Поняв, что я собираюсь сделать, она медленно покачала головой.
- Нет, я не могу выйти из комнаты.
- Пожалуйста.
Она задрожала от страха.
- Иди, - сказал я, - возьми мою руку.
Медленно, дрожа, двигаясь как во сне, она приблизилась к входу.
Сенсоры на этот раз не засветились.
Она смотрела на меня.
- Пожалуйста, - повторил я.
Она посмотрела на сенсоры, которые торчали из стены, как черные
невидящие глаза. Они перегорели и разбились, и даже на стене рядом с ними
были видны следы их уничтожения.
- Они больше не причинят тебе вреда, - сказал я.
Вика сделала еще шаг; казалось, ноги под ней подгибаются, вот-вот она
упадет. Она взяла меня за руку. Глаза ее были полны страха.
- Женщины Трева, - сказал я, - не только прекрасны и горды, но и
храбры.
Вика переступила через порог и упала мне на урки в обмороке.
Я поднял ее и отнес на каменное возвышение.
Посмотрел на сенсоры и на разбитые контролирующие устройства.
Возможно, теперь не так уж долго ждать царей-жрецов Гора.
Вика сказала, что когда я им понадоблюсь, за мной придут.
Я усмехнулся.
Возможно, теперь им придется ускорить свидание.
Я осторожно положил Вику на каменную скамью.
9. ЦАРЬ-ЖРЕЦ
Я позволю Вике спать на большой каменной лежанке, на спальных мехах и
шелковых простынях.
Это, впрочем, необычно, потому что на Горе рабыни спят в ногах
постели своего хозяина, часто на соломенном матраце с одним тонким
одеялом, сотканным из мягких тканей похожего на хлопок растения реп.
Если хозяин недоволен ею, рабыня в качестве наказания может быть
прикована к рабскому кольцу - прикована нагой, без одеяла и матраца. Камни
пола жесткие, а ночи на Горе холодны, и редкая девушка, когда ее утром
раскуют, отказывается послушно выполнять желания хозяина.
Между прочим, даже вольная спутница может подвергнуться такому
суровому обращению, если заслужит его, несмотря на то что она свободна и
обычно горячо любима. Согласно горянскому взгляду на мир, вкус рабского
ошейника полезен для женщины, даже для вольной спутницы.
Поэтому, если она раздражает или как-то мешает, даже вольная спутница
может оказаться в ногах постели, ее ждет приятная ночь на камнях, она
раздета, у нее нет ни матраца, ни одеяла, она прикована к рабскому кольцу,
как будто она самая жалкая рабыня.
Это горянский способ напомнить ей, если она нуждается в таком
напоминании, что она тоже женщина и потому должна подчиняться мужчине.
Если она забудет этот основной закон Гора, рабское кольцо в ногах каждой
горянской постели должно напомнить ей, что Гор - мужской мир.
Однако в этом мире очень много великолепных прекрасных женщин.
Горянская женщина, по непонятным мне причинам, учитывая ее положение
в культуре, довольна этим положением. Часто это великолепное существо,
искреннее, разговорчивое, полное жизни, активное, вдохновенное. В целом
горянские женщины жизнерадостнее своих земных сестер, у которых - по
крайней мере теоретически - более высокий статус, хотя, конечно, и на
Земле я встречал женщин, с горянским пылом верных сути своего пола, полных
радости, грации, красоты, нежности и бесконечной любви; а мы, бедные
мужчины, далеко не всегда способны понять и оценить это.
Но при всем уважении к этому прекрасному и удивительному полу, я,
может быть, из-за своего горянского воспитания, все же считаю, что и для
них прикосновение к рабскому кольцу - хотя бы изредка - было бы
благотворным.
По обычаю рабыня, даже принося наслаждение своему хозяину, не может
лежать на постели. Я считаю, что причина этого ограничения в том, чтобы
провести более четкое различие между рабыней и вольной спутницей.
Достоинство постели по обычаю принадлежит исключительно вольной спутнице.
Когда хозяин хочет использовать свою рабыню, он велит ей зажечь лампу
любви, и та послушно ставит ее на окно комнаты, чтобы их не беспокоили.
