долгие ночи в разгуле и разврате. Было очевидно, что Торн не
является человеком высоких нравственных идеалов и фантастической
чистоты и не будет жертвовать всем ради достижения благородной цели.
Торн никогда не будет убаром, он всегда будет прихвостнем.
- Отдай мне моего человека, - сказал Торн, показав на корчившегося
в траве солдата.
Я решил, что несмотря на свои недостатки, Торн был хорошим солдатом.
- Возьми, - сказал я.
Солдат подошел к упавшему человеку и осмотрел его рану. Другой был
мертв.
- Он может выжить, - сказал солдат с копьем.
- Перевяжи его, - сказал Торн.
Затем он повернулся ко мне.
- Мне все еще нужна женщина.
- Ты не получишь ее.
- Это же только женщина.
- Возьми, если сможешь.
- Один из моих солдат мертв. Ты можешь взять его долю от продажи.
- Ты очень щедр.
- Значит ты согласен?
- Нет.
- Я думаю, мы можем убить тебя, - сказал Торн, срывая травинку,
и, задумчиво кусая ее, рассматривал меня.
- Может быть, - признал я.
- Но, с другой стороны, я не хочу терять своих людей.
- Тогда оставь женщину в покое.
Торн пристально посмотрел на меня, не выпуская изо рта травинку.
- Кто ты?
Я молчал.
- Ты вне закона. На твоей одежде и щите нет герба.
Я не видел причин оспаривать его слова.
- Преступник, - сказал он, - как тебя зовут?
- Тэрл, - ответил я.
- Из какого города?
Это был мучительный вопрос.
- Из Ко-Ро-Ба.
Эффект был необычайный. Девушка, стоявшая позади меня, вскрикнула.
Торн и солдат вскочили на ноги. Я выхватил меч.
- Ты вернулся из Страны Праха, - воскликнул солдат.
- Нет, я такой же живой, как и ты.
- Лучше бы ты ушел в Страну Праха, - сказал Торн, - ты проклят
Царствующими Жрецами.
Я взглянул на девушку.
- Твое имя - самое ненавистное на Горе, - сказала она ровным
тоном, не глядя мне в глаза.
Мы стояли молча довольно долго. Я чувствовал под ногами траву, еще
мокрую от утреннего тумана. Где-то вдали запели птицы.
Торн пожал плечами и, наконец, сказал:
- Мне нужно похоронить солдата.
- Пожалуйста, - ответил я.
Молча Торн и солдат выкопали узкую могилу и похоронили своего
товарища. Затем они из двух копий, плаща и веревок соорудили
носилки для раненого.
Торн взглянул на девушку и она, к моему крайнему удивлению, подошла
к нему и протянула руки. На ее запястьях защелкнулись наручники.
- Зачем ты идешь с ними? - спросил я.
- Я не принесу тебе счастья, - горько сказала она.
- Я освобожу тебя, - сказал я.
- Не приму ничего из рук Тэрла из Ко-Ро-Ба.
Я протянул руку, чтобы коснуться ее, но она вздрогнула и отпрянула
назад.
Торн расхохотался.
- Лучше быть в Стране Праха, чем быть Тэрлом из Ко-Ро-Ба.
Я посмотрел на девушку, которая столько дней страдала и теперь
схвачена. На ее руки надеты ненавистные браслеты Торна - прекрасно
изготовленные, украшенные драгоценностями, сделанные из крепчайшей
стали.
Роскошные браслеты составляли явное противоречие с ее нищенской одеждой.
Торн тронул пальцем ее одеяние.
- Мы снимем все это, - сказал он, - скоро ты будешь одета в самые
лучшие шелка и драгоценности. Роскошь одежды согреет твое сердце.
- Сердце рабыни, - сказала она.
Торн поднял ее подбородок пальцем.
- У тебя прекрасная шея.
Она со злобой посмотрела на него, понимая, что он хочет сказать.
- Скоро ты будешь носить воротник.
- Чей? - спросила она.
Торн внимательно посмотрел на нее. Ценность добычи явно возросла в
его глазах.
- Мой, - сказал он.
Девушка вздрогнула. Я сжал кулаки.
- Ну, Тэрл из Ко-Ро-Ба, - сказал он, - все кончено, я забираю эту
девушку и предоставляю тебя милости Царствующих Жрецов.
