- Благодарю, татрикс, - пробормотал Ост, глаза его были полны слез.
- Благодарю.
- Скажи мне, змея, действительно ли этот воин украл у тебя деньги?
- Нет, нет, - завопил Ост.
- Ты сам дал ему их?
- Да, да.
- И он взял их?
- Взял.
- Он сунул мне деньги и сбежал, - сказал я. - У меня не было выхода.
- Он взял эти деньги, - проговорил Ост, злобно глядя на меня,
вероятно решив, что я должен разделить его судьбу.
- У меня не было выхода, - спокойно повторил я.
Ост яростно взглянул на меня.
- Если бы я был заговорщиком и был в союзе с этим человеком, зачем
же ему понадобилось обвинять меня в краже монет и требовать моего
ареста?
Ост побелел. Его жалкий умишко судорожно заметался, ища правдоподобное
объяснение, но с его губ не слетело ни звука.
Тогда заговорил Торн:
- Ост знал, что его подозревают в заговоре.
Ост озадаченно поглядел на него.
- И он, - продолжал Торн, - решил сделать вид, что деньги у него
украли, а не сам он дал их убийце. Таким образом он избавился бы
и от подозрений в заговоре и от того, кто знал его тайну.
- Это правда, - сказал Ост, с благодарностью приняв помощь от такого
человека, как капитан Торн.
- Как Ост дал тебе эти деньги, воин? - спросила татрикс.
- Ост дал мне их... как подарок.
Торн закинул назад голову и расхохотался.
- Ост никогда в жизни никому ничего не давал просто так, - проговорил
он сквозь смех, вытирая слезы.
Смешки послышались даже от женщин в серебряных масках, сидящих вокруг
трона. И даже сам Ост ухмыльнулся.
Но маска татрикс повернулась к нему и его ухмылка умерла, не успев
родиться.
Татрикс поднялась с трона и указала пальцем на несчастного заговорщика.
В ее голосе был металл:
- В шахты его!
- Нет, татрикс, нет! - кричал Ост. Ужас наполнил его глаза и он
стал биться в своем ярме, как раненый зверь. Охранники презрительно
подняли его на ноги и поволокли из комнаты. Я понял, что этот
приговор был равносилен смертному.
- Ты жестока, - сказал я татрикс.
- Татрикс должна быть жестокой, - сказала Дорна.
- Я хотел бы услышать ответ самой татрикс, - заметил я.
Дорна замерла, оскорбленная.
Немного погодя, когда татрикс вернулась на трон и успокоилась, она
заговорила бесстрастным голосом.
- Пришелец, иногда очень трудно быть Первой в Тарне.
Ответ был неожиданным для меня. Я подумал, что за женщина скрывается
за этой золотой маской. Мне даже стало жалко ту, перед которой я
стоял на коленях.
- А что касается тебя, - глаза Лары сверкнули из-под маски, - то ты
сам признал, что не крал эти деньги у Оста. Из этого следует, что он
дал их тебе.
- Он сунул их мне в руку и убежал, - сказал я и посмотрел на татрикс.
- Я пришел в Тарну, чтобы купить тарна. У меня не было денег.
За деньги Оста я мог бы купить его и продолжать путешествие. Не мог
же я их выбросить?
- За эти деньги, - сказала Лара, держа мешочек на ладони, - хотели
купить мою смерть.
- Неужели ты ценишь свою жизнь так дешево? - скептически спросил я.
- Вероятно, полная сумма должна была быть заплачена после завершения
дела, - сказала она.
- Эти деньги были подарком, - сказал я. - Во всяком случае мне так
показалось.
- Я не верю тебе.
Я промолчал.
- Что Ост предложил тебе?
- Я отказался участвовать в его планах, - ответил я.
- Сколько предложил тебе Ост? - повторила татрикс.
- Он сказал, что даст тарна, тысячу золотых монет и провизию на долгое
путешествие.
- Золотые монеты... это не то, что серебряные, - сказала татрикс, - кто-то
решил дорого заплатить за мою жизнь.
- Не за убийство.
- За что же тогда?
- За похищение.
Внезапно Лара застыла. Все тело ее дрожало от ярости. Она поднялась,
вне себя от гнева.
- Убей его! - крикнула Дорна.
- Нет, - воскликнула татрикс и к всеобщему удивлению поднялась с
трона и спустилась по ступеням.