Потом своей собственной рукой хозяин бросает на пол роскошные любовные
меха, может быть, даже ларла, и приказывает рабыне лечь на них.
Я осторожно положил Вику на каменное возвышение.
Поцеловал ее в лоб.
Ее глаза открылись.
- Я выходила из комнаты? - спросила она.
- Да.
Она долго смотрела на меня.
- Как мне завоевать тебя? - спросила она. - Я люблю тебя, Тарл Кабот.
- Ты только благодарна, - ответил я.
- Нет, я тебя люблю.
- Ты не должна меня любить.
- Люблю, - повторила она.
Я подумал, как мне убедить ее, что между нами не может быть любви. В
доме царей-жрецов не может быть любви, и она сама не знает, чего хочет, да
к тому же есть еще Талена, чей образ ничто не уберет из моего сердца.
- Ты ведь женщина их Трева, - улыбаясь, сказал я.
- А ты думал, что я рабыня для удовольствий, - насмехалась она.
Я пожал плечами.
Она отвела от меня взгляд, посмотрела на стену.
- Кое в чем ты прав, Тарл Кабот.
- Как это?
Она прямо взглянула на меня.
- Моя мать, - с горечью сказала она, - была рабыней для
удовольствий... выращенной в загонах Ара.
- Должно быть, она была очень красива, - сказал я.
Вика странно смотрела на меня.
- Да, вероятно.
- Ты ее не помнишь?
- Нет, она умерла, когда я была маленькой.
- Жаль, - сказал я.
- Это неважно: она ведь была животным, выращенным в загонах Ара.
- Ты так презираешь ее? - спросил я.
- Она была племенной рабыней.
Я молчал.
- Но мой отец, - продолжала Вика, - чьей рабыней она была - он входил
в касту врачей Трева, - очень любил ее и просил стать его вольной
спутницей. - Вика негромко рассмеялась. - Три года она отказывала ему.
- Почему?
- Потому что любила его и не хотела, чтобы у него вольной спутницей
была низкая рабыня для удовольствий.
- Очень благородная женщина, - сказал я.
Вика сделала жест отвращения.
- Она была дура. Часто ли племенной рабыне выпадает шанс выйти на
свободу?
- Редко, - согласился я.
- В конце концов, боясь, что он покончит с собой, она согласилась
стать его вольной спутницей. - Вика внимательно смотрела на меня. Смотрела
прямо в глаза. - Я родилась свободной, - сказала она. - Ты должен это
понять. Я не племенная рабыня.
- Понимаю, - ответил я. - Может быть, твоя мать была не только
красивой, но и благородной и храброй женщиной.
- Как это может быть? - презрительно засмеялась Вика. - Я ведь тебе
сказала, что она племенная рабыня, животное из загонов Ара.
- Ты ведь ее не знала.
- Я знаю, кем она была.
- А твой отец? - спросил я.
- В чем-то он тоже мертв.
- Что значит в чем-то?
- Ничего, - сказала она.
Я осмотрел комнату, шкафы у стены в тусклом свете ламп, разбитое
устройство на потолке, разбитые сенсоры, большой пустой портал, ведущий в
коридор.
- Должно быть, он очень любил тебя после смерти твоей матери.
- Да, вероятно, - ответила Вика, - но он был глупец.
- Почему ты так говоришь?
- Он пошел за мной в Сардар, пытался спасти меня.
- Должно быть, очень храбрый человек, - сказал я.
Она откатилась от меня и лежала, глядя в стену. Через некоторое время
голосом, полным жестокого презрения, сказала:
- Он был помпезный маленький глупец. Он боялся даже рычания ларла.
Она фыркнула.
Потом неожиданно снова повернулась лицом ко мне.
- Как могла моя мать его любить? Он был всего лишь толстый помпезный
маленький дурак.
- Наверно, он был добр с ней, - предположил я, - а остальные - нет.
- А почему нужно быть добрым к рабыне для удовольствий? - спросила
Вика.
Я пожал плечами.
- Рабыне для удовольствий, - сказала она, - полагается лодыжка с
колокольчиком, духи, хлыст и меха любви.