- Если ты привезешь ее в Тарну, то татрикс освободит ее.
- Я привезу ее не в Тарну, а в свою виллу, которая находится за
городом, - рассмеялся он неприятным смехом. - И там, как
добропорядочный гражданин Тарны, я буду относится к ней с почтением.
- Тогда я сам освобожу ее! - я почувствовал в своей руке рукоять меча.
- Оставь свой меч, воин, - сказал Торн и повернулся к девушке:
- Кому ты принадлежишь?
- Я принадлежу Торну, капитану Тарны, - ответила она.
Я вложил меч в ножны и почувствовал себя разбитым и опустошенным.
Возможно, я убил бы Торна и его солдат, освободив девушку, но зачем?
Я не мог спасти ее от хищников Гора и других охотников за рабами.
А она никогда бы не приняла моей защиты. Ведь она сама предпочла
рабство у Торна человеку из Ко-Ро-Ба.
Я посмотрел на нее.
- Ты из Ко-Ро-Ба?
Она напряглась и посмотрела на меня с ненавистью:
- Была.
Слезы жгли ее глаза.
- Как ты осмелился пережить свой город?
- Чтобы отомстить за него!
Она долго смотрела мне в глаза. И затем, когда Торн и его солдат
подняли носилки с раненым, сказала мне:
- Прощай, Тэрл из Ко-Ро-Ба.
- Я желаю тебе всего доброго, Вера из города Утренних Башен.
Она быстро повернулась и пошла за своим господином, а я остался
один в поле.
Глава 8. ГОРОД ТАРНА.
Улицы Тарна были заполнены народом, но царила странная тишина.
Ворота были открыты и стражники не чинили мне никаких препятствий,
хотя и подвергли тщательному осмотру. Я слышал, что город Тарна открыт
для всех, кто приходит с миром, независимо от того, из какого он
города.
Я с любопытством осматривал людей. Все они в полном молчании спешили
по своим делам. Это было совсем не похоже на шумливые беспорядочные
толпы в других городах. Многие мужчины были одеты в серые туники,
на лицах застыло серьезное выражение, как будто они сознавали, что
несут ответственность за этот город.
В целом они показались мне очень бледными и подавленными, но я был
уверен, что они справятся с такими делами, которые любой гориец
с его нетерпением и горячностью сочтет неинтересными и
не заслуживающими внимания. Всем известно, что жители Тарны уделяют
радостям жизни больше внимания, чем своим обязанностям. Их
принадлежность к определенной касте обозначается только цветной
полоской на плече туники, в отличие от других городов, где
многоцветие одежд членов разных каст радовало взор. На всех зданиях
и мостах обычно висели разноцветные знамена, символизирующие ту или
иную касту, и это было прекрасное зрелище.
Я подумал: неужели они не гордятся своими кастами, как в любом другом
городе планеты, где даже члены низших каст с удовольствием носили
одежду цвета своей касты?
Даже члены такой низкой касты, как Хранители Тарнов, безмерно
гордились своим призванием, ибо никто, кроме них, не был способен
обучить такую огромную птицу. Я думаю, что даже Зоск был горд своим
умением свалить дерево одним ударом топора, ведь в этом с ним не
мог сравниться никто, даже убар города... А каста Крестьян вообще
считала себя основанием, на котором покоится Домашний Камень. Они
крайне редко покидали свои поля, которые обрабатывались их предками
в течении многих поколений.
Я не заметил в толпе женщин-рабынь, одетых в короткую ливрею - платье
без рукавов, полностью открывающее колени. В других городах Гора
было много рабынь, и их одежда резко отличалась от тяжелых, наглухо
закрытых платьев свободных женщин. И свободные женщины завидовали
своим сестрам-рабыням, которые, хотя и носили воротник раба, но
зато могли ходить куда угодно, делать что угодно, ощущать приятный
ветерок, приносящий приятную прохладу в душные вечера, и ласковые
руки господина, который гордился их красотой. Я вспомнил, что в
Тарне, где правила женщина, совсем не было рабынь. А мужчин рабов
я не мог отличить от остальных, так как серая одежда полностью
закрывала горло и было невозможно определить, есть на ней воротник
или нет. На Горе не было специальной одежды для мужчин-рабов,
чтобы сами рабы не могли видеть, что их больше, чем свободных
людей.