Дрожа от ярости она стояла передо мной в своей золотой мантии и маске.
- Дай мне кнут! - крикнула она. - Быстро! - Человек поспешно рухнул
перед ней на колени, протягивая кнут. Она щелкнула кнутом. Звук
был резким, как выстрел.
- Значит, - проговорила она, сжимая кнут, - значит ты хотел увезти
меня связанную желтыми веревками.
Я не понял, что она имеет в виду.
- Ты хотел одеть на меня рабский воротник? - в истерике шипела она.
Женщины в серебряных масках зашевелились, послышались гневные восклицания.
- Я женщина Тарны! - крикнула она. - Первая в Тарне! Первая!
И затем, обезумев от гнева, держа кнут обеими руками, она ударила
меня.
- Вот тебе мой поцелуй! - кричала она. Снова и снова она наносила мне
удары, и все же я стоял на коленях и не падал.
Мое тело, измученное тяжестью колодок, теперь горело от ударов кнута
и корчилось в судорогах от боли. Но когда татрикс полностью выдохлась,
я нашел в себе силы и поднялся - окровавленный, в лохмотьях и с
тяжелым ярмом на шее - поднялся и взглянул на нее сверху вниз.
Она отвернулась и пошла на возвышение, где стоял трон. Она быстро
взбежала по ступеням и повернулась только тогда, когда была у трона.
Татрикс повелительно указала на меня рукой в золотой перчатке,
ткань которой была залита моей кровью и ее потом.
- Отвезите его в Дом Развлечений Тарны! - приказала она.
ГЛАВА 12. АНДРЕАС ИЗ КАСТЫ ПОЭТОВ.
Меня закутали в плащ, надвинули на глаза капюшон и повели по улицам Тарны, с
заплетающимися под тяжестью ярма ногами. Наконец мы вошли в какое-то здание,
поднялись по крутой лестнице, прошли по длинным коридорам, и когда с меня
скинули плащ, я увидел, что мое ярмо приковано цепью к стене.
Комната была освещена лампами, закрепленными на стенах под потолком. Я
понятия не имел, где нахожусь - то ли глубоко под землей, то ли, напротив,
на самых верхних этажах. Пол и стены комнаты были сделаны из отдельных
каменных глыб, каждая из которых весила не меньше тонны. Вблизи ламп стены были
сухими, но пол и остальная часть стен были покрыты и плесенью и пахло гнилью.
Значит, я все-таки был под землей. На полу были накиданы мокрые опилки.
Длина цепи позволяла мне дотянуться до бачка с водой. У моих ног лежало
блюдо с едой.
Я полностью выдохся. Тело мое ломило от тяжести ярма и ударов кнутом, поэтому
я лег на каменный пол и уснул. Сколько времени я спал - не знаю, но когда проснулся
то все тело стонало от боли и каждое движение причиняло невероятные страдания.
Несмотря на ярмо, я умудрился сесть, скрестив ноги. Перед собой я увидел блюдо
с ломтем грубого хлеба. Из-за своих оков я не мог взять хлеб руками, чтобы сунуть его в рот.
Для того, чтобы поесть, мне придется лечь на живот и откусывать прямо ртом.
Я знал, что мне придется сделать это, когда голод станет невыносимым, и это
бесило меня. Значит, это ярмо не просто оковы, а еще и средство уничтожения
человека,превращающегося в зверя.
- Давай, я помогу тебе, - сказал женский голос.
Я повернулся, забыв о ярме, и оно всей своей тяжестью придавило меня к стене.
Две маленькие руки схватили тяжелые брусья и старались повернуть их так, чтобы
я мог снова сесть прямо.
Я посмотрел на девушку. Она показалась мне очень привлекательной. В ней была
та теплота, которую я не ожидал найти в Тарне. Ее темные глаза были полны участия.
Волосы - коричневые с красноватым оттенком - были стянуты сзади грубым шнурком.
Я посмотрел на нее и она лукаво опустила глаза. На ней был только длинный
узкий прямоугольник из грубого коричневого материала примерно 10 дюймов
шириной. Он был накинут на нее как пончо, закрывая грудь и спину и оставляя
открытым все ниже колен. На поясе пончо был перехвачен цепью.
- Да, - стыдливо сказала она, - на мне камиск.
- Ты очень красива, - сказал я.
Она посмотрела на меня удивленно, но с благодарностью.
