прекрасной снежная белизна их шкур. Звери угрожающе рычали,
изредка поднимали лапу, но не делали попыток вырваться.
Мне не пришлось долго ждать. Прошло не более десяти горянских инов,
как часть скалы неожиданно отошла назад, обнаружив проход в камне,
примерно в восемь квадратных футов.
Некоторое время я колебался: откуда мне знать, что цепи не отпустят,
когда я окажусь между зверями. Откуда мне знать, что ждет меня в темном
проходе? Но тут я увидел в нем какое-то движение, показалась низкорослая
круглая фигура в белой одежде.
К моему изумлению, из прохода, щурясь на солнце, вышел человек. В
белой одежде, похожей на одеяния посвященных. В сандалиях. Краснощекий, с
лысой головой. С бачками, которые от ветра весело шевелились на его
невыразительном лице. Маленькие яркие глаза под густыми белыми бровями.
Больше всего я удивился, увидев, что он держит небольшую круглую трубку,
из которой тянется струйка дыма. Табак на Горе неизвестен, хотя есть
другие порочные привычки, занимающие его место; в особенности часто жуют
листья растения канда, вызывающие наркотическое действие; как ни странно,
корни этого растения, если их высушить и измельчить, смертельно ядовиты.
Я внимательно разглядывал маленького полного джентльмена, фигура
которого так не соответствовала массивному каменному входу. Мне казалось
невероятным, что он может быть опасен, что его хоть что-то может связывать
с ужасными царями-жрецами Гора. Он слишком добродушен, слишком открыт и