Короткая одежда женщин-рабынь преследовала вполне определенную
цель - показать свои прелести и тем самым повысить соблазнительность
и ценность. Женщин-рабынь воровали чаще, чем свободных женщин.
Во-первых, потому, что в этом случае преследование велось не очень
настойчиво, а во-вторых, никто не хотел рисковать жизнью из-за
свободной девушки, которая может оказаться после того, как с нее
скинут вуаль, страшной, как урт, и злой, как слин. С рабыней
промах исключался. Товар всегда был выставлен напоказ.
Но на тихих улицах Тарны меня больше всего удивили свободные
женщины. Они ходили без всякого сопровождения, походка их была
гордой и величественной. Все мужчины услужливо уступали им дорогу.
К тому же, в отличие от мужчин, одетых в унылые плащи, одежда
женщины была богата и красочна. Вместо вуали на них были искусно
изготовленные серебряные маски, которые изображали прекрасное, но
бесстрастное и холодное лицо. Некоторые маски поворачивались в мою
сторону, когда я проходил мимо. Видимо, моя алая туника воина
выделялась из общей массы. Но я ощущал беспокойство от того, что
стал объектом внимания этих бесстрастных блестящих масок, из глубины
которых на меня смотрели женские глаза.
Я бесцельно бродил по городу и вскоре очутился на рынке. Судя по
количеству людей и товаров, сегодня был базарный день, но я не
услышал того гама, который был обычен для рынков в других городах
Гора. Здесь не было слышно пронзительных криков торговцев,
бесконечных разговоров друзей, окриков здоровенных носильщиков, с
трудом пробирающихся сквозь бурлящую толпу, воплей детей, сбежавших
из-под присмотра и играли в пыли между лотками, смеха
укутанных в вуали девушек, окруженных юношами, поддразнивавшими
их. Девушки, несомненно, были посланы на базар за покупками, но
общество молодых людей заставляло их забыть о поручениях. Их
возбуждение доходило до того, что они позволяли нескромным взглядам
юношей проникнуть под вуали.
По обычаю, свободная девушка может выбрать себе друга только
после того, как его одобрят родители, но все знали, что первое
знакомство происходит на рынке. Тот, кто просит у родителей девушки
благословенья, редко незнаком с ней. Но, тем не менее, этот ритуал
проходит весьма торжественно, причем все делают вид, что вручают
девушку, абсолютно незнакомую ему. И та самая девушка, которую
отец торжественно выводит к просителю ее руки и о которой родители
гордо говорили, что она не посмеет поднять глаза в присутствии
незнакомца, может быть только вчера шутливо шлепала рыбой чересчур
игривого юношу или, как бы случайно, приоткрывала перед ним вуаль.
Но этот рынок был совсем не похож на рынки других городов. Это было
просто место, где люди покупали пищу и обменивались товарами. И даже
сделки, которые совершались здесь, происходили без шумных споров,
криков, энергичных жестов. Не было слышно затейливой ругани, которой
сопровождалась каждая сделка, в которой продавец и покупатель
старались обмануть друг друга.
Здесь же торговля происходила совсем без слов. Покупатель показывал
на то, что хотел приобрести и показывал на пальцах число монет.
Продавец, в свою очередь, давал свою цену. Покупатель или соглашался,
или уходил. Но продавец мог остановить его, согласившись с
предложенной ценой. Если при этом и произносились слова, то только
шепотом.
Когда я уходил с рынка, то заметил двух людей, чьи широкие плечи
обтягивали невыразительные серые плащи. Они шли за мной. Их лица
были скрыты в складках воротников плащей, поднятых наподобие
капюшона. Шпионы, подумал я и решил, что это разумная предосторожность,
так как вход в Тарну был свободным и следовало опасаться тех, кто
мог злоупотребить гостеприимством. Я не старался скрыться от них,
так как это могло возбудить подозрения. А кроме того, ведь они
не знали, что я заметил их, значит, у меня было определенное
преимущество. Но вполне возможно, что это были просто любопытные.
Наверно появление воина в алой тунике на улицах Тарны было редким
явлением.
Я взобрался на одну из башен Тарны, желая окинуть взглядом город,