Мы смотрели друг на друга в полутьме камеры. Сюда не доносилось ни звука.
Отблески света ламп плясали по стенам и по лицу девушки.
Она протянула руку и коснулась серебряного ярма.
- Они жестоки, - сказала она.
И затем, не говоря ни слова, она взяла хлеб с блюда и подала его мне. Я с
трудом откусил кусок и долго жевал, стараясь проглотить.
Я заметил на ее шее ошейник из серого металла. Очевидно, она была рабыней.
Девушка подошла к бочку, провела рукой по поверхности воды, сгоняя зеленую слизь
и затем зачерпнула пригоршню и поднесла к моим пересохшим губам.
- Спасибо, - сказал я.
Она улыбнулась и сказала:
- Никто не благодарит рабыню.
- Я думал, что в Тарне все женщины свободны, - сказал я, кивком показывая на ее
ошейник.
- Меня не будут держать в Тарне, - ответила она, - меня отошлют на Большие
Фермы, где я буду носить воду рабам, работающим на полях.
- Что за преступление ты совершила?
- Я изменила Тарне.
- Ты участвовала в заговоре против трона?
- Нет, - сказала она, - я полюбила мужчину.
Я онемел.
- Когда-то я носила серебряную маску, воин, - сказала она, - а теперь я
падшая женщина, так как позволила себе полюбить.
- Это не преступление.
Девушка счастливо рассмеялась. Мне очень понравился этот внезапный девичий смех.
Его музыка доставляет большее удовольствие мужчине, чем вино ка-ла-на.
И мне показалось, что мое ярмо перестало давить мне на шею.
- Расскажи мне о нем. Но сначала, скажи, как тебя зовут.
- Я Линна из Тарны. А как твое имя?
- Тэрл.
- Из какого города?
- У меня нет города.
- А! - улыбнулась девушка и не стала больше расспрашивать. Вероятно она решила,
что с ней в камере сидит преступник. Она села на корточки. Глаза ее
светились счастьем. - Он тоже не из Тарны.
Я присвистнул. Это было серьезное нарушение горийских обычаев.
- И, более того, - рассмеялась она, хлопнув в ладоши, - он был касты певцов.
Действительно, это было еще хуже. Хотя каста Поэтов и Певцов не относилась
к категории высших, но она была более престижна, чем, скажем, касты Шорников
или Гончаров, которые были с ней одного уровня.
На Горе Певец или Поэт считается ремесленником, создающим свои произведения,
как гончар создает посуду, а шорник - седла. Поэты занимали свое место в
социальной структуре общества - они воспевали битвы, героев, города, но они пели
не только об этом, но и о любви, о жизни, о радости, время от времени напоминали
горийцам о одиночестве, о смерти, о том, что нельзя забывать, что они в первую
очередь люди.
Чтобы стать певцом, нужен был особый талант, как, впрочем, и для Тарноводов.
Поэт здесь, как и на Земле, воспринимался с изрядной долей скептицизма - их
считали немного чокнутыми. Но божье благословленье не коснулось их. Ведь роль
богов на Горе играли Царствующие Жрецы, а они не вызывали у людей никаких
чувств, кроме страха. Люди жили с ними в относительном мире. Они делали
празднества в их честь, приносили жертвы, выполняя их требования, но всякий раз,
когда это было возможно, о них забывали. Так что вряд ли можно было предположить,
что Царствующие Жрецы дарят талант певцу или поэту.
Несмотря на это, певцов и поэтов любили на Горе. Конечно, некоторые поэты
тяготились нищетой, на которую их обрекала эта профессия, но в целом считалось, что
это самые счастливые люди на планете. Они гордились что поют и в хижинах бедняков
и в роскошных дворцах. Их приглашали всюду и они пели везде, хотя в одном месте
они получали в награду кусок хлеба, а в другом - горсть золота. Правда, золото поэта
быстро переходило к женщинам, которые всегда вились роем вокруг этих беззаботных
созданий. И снова у поэта не оставалось ничего, кроме песен.
Нельзя сказать, что поэты на Горе жили зажиточно, но они и не голодали,
им не приходилось сжигать одежду своей касты. Многие поэты путешествовали из города
в город. Бедность надежно защищала их от грабителей, а счастье - от хищников.
- Каста поэтов - это не так плохо, - сказал я.
- Конечно, - ответила она, - но в Тарне они вне закона.
