Груз, который нес человек, был огромен. С ним не справился бы ни один
член другой касты, даже воин. Вязанка была высотою в рост человека, а
ширина достигала четырех футов. Я знал, что нужно умело распределить груз
на спине, правильно натянуть веревки, но при всем искусстве все равно была
необходима огромная сила. Члены этой касты формировали свое тело в течение
многих поколений. слабосильные люди уходили или умирали. Совет каст лишь
в исключительных случаях разрешал переход в высшие касты, а в низшую
переходить никто не хотел. Самой низкой и самой многочисленной на Горе
была каста крестьян.
Человек подошел ближе. Лицо его закрывала спутанная светлая копна волос, в
которой застряли сучки и трава, лицо было чисто выбрито, очевидно острым
топором, который был закреплен на самом верху вязанки. Одет он был в короткую
рваную рубаху без рукавов с обшитыми кожей спиной и плечами. Ноги его были босы
и черны от земли до самых колен.
Я вышел на дорогу перед ним.
- Тал, - сказал я, подняв руку ладонью вверх. Это обычное горийское
приветствие.
Грязный громадный человек, с деформированным тяжелой работой телом, стоял
передо мной. Голые ноги твердо упирались в землю. Он поднял голову. Широкие
глаза, бледные, как вода, смотрели на меня сквозь гриву спутанных волос.
Несмотря на его замедленную реакцию, я понял, что он удивлен моему появлению.
Вероятно он не ожидал встретить здесь кого-либо. Это озадачило меня.
- Тал, - сказал он густым голосом, мало похожим на человеческий.
Я почувствовал, что он думает о том, сможет ли быстро достать свой топор.
- Я не хочу причинять тебе зла, - сказал я.
- Что ты хочешь? - спросил он, видимо заметив, что на моем снаряжении нет
обозначений и эмблем. Значит, я преступник, стоящий вне закона.
- Я не преступник.
Он мне не поверил.
- Я голоден, - сказал я, - и ничего не ел уже много времени.
- Я тоже голоден и давно ничего не ел.
- Близко твоя хижина?
Вопрос был лишним. Близился вечер и, значит, лесник был рядом с домом. Солнце
регулировало распорядок жизни на Горе. Лесник наверняка возвращался домой с
работы.
- Нет, - ответил он.
- Я не причиню вреда твоему Домашнему Камню, но у меня нет денег, чтобы
заплатить тебе. Я очень голоден.
- Воин берет сам все, что пожелает, - сказал человек.
- Я ничего не хочу забирать у тебя.
Он взглянул на меня и мне показалось, что легкая улыбка тронула его задубевшее
лицо.
- У меня нет дочери, нет серебра, нет хороших вещей.
- Тогда я желаю тебе процветания, - засмеялся я, пропустив его вперед, а сам
направляясь следом.
Я прошел всего несколько шагов, когда его голос остановил меня. Слова было
трудно разобрать, так как члены этой касты жили поодиночке и редко
разговаривали.
- В моей хижине есть только лук, чеснок, горох и репа, - сказал он. Вязанка
высилась на его спине, как уродливый горб.
- Сами Царствующие Жрецы не могли бы пожелать лучшего, - рассмеялся я.
- Тогда, воин, - сказал лесник, - идем и разделим мой ужин.
- Я очень благодарен, - сказал я и не солгал.
Даже принадлежа к низшей касте, в своем доме он по законам Гора был царем, так
как здесь находился его Домашний Камень. Даже самый жалкий человек, который не
смел поднять глаза от земли в присутствии члена высшей касты, презренный трус
и предатель, в своем доме становился настоящим львом - гордым, щедрым,
милостивым, великодушным царем своего дома.
Бывали случаи, когда крестьянин побеждал воина, если тот вторгался в его дом
и осквернял Домашний Камень. В таких случаях крестьяне, да и все горийцы,
дрались с мужеством и свирепостью горного ларла. И не раз поля Гора орошались
кровью самонадеянных воинов.
Лесник широко улыбался. Сегодня у него будет гость. Сам он говорил мало, так
как не был искушен в этом искусстве и стеснялся произносить фразы, которые,
по его мнению, были неграмотными. Но он будет сидеть у огня до рассвета и не
давать мне спать, слушая мои рассказы и разные сплетни о жизни на Горе. Я знал,
что для него важны не мои слова, а то, что я есть и он не одинок.