- Может быть, он был добр с ней, - повторил я, - а остальные - нет.
- Не понимаю, - сказала Вика.
- Может быть, он о ней заботился, был с ней мягок, разговаривал с ней
- любил ее.
- Может быть, - согласилась Вика. - Но разве этого достаточно?
- Возможно.
- Я часто над этим раздумывала.
- Что с ним стало, - спросил я, - когда он пришел в Сардар?
Вика не ответила.
- Ты знаешь?
- Да.
- Так что же?
Она горько покачала головой.
- Не спрашивай.
Я не стал настаивать.
- А как он тебе разрешил идти в Сардар? - спросил я.
- Он не разрешал, - ответила Вика. - Пытался помешать мне, но я
обратилась к посвященным и предложила себя в качестве дара царям-жрецам.
Конечно, я им не говорила о подлинных причинах. - Она помолчала. -
Интересно, знали ли они?
- Возможно, - сказал я.
- Отец, конечно, и слышать не хотел. - Она рассмеялась. - Он закрыл
меня в моих комнатах, но верховный посвященный города пришел с воинами,
они ворвались в наш дом, избили отца, так что он не мог двигаться, и я с
радостью ушла с ними. - Она снова рассмеялась. - О, как я радовалась,
когда его били и он кричал. Я его ненавидела. Как я его ненавидела! Он не
был настоящим мужчиной, даже не мог терпеть боль. И не мог слышать рычания
ларла.
Я знал, что кастовая принадлежность в Горе обычно передается по
наследству, но это правило не обязательное, и человек, который не хотел
оставаться в своей касте, мог ее поменять, если получал одобрение высшего
совета своего города; такое одобрение давалось, если он подходил для
другой касты и если члены этой касты не возражали принять его в свое
братство.
- Может быть, - предположил я, - он оставался врачом, потому что не
мог выдержать боль.
- Может быть, - согласилась Вика. - Он всегда хотел прекратить
страдания, даже если речь шла о животном или рабе.
Я улыбнулся.
- Видишь, как он был слаб, - сказала Вика.
- Вижу.
Вика снова легла на меха и шелка.
- Ты первый из мужчин в этой комнате заговорил со мной о таких вещах.
Я не ответил.
- Я люблю тебя, Тарл Кабот, - сказала она.
- Думаю, нет, - мягко ответил я.
- Люблю! - настаивала она.
- Когда-нибудь ты полюбишь... но не думаю, что воина из Ко-ро-ба.
- Думаешь, я не могу любить? - вызывающе спросила она.
- Когда-нибудь ты полюбишь и будешь любить сильно.
- А ты сам можешь любить?
- Не знаю, - я улыбнулся. - Когда-то... давно... я думал, что люблю.
- Кто она была? - не очень приятным голосом спросила Вика.
- Стройная темноволосая девушка, по имени Талена.
- Она была красива?
- Да.
- Как я?
- Вы обе очень красивы.
- Она была рабыня?
- Нет, - ответил я, - она была дочерью убара.
Лицо Вики гневно исказилось, она соскочила с возвышения и подошла к
стене, схватившись руками за ошейник, как будто хотела сорвать его с
горла.
- Понятно! - сказала она. - А я, Вика, всего лишь рабыня!
- Не сердись, - сказал я.
- Где она?
- Не знаю.
- И давно ты ее не видел?
- Больше семи лет.
Вика жестоко рассмеялась.
- Тогда она в городах праха, - насмехалась она.
- Может быть, - согласился я.
- А я, Вика, здесь.
- Знаю.
Я отвернулся.
Услышал ее голос за собой.
- Я заставлю тебя забыть ее.
В ее голосе звучала жестокая, ледяная, уверенная, страстная угроза
женщины из Трева, привыкшей получать все, что она хочет, женщины, которой
нельзя отказать.
Я снова повернулся к ней лицом. Это теперь была не девушка, с которой
я разговаривал, а женщина из высшей касты разбойничьего города Трева,
высокомерная и властная, хотя и в рабском ошейнике.
Вика расстегнула пряжку на левом плече, и платье упало к ее ногам.