- Я Зоск, - сказал он.
Я задумался, настоящее ли это имя или прозвище. Члены низших каст часто
пользовались прозвищами, а настоящие имена применялись только в общении с
друзьями и близкими.
Они думали, что могут предохранить себя этим от козней колдунов, которые могли
наслать на них злые чары. Но я решил, что это его настоящее имя.
- Зоск из какого города? - спросил я.
Его огромное тело напряглось, мышцы ног превратились в бугры. Та симпатия,
которую я пробудил в нем, исчезла, как пущенная из лука стрела или лист,
сорванный ураганом.
- Зоск... - повторил он.
- Из какого города?
- Города нет.
- Ясно, - сказал я. - Ты из Ко-Ро-Ба.
И вдруг этот гигант вздрогнул, как от удара. Я почувствовал, что это
примитивное существо боится. Он, без страха выходящий на ларла с одним топором,
почему-то испугался. Огромные кулаки, держащие веревки, побелели. Поленья
затряслись в вязанке.
- Я Тэрл из Ко-Ро-Ба.
Зоск испустил нечленораздельный крик и отшатнулся от меня. Его руки выпустили
веревку и поленья с грохотом посыпались на каменные плиты. Он повернулся и
бросился бежать, но, оступившись, упал на топор, лежавший на дороге.
Инстинктивно он схватил его.
И с топором в руках вдруг вспомнил свою касту. Он встал на дороге в нескольких
шагах от меня, сгорбившись, как горилла, стискивая топор в руках, тяжело дыша и
стараясь подавить страх.
Глаза его в упор смотрели на меня сквозь спутанные пряди волос. Я не понимал
его страха, но с удовольствием смотрел, как он побеждает свой страх - главного
врага всех живых существ. И я воспринимал его победу над страхом как свою
собственную. Я вспомнил, как однажды я испугался в горах Нью-Хэмпшира,
поддался страху и позорно бежал.
Зоск выпрямился, насколько позволили ему деформированные кости.
Он больше не боялся.
Он медленно заговорил. Его голос был груб, но Зоск уже владел собой.
- Скажи, что ты не Тэрл из Ко-Ро-Ба.
- Но я Тэрл Кэбот.
- Я прошу тебя, - сказал Зоск и голос его надтреснуто зазвенел от сдерживаемых
эмоций. Он умолял. - Скажи, что ты не Тэрл Кэбот.
- Я - Тэрл Кэбот из Ко-Ро-Ба.
Зоск поднял топор.
Он казался игрушкой в его лапищах. Я знал, что он одним ударом может срубить
дерево. Шаг за шагом он подходил ко мне, занося топор.
Наконец, он остановился передо мной. Мне показалось, что я вижу слезы в его
глазах. Я не двигался, и даже не собирался защищаться. Почему-то я был уверен,
что Зоск не ударит. Он боролся с собой. Его простое лицо исказила гримаса, в
глазах застыла мука.
- Пусть Царствующие Жрецы простят меня! - вскричал он.
Он отбросил топор, который зазвенел на каменных плитах. Зоск опустился на землю
и сел, скрестив ноги. Его большое тело сотрясалось от рыданий. Огромные руки
обхватили голову, слышались низкие гортанные стоны.
В такие моменты с человеком говорить нельзя, так как горийцы считают, что
когда человек скорбит, ему нельзя мешать. Считалось, что каждый может любить,
но не каждому дано искренне скорбеть.
И я пошел, забыв голод и жажду, также все опасности ночного путешествия. Я
должен прийти в Ко-Ро-Ба на рассвете.
Глава 4. СЛИН.
Я шел в темноте, направляясь к городу,стуча по камням копьем, чтобы не сбиться
с дороги и отпугнуть змей. Это было кошмарное путешествие. И глупое. Потому что
глупо было идти сквозь ночь, подвергая себя бесчисленным опасностям, и все
только потому, что я не мог позволить себе отдохнуть, пока снова не поднимусь
на высокие мосты Ко-Ро-Ба.
Разве я не Тэрл из Ко-Ро-Ба? Разве нет такого города? Каждый пасанг говорил,
что есть такой город. Он в конце этой дороги. Но почему дорога так пустынна и
запущена? Почему по ней никто не ездит? Почему так странно вел себя Зоск из
касты лесников? Почему на моем щите, шлеме, одежде нет гордых символов
города Ко-Ро-Ба?
И тут я вскрикнул от боли. Два клыка вонзились в мою икру. Змея ост!
- понял я. Клыки держались крепко. Но это оказалось хищное растение,
которое высасывало кровь из жертв. Я наклонился, вырвал растение из почвы
и отбросил его на обочину. Оно извивалось на земле, как змея. Затем я
вырвал шипы из ноги. Это растение жалит как кобра, втыкая свои шипы в
тело жертвы. Оно действует как насос, высасывая кровь для питания. Я
порадовался, что это не был укус ядовитого оста. Три луны наконец
пробились сквозь густые облака. Я взглянул на вырванное растение и в
серебристом свете лун было видно, что моя кровь смешалась с соком растения
и окрасило его в темный цвет до самых корней. Обычно эти растения
выпалывают с обочин дорог и вообще тех мест, где живут люди. Оно опасно
для детей и небольших животных. Но даже взрослый человек, попав в заросли
этих растений, имеет мало шансов остаться живым.
Я приготовился идти дальше. Свет лун сделал мой путь намного легче. Я спросил
себя, почему бы мне не найти укромное местечко на ночь? Я знал, что это было бы
разумное решение, но я не мог этого сделать. Тысячи вопросов жалили мой мозг, но
я боялся отвечать на них. Только мои собственные глаза и уши могли рассеять мои
страхи. Я боялся узнать правду, но я должен был узнать ее. А правда лежала в
конце этой дороги.
Вдруг до меня донесся запах, очень похожий на запах хорька или ласки, но
значительно более сильный. Я застыл, насторожившись. Я стоял, не двигаясь, и,
насторожившись, незаметно поворачивая голову, осматривая камни и кусты возле
дороги. Мне показалось, что я услышал глухое рычание, а затем вновь
наступила тишина.
Животное, наверно, тоже замерло, чувствуя меня. Скорее всего, это был слин.
Хорошо, если молодой. Я решил, что он не охотился за мной, иначе я не
почувствовал бы его с подветренной стороны. Я стоял неподвижно шесть-семь
минут и затем увидел его, пробирающегося по дороге на шести коротких ногах.
Длинное, покрытое шерстью тело ящерицы, вытянутый нос, вынюхивающий дорогу.
Я облегченно вздохнул.
Это был молодой слин, не более восьми футов длиной. У него не было терпения
опытного зверя. Если он заметит меня, то конечно же, нападет с шипением и
рычанием. Но он исчез в темноте, так и не заметив меня. Это был очень молодой
слин. Он в своей самонадеянности не обратил внимание на слабые следы, которые
довольно часто в хищном и жестоком мире Гора означают границу между
жизнью и смертью.
Я продолжал свой путь.
Черные клубящиеся тучи вновь закрыли три луны. Начал усиливаться ветер. Я
видел тени огромных деревьев ка-ла-на, которые качались в ночи. Их листья
шелестели на ветру. Мне показалось, что собирается дождь. Где-то вдали
сверкнула молния, а через несколько секунд донеслись раскаты грома.
Чем быстрее я шел, тем большее нетерпение охватывало меня. Мне казалось, что я
должен уже видеть огни города. Ветер все усиливался. Он раскачивал деревья,
грозя вырвать их с корнем.
При вспышках молний я пытался рассмотреть надписи на пасангах. Да, все
правильно. Я должен был видеть огни Ко-Ро-Ба.
Но я не видел ничего. Город был погружен в мрак.
Почему не горят огни на высоких мостах? Почему не светятся разноцветными
огнями окна цилиндров? Ведь по свету в окнах можно определить, чем занимаются
в этот час хозяева: болтовней, ужином, любовью... Почему огромные маяки на
стенах города не горят, созывая тарнсменов, вышедших на дальнюю охоту?
Я стоял у камня, пытаясь понять все это. Я был в полном смятении. Теперь, не
видя огней города, я вдруг понял, что не видел огней окрестных деревень,
факелов любителей ночной охоты на слинов. Да, ведь к этому времени меня уже
несколько раз остановили бы ночные патрули!
Ужасные молнии рассекали темное небо, выхватывая из мрака отдельные куски
реальности. Чудовищный грохот оглушил меня. Начиналась буря, ледяной дождь
сек мое лицо.
Мгновенно я промок до нитки. Ветер рвал тунику. Я был ослеплен яростью бури.
